— Что там? — спрашивает Томас.

— Что-то вроде вопросов насчет годовых экзаменов и вечеринки.

Она направляется к крыльцу.

— Я сказала Нэту и Аманде, что все им четко разъясню, если фильм не затянется на слишком долгое время. Сейчас вернусь.

После того как закрывается дверь, я пихаю Томаса.

— Тебя не волнует, что она вот так берет и уходит?

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, — начинаю я, не зная как продолжить дальше. Думаю то, что время от времени Кармел пыталась помочь мне подружиться с ее друзьями, никоим образом не касалось Томаса. Полагаю, он беспокоится об этом, но не знаю, как тактично подойти к этому вопросу. И к чему, черт возьми, она еще готовится? Я вот уже сдал почти все предметы кроме одного. На протяжении последних нескольких дней занятий учителям действительно нравится нагружать нас. Не то, чтобы я жалуюсь, но все же.

— Ты ж ее парень, — наконец, не подумав, ляпаю я. — Не должна ли она брать тебя с собой и знакомить со своими друзьями?

Не так я хотел выразиться, но он, кажется, не только не обиделся, но и не удивился. Вместо этого он просто широко улыбается.

— В принципе, я не знаю, кто мы друг другу, — тихо отвечает он. — Но знаю точно, что как обычная пара не будем себя вести. Мы разные.

— Разные, — бормочу я, хотя на его лице замечаю мечтательное выражение. — Каждый из нас старается быть не похожим на остальных. Тебе никогда не приходило в голову, что «одинаковый» по какой-то причине считается классическим высказыванием?

— Слишком умная речь для того, у кого девушка умерла в 1958 году, ты не находишь? — отвечает Томас, скрываясь от моего взгляда за глотком содовой.

Я широко улыбаюсь и перевожу взгляд обратно на телевизор.

За окном появляется Анна. Утопая в кустах, она стоит возле дома, пристально наблюдая за мной.

— Иисусе! — я карабкаюсь вверх, елозя спиной по дивану и едва вздрагиваю, пока мое плечо не упирается в стену.

— Что? — Томас также подпрыгивает, сначала осматривая пол, ожидая увидеть там крысу или еще что-то, но затем следует за моим взглядом к окну.

Глаза Анны выглядят пустыми и мертвыми, совершенно впалыми и без каких-либо следов узнавания. Наблюдать за ее морганием равносильно тому, как если следить за аллигатором, рассекающим солоноватую воду. Пока я пытаюсь выровнять дыхание, темные, кишащие червями ручейки крови текут из ее носа.

— Кас, что с тобой? Что случилось?

Я смотрю на Томаса.

— Ты имеешь в виду, что не видишь ее?

Я опять оглядываюсь назад, на окно, наполовину ожидая и желая, чтобы она исчезла, но она все еще неподвижно стоит там. Томас прочищает окно, поворачивая головой, чтобы хоть что-то рассмотреть в отражении света. Он выглядит напугано. Нет никакого смысла в этом, раз уж он ее не видит. Он же, блядь, весь такой из себя чертов ведьмак.

Я больше этого не вынесу. Я соскальзываю с дивана и направляюсь к входной двери, открываю и наталкиваюсь на крыльцо. Все, что я замечаю, это удивленное лицо Кармел, наполовину прислоняющей трубку к уху. Кроме тени в кустах перед окном никого нет.

— Что происходит? — спрашивает Кармел, когда я спускаюсь вниз по ступенькам и направляюсь через кусты, расчищая себе путь исцарапанными от ветвей руками.

— Дай мне свой телефон!

— Что? — в голосе Кармел появляется дрожь. Мама тоже сейчас вышла наружу, поэтому теперь все трое выглядят напуганными, хотя и не знают, чем, собственно, вызван их страх.

— Просто брось его мне сюда, — кричу я, и она подчиняется. Я нажимаю на кнопку и направляю голубоватый луч света на землю, стремясь обнаружить отпечатки следов на грязи или какие-либо другие признаки вторжения. Но все чисто.

— Что? Что там такое? — выдавливает из себя Томас.

— Ничего, — громко отвечаю я, подсознательно не соглашаясь с этим выводом. Был ли это плод моего воображения или нет, но я видел ее и когда тянусь в карман за своим атаме, он холодный словно лед.

