— Зина? Ты где? — крикнул он. — Что там?
— Здесь, Валечка, — раздалось из-за багажника, — я поскользнулась, тут мокро.
Богданов поднялся было, но в этот момент увидел Зину.
— Все в порядке, — улыбнулась она. — А я боялась, что ногу подвернула. Не уезжай, ладно, — попросила она.
— Нет, нет, — заверил он и, дождавшись, когда подруга скроется за дверью подъезда, вернулся в салон. Дав Зине минуту, майор повернул ключ.
Застрекотал стартер.
— Да что ж ты, зараза?! — заревел Валентин, ударяя по рулевому колесу сжатыми кулаками. — Нарочно, да?! Нарочно?!
«Семерка» нахально издевалась над водителем и никак не желала заводиться. Валентин вышел и поднял капот.
«Свечи, что ли? — мелькнуло в голове у Богданова. — Или карбюратор засорился?.. Засорился? Стоп-стоп-стоп! Ну-ка назад отмотаем! Что это моя обольстительница так просто меня оставила? И упала она уж очень удачно… Ну-ка!.. Ах ты бля! — воскликнул майор, поспешивший на место падения подруги. Из выхлопной трубы «жигулей» торчал ненавидимый им представитель семейства цитрусовых — карликовый апельсин, закуска Зинаиды. — Ах ты, сучка!»
Вырвав плод из выхлопной трубы, Валентин сел за руль и завел двигатель. Первым желанием было уехать, но он передумал — пусть думает, что все в порядке. Вставив апельсин на место, Валентин взял ключ и, сделав вид, что копается в моторе, принялся ждать «шпионку».
«Неужели Ромка? — подумал он с досадой. — Друг, старый армейский друг приставил ко мне шпика? — Нет, об этом даже и думать не хотелось. — А сам-то ты как? — спросил он себя. — Разве Сашка Климов тебе не был таким же корефаном, как и Ромка. А что ты сделал с ним? Подставил. И друг его Лешка Ушаков погиб из-за тебя… Ну нет, я не для себя старался! Для дела! Мехметова в сети загонял. Оборотня ловил… На живца?
Живец! — больно резануло по совести. — А ведь сам Сашка мне тогда сказал, что крокодила на живца ловлю!»
От крокодилов мысли естественным образом перешли к Шарпу. Погруженный в нахлынувшие переживания, Богданов не заметил возвращения подруги.
— Что случилось, Валя? — спросила она.
Майор повернул голову и, всмотревшись в лицо
девушки, подумал, что выглядит она так, словно что-то случилось. В глазах появилось незнакомое выражение, не то строгое, не то очень серьезное, казалось, будто Зинаида приняла важное решение, что она хочет что-то сказать Валентину, но никак не может отважиться.
— Не заводится, — проговорил Валентин.
Зина кивнула и протянула руку. На раскрытой ладони лежал искалеченный апельсин.
XCVIII
Куда направиться дальше? Вопрос для Ильи был прост. Мысль ничего не смыслившего в сыскном деле человека текла, как казалось ему, естественным путем.
«Раз ребенок у этой сучки учится, то школа, скорее всего, не за тридевять земель, а рядом с домом!»
Убитая — мать Ирины — сказала, что живет дочь вблизи Белорусского вокзала, а когда он попытал (у старухи со страху отшибло память) ее немного, вспомнила точнее — рядом с Тишинской площадью, недалеко от Дома кино. Сомнений в том, что Романовская не врет, у него не возникало, мучил он ее скорее для порядка, для развлечения: уж больно приятно было ощущать страх, наполнявший комнату.
Илья потратил на очередную жертву полчаса, задавая ей самые нелепые вопросы, давая понять, что от того, устоят или нет его ответы, будет зависеть продолжительность ее жизни — своеобразная лотерея. Теперь, когда Илья перестал подчиняться Логинову, ему доставляло особое удовольствие мучить беззащитную жертву.
Она так старалась не попасть впросак, что Иванов долго не мог прекратить спектакль и уйти, он с удовольствием курил «Марльборо», найденное на столике в гостиной, где и происходила казнь, нарочно оставлял отпечатки пальцев, гасил в пепельнице длинные окурки, представляя себе, как дотошные криминалисты будут запихивать их в пакетики, отвозить на анализ.
Пусть попробуют взять его! Одолеть Великана в день Рагнарёк!
Прежде чем бросить снятую с руки стальную перчатку на изувеченное тело, Илья с некоторым сожалением посмотрел на "нее. Динамик телевизора (Иванов включил его погромче, чтобы исключить эксцессы, связанные с попытками жертвы позвать на помощь) изрыгал бравурные, жизнеутверждающие звуки, играл симфонический оркестр.
