— Почему? Я думал, он заинтересован в нашем проекте.

— Он слышал, что на подобных приемах устраивают бой зверей, а он ненавидит жестокость. Что касается меня, то наутро после приемов у меня болит голова. Я лучше останусь дома и буду читать «Аббека и Данжи».

— На гозаштандоу, в оригинале? Все двести шестьдесят четыре песни?

— Конечно, — ответил Мжипа.

— Да, как ужасна судьба интеллектуала! Кстати, вы обещали на следующий день дать мне необходимые средства для маскировки.

— Хорошо, что вы напомнили мне, — кивнул консул, порылся в ящике стола и достал оттуда сверток. — Здесь достаточно для вас обоих: краска для волос, уши, антенны и прочее. Земляне сейчас уже не используют это в Балхибе, но вам придется.

— Спасибо, Перси.

Фаллон шел по городу, напряженно размышляя. Вначале он не без борьбы подавил желание напиться так, чтобы, когда он протрезвеет, проклятый прием уже окончился. Затем, поскольку выдался очень хороший день, он решил прогуляться к городской стене, а не возвращаться сразу домой.

Он не хотел ссориться или порывать с Гази; с другой стороны, будет буря, если он просто скажет ей правду. Конечно, он совершил ошибку, не прочитав все на карточке. Он показывал ее Гази, так что она тоже могла заметить роковую фразу. Но говорить ей об этом сейчас не стоило.

Ближайший участок стены находился на востоке, прямо напротив его дома, там, где тянется от дворца на холме до ворот Луммиш. Большая часть пространства между дворцом и этими воротами была занята казармами регулярной армии Балхиба. В казармах квартировали части, расположенные в столице, плюс офицеры и военные, откомандированные на другие службы. Одним из таких военных был капитан Кордак, командовавший отрядом гражданской гвардии в районе Джуру.

Воспоминание о Кордаке дало ему новую пищу для размышлений. Возможно, если он будет действовать правильно…

Он направился к баракам и вскоре увидел капитана, протиравшего свои очки.

— Хэлло, Кордак! — сказал Фаллон. — Как живет регулярная армия?

— Приветствую вас, мастер Энтане. Отвечая на ваш вопрос, должен сказать, что жизнь в армии затруднительна, но это кое-чем компенсируется.

— Новые слухи о войне?

— Эти слухи продолжают летать, как неразумные акебаты, но их не больше, чем раньше. Ко всему можно привыкнуть. Человек, выживший после чумы бамбир, больше не боится ее. Но, зер, что привело вас сюда, в это угрюмое помещение?

— Я в затруднении, мой друг, — ответил Фаллон, — и только вы можете помочь мне.

— В самом деле? Я благодарю вас за похвалу, но надеюсь, вы не взвалите слишком большую тяжесть на мой хрупкий болотный камыш.

Фаллон рассказал о своей ошибке и добавил:

— Вы ведь хотели возобновить свое знакомство с миссис Гази?

— Да, зер, из-за старых воспоминаний.

— Если я заболею и лягу в постель, конечно, Гази будет разочарована.

— Конечно, будет, — сказал Кордак. — Но что за необычная суматоха из-за приема? И почему просто не сказать ей, что идти нельзя, и не отправиться с ней в другое место?

— Но я-то должен туда идти. У меня деловое свидание.

— О! И что же тогда?

— Если вы случайно зайдете ко мне домой в одиннадцатом часу, вы порадуете больного и затем предложите утешить Гази, взяв ее с собой.

— И куда же я должен буду повести эту хорошенькую маленькую шалунью?

Фаллон сдержал улыбку, подумав о весе Гази.

— Вечером в Сахи возобновляют постановку «Заговорщиков» Хариана. Я заплачу за билеты.

Кордак почесал подбородок:

— Не совсем обычное предложение, но… Клянусь Бакхом, я согласен, мастер Энтане. Капитан Квум задолжал мне одно дежурство, и я пошлю его за себя. Значит, в одиннадцатом часу?

— Да, пожалуйста. И не торопитесь возвращаться с ней домой.

Заметив блеск в глазах Кордака, Фаллон добавил:

— Вы понимаете, я всего лишь хочу немного развлечь ее.

Придя домой, Фаллон застал Гази по-прежнему в приподнятом настроении. После ленча он прилег с занидской пятидневной газетой «Рашм» (это мифологическое имя в переводе означало приблизительно «громовой»). Скоро он начал жаловаться на боль.

