— Я хочу прифрантиться и хорошенько подготовиться, чтобы в понедельник начать переговоры со здешними табачными компаниями. Завтра я весь день буду заниматься своими бумагами и расчетами. С хозяевами хлопкопрядилен у меня ничего не вышло, но нет худа без добра: встречи с ними дали мне представление о том, как англичане ведут дела. Вернее, о том, как они их не ведут. Так или иначе, теперь я знаю, чего надо остерегаться в переговорах с теми, кто для меня действительно важен — с ребятами из сигаретных компаний.

Как я уже говорил, я рад, что съездил в Манчестер, пусть даже дело у меня и не заладилось. Видела бы ты этот канал! Ты можешь себе представить: в нем восемь футов глубины, и вся эта вода течет по открытому коробу над железнодорожными путями и парой проезжих трактов. Подумать только, над ними, Чесс! Восемь футов воды. Если бы я не видел этого своими собственными глазами, ни за что бы не поверил. — Он рассмеялся. — Я знаю, о чем ты сейчас думаешь: Нэйт придумал себе очередной проект. Не беспокойся, я не собираюсь строить акведук над железной дорогой Стэндиш — Дерхэм. Но посмотреть на этот канал стоило.

А как твои дела, Чесс? Ты хорошо провела время, пока меня не было?

Чесс показалось, что у нее остановилось сердце. А потом застучало во всю мочь. Она удивилась, что чашки на блюдцах не затряслись от этого буханья; в голове у нее пульс бился с оглушающей силой.

— Все было отлично. До забастовки извозчиков мисс Фернклиф успела показать мне Вестминстерское аббатство и уйму музеев. В одном из них выставлены одни машины, возможно, тебе захочется их увидеть. Там есть ранние паровозы и первый паровой двигатель Джеймса Уатта…

Она знала, что тон у нее получился фальшивый, и чтобы остановиться, отпила кофе.

— Наверно, это интересно, — согласился Нэйтен, однако в его голосе не было убежденности. Какой прок от устаревших машин?

— Красивое платье. Мне нравится фиолетовый цвет.

Чесс улыбнулась.

— Этот цвет называется «цветом сливы». У меня новый портной, Нэйтен. Он до того странный, что примерка в его ателье напоминает цирковую репризу. Мне порекомендовал его Оскар Уайльд.

Нэйт слушал ее с вежливым вниманием.

— Сам Оскар Уайльд, Нэйтен! Он всемирно известный писатель. Мы с Рэндалом пили у него чай. Там я познакомилась с художниками и другими писателями. Мне даже дали экземпляр одной книги, которая еще не опубликована. Я смогу прочесть ее еще до того, как большинство читающей публики узнает о ней.

Теперь Нэйт заинтересовался по-настоящему. Его чтение ограничивалось сообщениями о новых изобретениях и бизнесе, но к писателям он питал глубокое уважение. Так же, как изобретатели, они были творцами, хотя от их творений было меньше пользы.

— Ты покажешь мне эту книгу? — спросил он. — А что из себя представляет тот писатель, который ее написал?

Чесс описала ему наружность и манеры Джорджа дю Морье и рассказала о затеянном против него судебном деле. Чем больше она говорила, тем большее наслаждение доставляли ей воспоминания о том фантастическом дне. Вскоре она уже хихикала, повествуя о том, как представители богемы разговаривают, одеваются и живут. Увлечение, с которым ее слушал Нэйтен, еще больше усиливало то удовольствие, которое она получала от своих рассказов.

— Надеюсь, ты не собираешься выкрасить наши каминные полки в красный цвет, — сказал он с ухмылкой. — А как твои поиски? Я имею в виду старую мебель. Нашла что-нибудь?

Чесс не знала, что сказать, и только отрицательно покачала головой. Она совершенно забыла про Хэрфилдс.

— Похоже, в магазинах Лондона совсем нет старинной мебели, — сказала она, когда к ней вернулся дар речи. — Надо будет попросить помощи у Рэндала, жаль что я не додумалась до этого раньше.

— Рэндал славный малый. Он хорошо о тебе заботился?

— О да, — ответила Чесс, чувствуя, что краснеет. Нэйтен наверняка заметит краску смущения на ее лице.