На сей раз это был не вальс. Илья почти ничего не понимал в подобной музыке, но тема казалась знакомой.
«Полет валькирий» Рихарда Вагнера», — объявила ведущая, когда оркестр смолк.
— Спасибо, — поблагодарил Иванов и, выйдя на улицу, направился к станции метро. Машину, оставленную возле оздоровительного комплекса, он решил забрать потом — чтобы ехать за ней сейчас, пришлось бы дать большой крюк.
«Берегитесь все! — едва сдерживаясь, чтобы не закричать, внутренне ликовал Илья, шагая по Брестской улице. — Час расплаты близок, наступает день Рагнарёк!»
Теперь он больше не был слепым орудием в руках недостойных. Логинов, или как бы там ни звали его в действительности, оказался лишь чем-то вроде ракетоносителя, который выполнил задачу и был отброшен как ненужный балласт.
Танец Маккоя завершался, оставалось лишь несколько последних па.
XCIX
— Хочешь, бей меня! — с вызовом проговорила Зина, когда они с Валентином сели в машину и он завел двигатель. — Только выслушай и…
— У меня мало времени, — сердито ответил Богданов.
— И все-таки выслушай меня, ты должен! — Ни в голосе, ни в лице девушки не осталось ни тени кокетства.
— Ну.
— Мне действительно поручили следить за тобой…
— Ромка?!
Зинаида порылась в сумочке и вытащила оттуда черный предмет — рацию «уоки-токи» — и передала его Богданову.
— Да, — кивнула девушка. — Но он… Он не сам, я не знаю, кто-то, по-моему, руководит им…
— Что значит — руководит? — строго спросил майор, вертя в руках рацию. — Шаркунов убит…
Зинаида тем временем продолжала:
— Я не знаю. По-моему, Шаркунов тут ни при чем. Роман Георгиевич сорит деньгами, он крупно задолжал кому-то. Я только предполагаю — слышала как-то обрывки разговора, — возможно, это связано с Андреем Александровичем… Это Крымов, он у Шаркунова заведует службой сыска…
— Он тебе приказывает?!
— Нет, Роман Георгиевич сам, он дал мне рацию, показал, как пользоваться, а я домой заехала — переодеться, да и забыла ее… Ничего я не должна была делать, просто сообщать, как идут твои поиски… Но я… я… еще ничего им не сказала…
Богданов мрачно кивнул:
— И все материалы, которые ты с сестрой для меня подбирала…
Он недоговорил:
«Профессионал?! Ха-ха! Лох! Фраер!»
— Выходи, — коротко бросил майор.
Что ни говори, а Зинаида была девушкой… неожиданной, — зачем она сама отдала Валентину злосчастный апельсин? Видела, что майор обнаружил его? Спросить ее он не успел. Вместо того чтобы уйти, Зина обхватила шею Валентина и громко заплакала.
— Прос-ти меня, Ва-а-алечка, прос-ти… — сквозь слезы бормотала она. — Я ведь ни-и-ичего плохого те-е-ебе не сде-е-ела-ала. Я правда в тебя влюби-би-билась… Не бросай ме-е-еня… Не бро-о-о-сай! Пожа-а-алуйс-та-а-а…
— Иди домой, Зина, — проговорил Богданов как можно тверже.
— Не пойд-ду, — девушка еще крепче вцепилась в Валентина. — Не пойду! Не бро-о-осай ме-еня! Там Ленка, Ле-ле-ленка… вся и-и-изби-и-итая, во-о-о-лосы обго-о-орели…
Тут Богданова словно бы по голове ударили:
«Так ведь ее же сестра поехала с Шаркуновым!»
Валентин принялся успокаивать девушку. Сделав несколько затяжек ленинградского «Пегаса», Зинаида закашлялась и, бросив сигарету на пол, подняла на Валентина заплаканные глаза. Истерика закончилась.
— Рассказывай, — произнес майор, включая двигатель и сдавая назад, чтобы развернуться. — По порядку.
— Хорошо, — кивнула девушка.
С
Игорь Владимирович Важнов — он же Кай Кралькович — сразу же сообразил, что никакие «отводы глаз» и прочие «напускания туману» не помогут: рядом с допрашивавшим его крупным, тяжеловатым сорока — сорокапятилетним подполковником находился невзрачный, лысоватенький типчик в очках, этакий замухрышка. Однако от слабого и ничтожного на вид человечка исходила — кто-кто, а Кай Владиславович чувствовал это — огромная сила. Воля его уступала воле самого Кральковича, но о том, чтобы «прокидывать» в его присутствии обычные номера Кай не мог и думать.
