— Все эти новые мысли никак не уложатся толком в моей голове, — вздохнул сэр Ховард. — Думать о них — это как наблюдать целый новый мир. А все мои старые идеи и взгляды разваливаются на кусочки, растворяются, как кусок сахара в чашке с чаем. Весьма… неприятный процесс. Чтобы взять хороший старт, мне следовало бы попасть сюда еще десять лет назад.

— Нет.

— Ну брось, Салли. Ведь ты же любишь меня, верно?

— Это была не любовь.

— А что же тогда?

— Скорее всего — средство для достижения цели.

Опять эти проклятые слова из словаря. Сэр Ховард почувствовал вспышку злости. Стоило ему вспомнить об Уоррене Келли, как в голову пришло язвительное и довольно оскорбительное замечание. Однако свойственная рыцарю добропорядочность заставила его проглотить вертевшуюся на языке колкость.

— Но почему?

Девушка наживляла крючок. Лодка слегка покачивалась на воде на тяжелых, свинцово-снежных кучевых облаках, громоздившихся над горой Маленький Лось и отражавшихся в крошечном Хитром озере.

— Так уж вышло. Может, ты еще не заметил, но мы очень много работаем. Нашей работой является Организация, и мы искренне считаем, что Организация — самое важное дело на свете. Вдобавок, как-то мы должны себя прокормить. Поэтому времени на всякие отношения… назовем их личными… у нас просто не остается.

— Боюсь, мне никогда не понять тебя, Салли, — пробормотал сэр Ховард.

Он и в самом деле не мог ее понять. С одной стороны, она вела себя совсем не так, как простолюдинка. Он отлично знал, что любая девушка из низшего класса была бы для него легкой добычей. С другой стороны, любая из знакомых ему благородных девиц ужаснулась бы при одной мысли, что ей предстоит насадить на крючок живого, злобного рака, не говоря уж о том, чтобы потом чистить пойманную рыбу и варить уху. И все же не было никаких сомнений, к какому классу она принадлежит. Конечно, к высшему. У него просто не укладывалось в голове, что она может быть девушкой из низов. Как бы то ни было, он готов поставить с ног на голову всю феодальную систему, — к которой сэр Ховард за последние дни окончательно перестал питать какое-либо почтение — лишь для того чтобы эти люди, к которым относилась и Салли, оказалась на самом верху.

— Есть и другая причина, — продолжала она. — Дядюшка Хоумер сказал, что ты, скорее всего, присоединишься к нам через день или через два. Я имею в виду — официально. Надеюсь, так оно и будет. Однако очень важно, чтобы ты принял такое решение не по личным мотивам. Если же такие мотивы играют для тебя главную роль, лучше будет отказаться от них прямо сейчас.

— Но почему? Что ты видишь плохого в личных мотивах?

— Видишь ли, изменив свое мнение по личным причинам, ты можешь потом изменить его по любому другому поводу. Как же ты не понимаешь сам, болван! Разве могут быть твои отношения с одной девушкой важнее судеб всей человеческой расы, важнее будущего всех известных и миллионов неизвестных тебе людей? — девушка не сразу услышала треск катушки. Промедлив несколько секунд, она привычным движением подсекла рыбу, и вскоре в лодку шлепнулся очередной бычок-подкаменщик. Сэр Ховард уже успел изранить себе руки о колючие плавники этих уродливых тварей, но девушка схватила рыбу так же уверенно, как рыцарь хватался за рукоять меча.

— Черт бы их побрал! — проворчала она. — Они проглатывают крючок вместе с наживкой. Попробуй потом вытащи. Надо будет прогуляться на озеро Маленький Лось, там рыба ловится на блесну.

Возвращаясь с рыбой в лагерь, они прошли мимо Лаймана Хааса. Тот бросил взгляд на мрачное лицо рыцаря и понимающе улыбнулся. Сэр Ховард подумал, что эта ухмылка задела его сильнее, чем обычно.

— У вашей организации есть какое-нибудь название? — спросил сэр Ховард. — Вы все время просто говорите «мы».

— Никаких названий, — ответил Элсмит. — Всего лишь Организация. Название сделает нас более уязвимыми, а мы не хотим давать им ни единого шанса. Теперь, пожалуйста, закатай рукав, — Элсмит поднес шприц к свету.

