Я случайно встречаюсь взглядом с Кристи.

— Продолжишь разговаривать в таком духе, и ты покойница.

Она моргает, пытаясь определить, шучу ли я, в то время как я сохраняю каменное выражение лица. Эти слухи о нас на самом деле такие смешные.

Затем они молча проходят дальше.

— Забудь о них. Если бы они там были, они бы точно набрались.

— Ты прав, — говорит он, выпрямляясь. — Послушай, извини за субботу. Я выглядел таким придурком, когда свешивался из двери. Спасибо, что спас мою шкуру.

Во второй раз за день у меня застревает комок в горле то ли от благодарности, то ли от удивления. Затем я проглатываю.

— Не стоит благодарности, — «просто помни, кто стал причиной тому». — Не было ничего особенного.

— Конечно, — он пожимает плечами.

В первом семестре мы с Томасом вместе сидим на физике. С его помощью я смогу дотянуть до А-высшей отметки. Все то дерьмо о различных точках опоры и массы, умноженной на скорость — для меня все равно, что изучать греческий, но Томас легко справляется с этим. В нем, должно быть, что-то есть от ведьмы; он определенно понимает и знает, как совладать с такой силой. По дороге в класс, мы проходим мимо Кейт Хичт, которая силится смотреть в другую сторону так долго, как только может. Интересно, начнет ли она сейчас тоже обо мне сплетничать? Думаю, я бы понял ее, реши она так поступить.

Я смотрю на Кармел мельком, пока наш совместный пятый урок мы планируем провести в читальном зале. Несмотря на то, что в нашем странном трио, охотившимся на призраков, она считается третьим лишним, ее статус Первой дамы нисколечко не пошатнулся. Ее общественный график как всегда заполнен до краев. Она входит в состав студенческого совета, а также принимает участие во множестве скучных комитетов по сбору средств. Очень интересно наблюдать, как она мечется между этими двумя мирами, но все же без проблем может окунуться как в один, так и в другой.

Когда я добираюсь до читального зала, то сажусь, как обычно, напротив Кармел. Томаса еще нет. Могу сразу с уверенностью сказать, что в отличие от последнего, она не так просто прощает человека. Когда я опускаюсь на стул, ее глаза едва мерцают в свете ноутбука.

— Тебе действительно нужно постричься.

— Мне нравится, когда они немного длиннее.

— Но мне кажется, так они лезут тебе в глаза, — говорит она, смотря прямо на меня. — Они лишают тебя возможности замечать очевидное.

На мгновение мы смущенно опускаем глаза, и у меня возникает чувство, словно я почти прижат, как бабочка под стеклянной витриной, поэтому, думаю, она заслуживает, по крайней мере, простого извинения.

— Извини за субботу. Я оторопел, поэтому вел себя как дурак. Знаю, что это так. Опасно, когда ты…

— Давай сразу к делу, — говорит Кармел, жуя жвачку. — Что тебя беспокоит? В том амбаре ты колебался. Там, на чердаке, ты мог с легкостью покончить с призраком. Нога Томаса свисала, а его оголенный живот, можно сказать, словно преподносили призраку на блюдечке с голубой каемочкой.

Я глотаю. Конечно, она заметила. Кармел никогда и ничего не упускает из виду. Я открываю рот, но ничего разумного не могу сказать. Она протягивает руку и касается моей.

— Нож не так уж и плох, — тихо сообщает она. — Так говорит Морфан. Твой друг Гидеон тоже так считает. Но если ты сомневаешься, может, стоит взять небольшой перерыв? Кому-то будет очень больно.

Томас опускается рядом с Кармел, переводя взгляд с меня на нее и обратно.

— О чем разговор? — интересуется он. — Вы, ребята, выглядите так, словно кто-то умер.

О, Боже, Томас, ты допускаешь такие рискованные высказывания.

— Ни о чем, — отвечаю я. — Кармел просто обеспокоена тем, почему в субботу я колебался.

— Что?

— Он колебался, — отвечает Кармел. — Еще на сеновале он мог убить его, — она перестает говорить, как только мимо нее проходят двое детей, — но он этого не сделал, хотя меня и смутил вид неправильных зубьев вил.

— Но сейчас-то с нами все в порядке, — улыбается Томас. — Работа выполнена.

— Он не имел силы над ним, — продолжает Кармел. — Ему просто интересно, является ли его нож все еще злом.