Спустя десять минут, находясь на кухне, мама ставит передо мной на стол дымящуюся кружку. Я подношу ее к себе и втягиваю носом.

— Это не зелье, а всего лишь чай, — рассержено сообщает она. — Декофеинизированный[17].

— Спасибо, — отвечаю я, делая небольшой глоток. В нем нет ни кофеина, ни сахара. Не знаю, под силу ли горько-темной жидкости помочь успокоиться. Я делаю вид, что вздыхаю и поудобней устраиваюсь в своем кресле.

Томас с Кармел украдкой обмениваются взглядами, что не остается незамеченным моей матерью.

— Что? — спрашивает она.

— Что ты знаешь?

Кармел смотрит на меня так, словно просит разрешения, и, когда я молчу, она рассказывает ей о том, что со мной приключилось в торговом центре: как я спутал один наряд с платьем Анны.

— Честно говоря, Кас, ты стал вести себя довольно странно, после того случая на прошлой неделе в Гранд-Мараис.

Мама наклоняется над столом.

— Кас? Что происходит? И почему ты ничего не рассказал мне о торговом центре?

— Потому что мне нравится все держать в секрете, — очевидно, трюк а-ля прикинуться дурачком, так просто не пройдет. Они же продолжают пристально на меня смотреть. Чего-то ожидая.

— Все потому, что…я думаю, что видел Анну. Вот в чем причина, — отвечаю я, снова делая небольшой глоток чая. — А когда мы были в Гранд-Мараис, на сеновале, кажется, я слышал ее смех, — затем трясу головой. — Было такое чувство…я не могу его точно описать. Словно за мной следовали по пятам.

Слетевшие с губ слова над поверхностью кружки отчетливо разнеслись по всей комнате. Они считают, что у меня галлюцинации. Поэтому жалеют. «Бедный Кас» — это первое, что читается на их лицах, словно к щекам прибавилось еще несколько лишних фунтов веса.

— Атаме тоже ее видит, — добавляю я, и эти слова привлекают их внимание.

— Может, следует позвонить завтра утром Гидеону? — размышляет мама. Я киваю, соглашаясь. Хотя и знаю, что он считает так же, как они. Тем не менее, он самый близкий эксперт по атаме, с которым я знаком.

За столом воцаряется тишина. Они скептически смотрят на такое положение дел, и я их не виню за это. Как ни крути, с тех пор, как Анна ушла, я ждал этого момента.

Сколько раз я представлял ее, сидящей рядом со мной? Миллион раз за день ее голос звучал в моей голове, слабо пытаясь наладить разговор, шанс, который мы тогда упустили. Иногда я воображаю, будто мы нашли другой способ покончить с Чародеем, которому не удалось перевернуть все здесь вверх дном.

— Ты считаешь, что это возможно? — спрашивает Томас. — Я имею в виду, это действительно так?

— Грани плоскостей миров не могут пересекаться, — отвечаю я. — Так считает Гидеон. Такого просто не может быть. Но у меня такое чувство, словно она пытается достучаться до меня. Я не слышу, что она говорит.

— Все так запутано, — шепчет Кармел. — Что ты собираешься дальше делать? — сначала она смотрит на меня, а затем переводит взгляд на Томаса и маму. — Что нам всем дальше делать?

— Если я прав, тогда выясню, — отвечаю я. — Или же буду оставаться сумасшедшим по официальной версии. Но, если все же я окажусь прав, я выясню, чего она хочет. Что ее гложет. Мы все обязаны ей помочь.

— Ничего пока сам не предпринимай, — отзывается мама. — До тех пор пока я не поговорю с Гидеоном. Пока полностью не разберемся в этой ситуации. Мне это не нравится.

— Мне тоже все это не нравится, — соглашается Кармел.

Я смотрю на Томаса.

— Не знаю, согласен я с таким раскладом или нет, — он пожимает плечами. — Я имею в виду, что Анна была нашим другом или типа того. Поэтому не могу поверить, будто она хочет нам навредить или просто напугать. В первую очередь меня сейчас волнует атаме. Он реагирует на нее. Все-таки стоит поговорить еще об этом с Морфаном.

Все пристально смотрят на меня.

— Хорошо, — говорю я. — Подождем.

Но не слишком долго.