— Эта штука будет действовать на меня долго?

— Нет, просто на какое-то время ты почувствуешь себя чуть-чуть пьяным и слегка беззаботным. Такое средство прыгуны используют на допросах третьей степени. Оно гораздо лучше любой пытки, поскольку можно быть уверенным, что пленник действительно скажет правду, в которую верит он, а не ту, которую хотелось бы услышать его мучителям.

— Я должен дать клятву?

— Клясться ни к чему. Мы исходим из положения, что заявление о своих намерениях ничем не хуже любой клятвы, если человек говорит, не скрывая своих мыслей. Люди порой меняют свои идеалы. Когда они это делают, то всегда легко находят оправдание нарушению обетов.

— Скажите, был ли Фрэнк одним из вас?

— Да, был, — поколебавшись, ответил Элсмит. — Но, конечно, он входил в Организацию под другим именем. У нас не было ни малейшей возможности предупредить его. Его непосредственный руководитель, который обычно докладывал мне о положении дел, исчез двумя месяцами раньше. Мы знали об этом, но так и не смогли восстановить связь с твоим братом.

— Значит, здесь находится центр вашей Организации? — Брови сэра Ховарда недоверчиво поползли вверх.

Ему-то казалось, что вокруг не происходит ровным счетом ничего. Во всяком случае, ничто не указывало на лагерь как на штаб-квартиру всемирного заговора.

— Верно. Я понимаю, о чем ты думаешь. Возможно, ты не обратил внимания, что за последнее время тебя несколько раз тактично уводили из лагеря? Тогда здесь проходили совещания.

Рыцарь удивился. Он никогда не думал об этом. Только сейчас начал понимать, насколько грандиозные усилия вкладывали заговорщики в свое дело. Импровизация в такой деятельности не годилась, требовались долгие годы тщательной и опасной работы.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Элсмит.

— Слегка кружится голова.

— Очень хорошо, мы начинаем. Знаешь ли ты, Ховард ван Слик, что…

— Проверку ты прошел великолепно, мой мальчик. Я очень рад; думаю, ты будешь отличным работником. Могу добавить, что если бы дело повернулось иначе, ты уже никогда не ушел бы отсюда живым.

— Что? П-почему? Как?

Элсмит сунул руку под рубашку и вытащил из-за пояса пистолет прыгунов.

— Это тот самый пистолет, который был у убитого тобой прыгуна. Ты даже не заметил, как Салли подобрала его, спрятав под одеждой, верно? Ты и не должен был заметить. Салли хорошо знает свое дело. Причина, по какой мне пришлось бы при необходимости использовать его, очень простая. Ты слишком много знаешь. Обычно в лагерь могут попасть лишь опытные и хорошо проверенные члены Организации. Салли никогда не привела бы сюда тебя и Хааса, — между прочим, он еще в прошлый четверг вступил в наши ряды, — если бы не чрезвычайные обстоятельства. Надо было срочно найти место, где можно скрыться. У тебя оказались слишком хорошие задатки борца, и нельзя было допустить, чтобы ты попал в их руки. Поэтому мы решили дать тебе шанс. Ну, а если бы мы ошиблись, что ж… мы не имели права допустить, чтобы Организация оказалась отброшенной назад на многие годы.

— Вы считаете, это было бы правильно? — спросил сэр Ховард, разглядывая носки своей обуви. — Я имею в виду, соответствовало бы мое… устранение… вашим идеям? В том случае, если б я не захотел оставаться здесь.

— Нет. Это было бы несправедливо, но — необходимо! Надеюсь, настанет день, когда мы сможем позволить себе поступать по справедливости и по закону. Оправдывать несправедливость необходимостью — отвратительное дело. Именно так люди пытаются придавать видимость законности самым зверским преступлениям.

— Попробуй еще раз, ван Слик.

Сэр Ховард послушно повернулся и снова прошелся по комнате, чувствуя себя круглым дураком.

— Нет, так не пойдет. В твоей походке слишком много самодовольства, — заметил Хаас.

— Сама не могу понять, почему, но даже когда на нем нет доспехов, слышишь звяканье лат, — подхватила Салли Миттен. — Наверно, из-за того, что хрустят суставы, когда он на каждом шагу выбрасывает ноги вперед.