Мне действует на нервы, когда все говорят обо мне так, словно меня здесь нет. Минуту или около того они перемывают мне кости: Томас слабо меня защищает, а Кармел утверждает, что мне нужно пройти как минимум шесть сеансов паранормальных консультаций прежде, чем я вернусь к работе.

— Ребята, вы не возражаете, если мы немного задержимся после уроков? — внезапно спрашиваю я.

Когда я указываю головой на дверь и встаю, они следуют моему примеру. Монитор читального зала задает несколько вопросов о том, куда мы направляемся или что, собственно, вытворяем, но мы не останавливаемся. Кармел просто выкрикивает типа «А я забыла свою абонементскую карточку», пока мы проходим через дверь.

Мы припарковались у площадки для стоянки и отдыха № 61, сидя в серебристом Ауди Кармел. Я нахожусь на заднем сиденье, а они, скрючившись на своих передних местах, смотрят на меня. Они терпеливо чего-то ожидают, из-за этого мне становится еще хуже. Не помешало бы небольшого толчка.

— Ты была права в своих доводах, — наконец, говорю я. — А также в том, что у меня до сих пор есть вопросы по поводу ножа. Но ни в коем случае нельзя это связывать с субботой. Такие вопросы не освобождают меня от моей работы.

— Так в чем тогда была проблема?

В чем? Понятия не имею. В тот момент, когда я услышал ее смех, перед глазами расцвела в алом Анна, доказывая, кем же она все-таки была на самом деле: не только умной, бледной девушкой в белом платье, но и богиней с темными прожилками, одетой в кровь. Она была так близко, что я мог коснуться ее, но адреналин давно иссяк, к тому же на дворе уже был день. Поэтому, возможно, ничего и не было. Просто принял желаемое за действительное. Но я привел их сюда, планируя все рассказать, поэтому отступать дальше некуда.

— Если бы я вам сказал, что не могу отпустить Анну, — говорю я, глядя вниз на черный половой коврик Ауди, — и мне нужно убедиться, что с ней все в порядке, вы бы меня поняли?

— Конечно, — отвечает Томас. Кармел в это время отводит взгляд в сторону.

— Я не сдамся, Кармел.

Она заправляет светлый локон волос за ухо, виновато опуская взгляд.

— Знаю. Но ты уже месяцами топчешься на одном и том же месте. Мы все.

Я печально улыбаюсь.

— И что с того? Сил больше нет?

— Конечно, это не так, — рявкает она. — Мне нравилась Анна. А даже если бы и не нравилась, она все равно спасла наши жизни, но то, что она сделала, жертвуя собой, предназначалось лишь для тебя, Кас. Поступив так, она желала лишь одного: чтобы ты жил дальше. А не ходил вокруг полумертвым, тоскуя по ней.

Мне нечего на это возразить. Ее слова в значительной степени вгоняют меня в депрессию. За эти несколько месяцев я стал почти психом, не имея ни малейшего представления, что случилось с Анной. Я представлял всевозможный ужас, который только мог с ней приключиться, уготованный ей судьбой. Было бы намного легче объяснить, почему отпускать ее так трудно. Скорее всего. Но на деле все обстоит не так. Проблема в том, что Анна ушла. Когда мы познакомились, она уже была мертва, тогда я лишь собирался отправить ее назад в землю, но никак не отпускать от себя. Возможно, когда она ушла, мы надеялись, что все уляжется и забудется. Она мертвее мертвого, поэтому я должен был радоваться такому исходу; но вместо этого я так разозлился, что не мог отчетливо думать. Совсем не ощущается, будто она ушла. Все совсем наоборот: словно ее у меня украли.

Через минуту я трясу головой, тихие и искусные слова слетают с моих губ.

— Знаю. Послушайте, может, нам всем нужно на некоторое время остыть. Я имею в виду, что ты права. Это небезопасно, и, черт возьми, мне жаль, что так вышло в субботу. Правда.

Они отвечают, что не нужно об этом беспокоиться. Томас уверяет, что ничего смертельного не случилось, а Кармел шутит, что ее почти насадили на гарпун. Они ведут себя так, как и следует лучшим друзьям, но я внезапно начинаю чувствовать себя полным мудаком. Мне нужно трезво мыслить и потихоньку привыкать к тому, что я больше никогда не увижу Анну прежде, чем действительно сделаю кому-то очень больно.