— Гази, что было в этой еде?

— Ничего необычного, мой дорогой. Лучший бадр и свежевыловленный эмбар.

— Гм, — Фаллон не испытывал обычного для землян отвращения к эмбару, большому беспозвоночному животному, внешне напоминавшему смесь таракана с омаром. Но общеизвестно, что мясо этого животного быстро портилось и могло послужить причиной болезни. Немного позже он начал корчиться как бы от боли и стонать, перепугав Гази. Миновал еще час: Фаллон лежал в постели, а разочарованная Гази истерически рыдала и била в стену кулаками.

Когда крики и рыдания несколько утихли и она смогла говорить членораздельно, женщина сказала:

— Конечно, бог землян лишает нас всех радостей. А мой прекрасный, вышитый золотом наряд будет лежать, пока не сгниет.

— О, мы найдем случай его использовать, дорогая, — ответил Фаллон, симулируя приступ боли. — Не беспокойся, мне скоро будет лучше.

— Вызвать доктора Квоурапа?

— Не хочу, чтобы ко мне притрагивался кришнянский доктор. Он вырежет мне легкое, приняв его за аппендикс.

— Ну, тогда вызовем землянина. Тут поблизости есть доктор Нанг. Я позову его…

— Нет, я не настолько болен. К тому же он китаец и будет лечить меня какими-нибудь варварскими средствами (это было неверно, но как оправдание годилось).

Время после полудня показалось Фаллону очень долгим, так как он не осмеливался даже читать, чтобы не производить впечатление выздоравливающего. Когда подошел час третьей еды, он сказал, что ничего не хочет. Это встревожило Гази, привыкшую к его аппетиту больше, чем его стоны и гримасы.

После бесконечного ожидания свет Рокира потускнел и зазвонил дверной колокол. Гази торопливо вытерла слезы и отправилась открывать. Фаллон услышал голоса у входа, затем вошел капитан Кордак.

— Привет, мастер Энтане! — сказал он. — Я слышал, что вы заболели, и пришел подбодрить вас, если позволит мой грубый солдатский язык. Что же беспокоит моего боевого товарища?

— Я что-то съел. Ничего серьезного — и завтра все пройдет. Вы знакомы с моей джагайни Гази бад-Доукх?

— Конечно. Раньше мы были друзьями и узнали друг друга у входа, не без грусти вспомнив, сколько лет прошло с тех пор. Как приятно увидеть ее вновь после такого перерыва, — капитан замолчал как бы в замешательстве. — Я хотел пригласить вас на представление «Заговорщиков», но так как вы больны…

— Возьмите Гази, — предложил Фаллон. — Мы с ней собирались на прием к Кастамбангу, но я не могу идти.

Начались вежливые отговорки; Гази сказала, что не может оставить больного, а Фаллон при поддержке Кордака настаивал, чтобы она пошла. Скоро женщина сдалась и отправилась надевать свой новый наряд.

Когда они вышли, Фаллон встал с постели и надел свою лучшую тунику и накидку. Торопливо поев, прицепив на бок рапиру, сделав глоток квада и быстро оглядев себя в зеркало, он направился к дому банкира Кастамбанга.

Сотни свеч заливали ярким светом вечерние туники кришнян и обнаженные плечи и груди их жен. Сверкали бриллианты, блистали драгоценные металлы.

Созерцая это великолепие, Фаллон, обычно не очень склонный к отвлеченным размышлениям, спросил себя: как эти люди умудрились так легко перенестись из феодализма в капитализм за несколько лет? И что произойдет с ними дальше? Будет ли у них социализм и коммунизм, как это было у некоторых земных народов, прежде чем повсюду установился единый смешанный экономический строй? Неравенство в богатстве может послужить стимулом такой революционной тенденции. Впрочем, кришняне слишком агрессивны, романтичны и индивидуалистичны для любого коллективистского режима, хотя революций на этой планете не избежать, именно из-за их романтизма.

Он сидел в одиночестве, потягивая квад из кружки, полученной в баре, и ожидал начала представления, которое должно было проходить на небольшой сцене. Если бы здесь была Гази, он отправился бы с ней танцевать в бальный зал, где группа балхибских музыкантов энергично, но неумело подражала земному джазу. Поскольку Энтони Фаллон плохо умел танцевать и потому не любил такое времяпрепровождение, одиночество не тяготило его.