После разговора с Егор Егорычем Русаков, идя по проулку, встретил Валерку. Тот перелезал через плетень соседского огорода.

— Ты чего по чужим огородам шныряешь? — строго спросил Русаков.

Валерка покраснел.

— Тетя Мотя попросила ей плетень поправить.

— А ты сначала поправил, а затем ломаешь?

— На Хопер я, купаться, а здесь путь короче.

Русакову пришли на память слова Валеркиного отца: «Прозевал, упустил жар-птицу — не твоя, значит, судьба, так и останешься навечно…» И он пытливо глядел на мальчишку. С виду Валерка худенький, чернявый, смотрит простодушно и открыто.

— Говорят, ты в город собираешься? — спросил Сергей.

— Не знаю. Как батя решит.

— Как батя? — удивился Сергей. — А у тебя головы своей нет?

— Есть. А мне что?

— А хочешь быть комбайнером? — вдруг спросил Русаков. — На самоходный посадим, новейшей конструкции дадим.

По лицу мальчишки пробежала ухмылка. Только уважение к дяде Сереже мешало ему ответить на шутку шуткой.

— Ну, так как? — повторил Сергей вопрос.

— Хочу. Да кто меня возьмет? — по-взрослому и недоверчиво вымолвил Валерка. — На комбайнера надо учиться.

— Надо, и мы тебя возьмем.

— Возьмете? Это хорошо, — неопределенно и опять недоверчиво отозвался мальчик. — Да отец-то не согласится.

— Почему же не согласится? Специальность — отличная. И тебе по душе.

Валерка кивнул и торопливо, видимо опаздывал на Хопер, где договорился встретиться с ребятами, побежал по проулку. Но отбежав метров десять, вдруг обернулся и крикнул:

— Дядя Сережа!

— Ну, что тебе?

— Я хочу… Я согласен. Смотрите же, не забудьте про то, что сказали.

— Хороший хлопец, — вслух подумал Сергей, проводив глазами подростка.

Попав вскоре после собрания в Александровский колхоз, Волнов не стал искать председателя и агронома, а прямым путем поехал к Остроухову.

Механик принял гостя радушно. Повел его к тракторам.

— Вот, Петр Степанович, положение с уборкой горячее, полевое сражение, можно сказать, а мы ухитряемся трактора на профилактику ставить… Хвастаюсь — уж извините!..

— Это здорово! А председатель не злобится? Они, председатели, всегдашние противники профилактики в это время.

— Чернышев — председатель понимающий. У нас ведь график разработан и правлением утвержден.

Остроухов скрыл недавнее утреннее происшествие; Чернышев, узнав, что механик поставил на техуход сразу несколько тракторов, завелся, как говорят трактористы, с полоборота.

— А кто мне будет зябь пахать? Немедленно в борозду!

— А график, Василий Иванович?

— Пошел ты со своим графиком…

Не таков Остроухов, чтобы из-за техухода ссориться с председателем. Он тут же приказал пустить к обеду трактора в борозду. Волнову же об утреннем наезде председателя и словечка не сказал.

— Председатель наши нужды понимает, Петр Степанович.

Механизаторы на него не в обиде — чуткий Василий Иванович, всегда сам все выслушает, запишет — и сделает… Агроному-то при нем вольготно: авторитет себе завоевывает на популярности председателя. На такой благодатной почве и всякий вырастет…

Волнов был согласен с Остроуховым. «С головою человек… И себе на уме, — подумал он о механике. — Если будет надо, вполне заменит Русакова».

Остроухов пригласил Волнова в избушку, угощал чаем, и они долго говорили. Вспомнив добрым словом МТС, оба пожалели, что в районе нет такой организации, о которой говорил на партсобрании Остроухов. Волнову нравились мысли механика, и он, посматривая на его отливающее желтизной заросшее лицо, все время ловил себя на мысли: «Хороший мужик, пьет вот только, но очень даже нужный мне…»

Дни были для комбайнера страдные, ни одной свободной минутки — чего там, в бане некогда вымыться.

Еще в старину говорили, что любовь сильнее усталости. Мягкая синева ложилась, будто туман, на поле, и Катенька, шагая по колючему жнивью, махала белым платочком Ивану. Иван остановил комбайн.

— Ну, как там на току, работяги, — веселый, с запыленным лицом, встретил он зазнобу.

