CVI
После отъезда друга прошло уже два часа, и Женька (Микер-Спикер-Хазбулатов) решил, что самое верное дело — пойти погулять.
«С бабушкой лучше, — подумал мальчик. — Она денег дает, а здесь… Все реклама по телику, как включишь: «Съешь «спикере»!», «Слопай «марс»!», «Бесплатно целый… ломтик!» Попробуй тут «съешь», «скушай» или «слопай» «сникерс», «марс» или «сладкую парочку — твикс! твикс! твикс!», когда у тебя денег в кармане только на бесплатный ломтик. Вот Славка колдует себе над зеленой стекляшкой, и ничего ему не надо!»
Книжка у него интересная, тут ничего не скажешь, но не все в ней понятно. Вот, например, не сказано, почему Эйрик превратился в ястреба, Бьёрн в медведя, Тафюр в волка, а Хьюго Хромой в орла? И что означает фраза в конце — «Нас мало, но мы еще есть!». Что еще за «мы»? Получалось, что Славка нахально причисляет себя к избранным, причем даже и не думает включать в их число Женьку. Вот это уже совсем никуда не годилось! От подобной мысли любой почувствует, что его предали.
«Славка — предатель, — твердо решил Женя, приговор был окончательный и обжалованию, по крайней мере до возвращения друга, не подлежал. — И еще! Никакой его дед или там прадед не бог Один! Мало ли одноглазых на свете?!»
Занятый такими мыслями, Женька, сидевший во дворе на лавочке и разглядывавший мысок нечищеного сапога, не заметил, как рядом с ним сел какой-то дядька.
— Привет, — сказал он и улыбнулся.
Лицо у незнакомца было приятным, где-то Женя видел его, наверное, в кино.
«Может быть, он артист?» — предположил мальчик и ответил:
— Здрасте.
Завязался разговор, незнакомец и правда оказался артистом, он снимался за границей, где сыграл роль в фильме, который назывался «Король-убийца» или «Убийственный король».
— Я не видел, — вздохнул мальчик.
Оказалось, что фильм еще не вышел на экраны, но отрывки из него уже показывали в рекламе по телевизору и киногерой, представившийся Ильей, только что вернулся из Голливуда.
— А где же твоя тачка? — Мальчик с недоверием покосился на просто одетого Илью. — В Голливуде все на шикарных тачках ездят, на «фордах», «поршнях» и «плинтусах», то есть на «плимусах».
Илья весело расхохотался.
— На «порше» и «плимутах», — проговорил он смеясь и, видя, что собеседник надулся, вынул из кармана и протянул ему «марс».
— Мне?
— Ну а кому же еще?
Поблагодарив, Женя, не сдержавшись, принялся за угощение, а артист спросил:
— А что, твои друзья так же говорят?
— М-п-што? — отозвался мальчик с набитым ртом.
— Ну, я хочу сказать, они тоже говорят «поршни» и «плинтусы»?
Женя думал довольно долго, но когда от «марса» остался один только бесплатный ломтик, наконец, изрек:
— Да нет, Славка говорит «плимусы», фу ты, «плимутсы». Мы даже поссорились из-за этого.
— А какой это Славка?
— Калачик, Колобок.
— Калачев, что ли?
— Ну… А ты… вы его знаете?
— Нет. Но ты же сказал — Калачик, вот я и подумал…
— А-а… — мальчик успокоился и даже, похоже, обрадовался тому, что артист не знает его приятеля.
— И часто вы ссоритесь?
— Нет, раза два в неделю, — сообщил Женя и добавил: — У него волшебный зеленый камень, он духов вызывает. Но это все ерунда, никаких духов нет, а камень — простая стекляшка.
— Да что ты говоришь? А он дома?
— Кто?
— Твой приятель.
Илья прекрасно знал, что Слава Калачев с матерью отбыли в неизвестном направлении, об этом сообщила Иванову очень подозрительная тетка, живущая ниже этажом. «В Кашин?» — спросил он. «Нет-нет, не в Кашин, что вы, нет!» Она врала, можно было бы разговорить ее, но Илья решил поступить иначе.
Он знал, как найти дом в Кашине, но нужно было убедиться, что Калачева уехала именно к бабушке, а не просто сменила адрес. Выходя из подъезда, он увидел мальчишку. В кармане еще оставался батончик «марса», ими Илья подкреплял физические силы. Он понял — Локи с присущим ему изяществом дает союзнику пас.