— Как всегда, — спокойно отвечала Катенька. — Приезжал Чапай. Погибну, говорит, я с вами, девоньки… Ведь хлеба-то сколько! Так я уж вас прошу, по-военному. А тетка Авдотья ему как резанет: ты бы, председатель, по стаканчику поднес, работа веселей пошла бы, это уж так…

— Знаешь, Катенька, не махнуть ли нам на Хопер? — вздохнул Иван. — Вода теперь, что парное молоко… — И как бы оправдываясь перед Катенькой: —А что? Потом я наверстаю. Я сегодня должен две нормы дать. В отместку Шелесту.

— Опять с ним споришь?

— Да нет, так просто — интересно. Его завести легче, чем мотор у комбайна.

Дорога круто спускалась прямо к Хопру. Вправо — лесные массивы, Галыгино. А там внизу, поближе к Хопру — сама Александровка. Вот здесь Хопер делает заворот — и с пригорка кажется, до него рукой подать.

Вода действительно парная. Тело нежится, и сразу становится легко. Иван, сильными, ловкими взмахами разрезая воду, выплыл на середину реки.

— Катенька, жми сюда…

— Что ты, Иван… Я так не сумею.

Катенька держится ближе к берегу. А Иван орет на весь Хопер:

— Да разве так плавают! Родилась на Хопре, а плаваешь по-собачьи…

Потом они сидят на песке, и Иван вроде незаметно, игриво бросает песок на ноги Катеньки.

— Не надо, Иван.

— Вот я думаю, Катенька, что прав Бедняков. Надо косить на прямую…

— Ты о чем, Ваня?

Иван берет ветку и на песке рисует загоны.

— Так это ж дело твоего брата.

Иван усмехнулся.

— Сережка одержимый — это правда, но не все иногда в нашей власти. Поняла?

— Нет, не поняла.

Вдруг Иван вскочил и, схватив белье, потащил Катеньку в кусты.

— Ты что?

— Батька твой.

По берегу вниз, прямо к тому месту, где они сидели, неторопкой походкой шел Кузьма. Подошел, постоял немного и, закурив папироску, так же неторопко пошел вдоль берега. Иногда он взмахивал рукой, будто с ним рядом был собеседник. Но слов его слышно не было. Наблюдая за ним из-за кустов, Иван сказал Катеньке:

— Неужто выследил?

— Да нет, Ваня. Он, наверно, перемет поставил…

— Ну, мне пора… Приходи вечером в поле, — Иван озорно подмигнул Катеньке. — Бате приветик от меня!

Иван оглянулся и увидел сбоку от комбайна на стерне широкую и грозную фигуру Кузьмы. Старик внимательно из-под лохматых бровей следил за его работой.

Иван остановил комбайн, не ожидая в поле столкнуться с Кузьмой. «Неприятная встреча», — подумал он. Но Кузьма, шевеля усами, видимо, меньше всего думал о переживаниях Ивана.

— Хорошо работаешь, — неожиданно сказал Кузьма, хмуря брови. — Потерь почти нет…

— Дожди замыли, дядя Кузьма, — отозвался Иван.

— Иди сюда, — позвал Кузьма.

Иван слез с комбайна, подошел. Старик помолчал, потом ковырнул сапогом стерню.

— Надо на прямую косить, — сказал он.

— Установки нет, дядя Кузьма, — шутливо заметил Иван.

— Установки? — вскипел Кузьма. — До каких же пор вам будут нады установки? Установки дает сама погода — вот наша установка. А говорят, ты еще на агронома учишься… Мозговать надо. — Он разжал ладонь, и на землю посыпались зерна.

— У раздельной уборки есть тоже преимущества, — подал голос Иван.

— Сам знаю. Не первый год на свете живу. Да погода-то какая? Все спреет в валках. Здесь надо сразу брать, как на фронте, приступом, пока пшеничка в руки дается… Ты об этом скажи Сергею.

— Хорошо, дядя Кузьма, скажу. Я и сам так думаю.

— Вот и ладно! — похвалил Кузьма.

Сергею нужно уже было идти в поле, но он никак не мог найти свой новый плащ, привезенный из Пензы… «Опять небось Иван форсит», — огорчился Сергей и накинул старенький, в пятнах и дырах, видавший виды плащ.