— Не-a… Он уехал.
— В Кашин?
— Да… А вы откуда знаете?
— А я фокусник… Показать фокус? — Илья достал из-за пояса револьвер. — Ну как?
— Кольт-«фрон-ти-ер», — по слогам прочитал Женя. — Класс!
— «Фронтир», — поправил Иванов.
Дав мальчику две-три минуты на забаву с револьвером и пообещав заскочить к нему в гости через денек-другой (когда достану патронов), Илья убрал оружие и, мысленно представив себе маршрут к оздоровительному центру, отправился к метро «Маяковская».
CVII
«Как это мне удалось так нажраться? — недоумевал Роман Георгиевич Козлов. — Прям чудеса! — В огромной четырехкомнатной квартире в престижном Крылатском восьмой зам «Исполина» пребывал в полном одиночестве — жену Жанну и дочек Козлов отправил на время каникул на дачу. — И выпили-то вроде немного…»
Все верно, причины задаваться подобными вопросами у председателя общества «Зеленая лампа» безусловно наличествовали и выпил не больше бутылки. Компанию составляли надоеда Шарп и Крымов, присутствовала также Лена, последнюю, правда, вскоре увез Шаркунов, Зинку… Зинаиду Козлов еще раньше сам отправил к Богданову.
Роман поморщился, не совсем ловко чувствовал он себя — следить за другом нехорошо это, ох как нехорошо. С другой стороны, куда денешься — в долгах как в шелках, кредитор приказал, вот и все. Процент поморщился и подумал о Шаркунове:
«Если бы ты, морда жидовская, не был таким скупердяем! Всего две сотни просил-то! Абала-босс![20]»
Президент «Исполина» не только не дал заместителю взаймы двусти тысяч долларов, но запретил также и остальным замам под страхом отстранения от должности ссужать Козлова деньгами.
Роман чуть не выл от обиды:
«Чужим столько отваливаем, а своим!»
Никто не дал ему денег (боялись, что ищейка Крымов пронюхает), пришлось искать кредитора на стороне. Мысль о Крымове также вызывала неприятные ощущения:
«Чего этот шпик от меня хотел? Никогда приятелями не были… А тут давай, Рома, вмажем…»
Вчера Процент искренне хотел послать водителя встретить Валентина, но так наклюкался, что пришлось Мишане вести шефа домой. Козлов посмотрел на часы и присвистнул:
«Это сколько же я проспал?»
Он не поверил циферблату и принялся загибать пальцы. Восемнадцать часов! Ого-го! Еще чуднее было то, что спал Козлов в одежде, чего страшно не любил, и обычно, если случалось заснуть не раздеваясь, быстро просыпался.
«Надо браться за дела!»
Радиотелефон «Панасоник» валялся на кровати, что называется, под ухом. Получалось, что Роман спал так крепко, что не слышал даже и звонков (чтобы за такое время никто не позвонил, и представить было невозможно). Приходилось смотреть на вещи трезво — кто-то приказал начальнику «маленького гестапо» подсыпать в водку Роману снотворное. Но зачем?!
«Неужели Шаркунов? — со страхом подумал Козлов. — Пронюхал про мои дела с кредитором?»
Процент раскрыл аппарат, тот молчал. Это удивило Романа и насторожило еще больше, чем собственная столь необычная сонливость. Причина молчания телефона объяснялась просто — его выдернули из розетки. Козлов вставил штекер на место и, к громадному облегчению, услышал вожделенный гудок.
— Фу ты… — вздохнул Роман, однако не успел он обрадоваться, как открылась входная дверь.
— Мишаня, — позвал Роман, полагая, что пришел шофер, у которого имелся запасной ключ, на случай, если шеф в результате распития спиртных напитков придет (что случалось не редко) в плачевное состояние. — Ты?
В комнату вошли два, как принято выражаться, решительного вида амбала.
— Вы кто? Что?.. Что тако…
— Собирайся, — проговорили хором «сиротки», но прозвучавшее предложение, как тут же убедился Процент, носило чисто риторический характер.
Романа Георгиевича бесцеремонно подхватили под белыя рученьки и, не обращая внимания на вопли: «Мы так не догова…», «Что происхо…», «Куда вы меня та…», поволокли вон из квартиры, не удосужившись даже запереть дверь. Единственный ответ, которым удостоили Козлова амбалы, звучал просто и доходчиво: «Заткнись, сука!»