Нэйт и впрямь это заметил, он был наблюдателен. Ее вспыхнувшие щеки он приписал конфузу от того, что ей не удалось приобрести нужную мебель. Чесс всегда очень умело делала покупки. Ему и в голову не пришло, что у нее мог появиться любовник, ведь она никогда не проявляла интереса к сексу, разве что для рекламных кампаний. К тому же она была леди, а это, по разумению Нэйта, означало, что секс ей неприятен, может быть, даже противен.

Его спокойная уверенность каким-то образом передалась Чесс, и краска сошла с ее лица.

Стэндиш приехал в элегантном двухместном экипаже с кучером и лакеем в ливреях, в которых сочетались два цвета: темно-синий и вишневый. Такие ливреи, объяснил он Чесс, носит вся прислуга рода Стэндишей. Что до экипажа, то он принадлежит его брату Дэвиду.

Присутствие слуг подействовало на Чесс устрашающе. Когда она заговорила, голос ее звучал совсем тихо, и Рэндалу пришлось напрячь слух, чтобы разобрать слова.

— Нам необязательно посещать выставку картин, мы можем сразу поехать к тебе на квартиру.

— Нет, сначала мы поедем в Королевскую академию, — он говорил, ничуть не снижая голоса. Слуги были хорошо вышколены и умели хранить секреты. — Нужно, чтобы ты могла поговорить о выставленных там картинах, поэтому ты должна их увидеть.

— Я уже видела их репродукции в иллюстрированном журнале. По-моему, они просто ужасны.

Стэндиш улыбнулся.

— Моя дорогая, ты совершенно права. Ты хорошо понимаешь живопись. Но на эту выставку ходят все, а потом рассуждают о ней с большим знанием дела — целиком почерпнутым из каталогов — так что посетить ее надо непременно.

Он сжал ее руку.

— Перестань дуться. В нашем распоряжении весь день до самого вечера.

От того, что отпущенное им время было ограничено, наслаждение от близости с Рэндалом показалось Чесс еще более острым. Она спросила его, чувствует ли он то же самое.

— Разумеется, — ответил он и легко провел кончиком пальцев по ее ребрам. — Это одна из причин, почему любовь на стороне доставляет такое наслаждение. Риск разоблачения — превосходная приправа. Кстати, у тебя с этим все в порядке?

— Да. Я уверена, что Нэйтен ни о чем не догадывается.

— Отлично. Продолжай в том же духе. — Он поцеловал ее в плечо. — Я купил тебе несколько кусков душистого мыла — сюда и в отель… Да, вот еще что: я хочу, чтобы вы с Нэйтом пригласили меня пообедать с вами завтра вечером. В ресторане «Савоя» будет великолепное представление, которое никак нельзя пропустить.

Сейчас все знаменитые примадонны собрались в одном месте. Две оперные дивы: Патти и Мельба; и три знаменитости драматической сцены: Дузе, Бернар и Режан. Все они сняли номера в «Савое».

Когда они одна за другой будут входить в зал ресторана, это затмит любой спектакль в «Ковент-Гардене»[47]. Каждая именно себя считает самой великой звездой и постарается это продемонстрировать.

Чесс хихикнула.

— Вам с Нэйтеном придется рассказать мне все до самых мелких деталей.

— О чем ты? Ты все увидишь сама. И не говори мне, что боишься за свою респектабельность. Обыкновенно леди не подобает обедать в ресторане, однако из этого правила есть исключение: обед в ресторане не возбраняется ей, если она живет в гостинице, которая на время становится ее домом. Так что ты, безусловно, можешь бывать в ресторане «Савоя».

Тут он поправился:

— Со своим мужем. А я буду его гостем.

Когда лорд Рэндал проводил Чесс до двери ее номера, они обнаружили Нэйта в окружении громоздящихся друг на друге коробок. В большинстве из них были его новые костюмы и прочая одежда, а в четырех самых крупных — пачки сигарет.

Стэндиш был поражен.

— Вот это темпы! Да вы, американцы, не теряете времени даром.

Надпись на пачках, сообщающая, что сигареты изготовлены для принца Уэльского и представляют собой дар от «его друга Стэндиша», вызвала у него гомерический хохот.

— Я сейчас же поеду к нему и договорюсь, чтобы вас ему представили, — сказал он. — Не планируйте ничего на завтрашний день. По воскресеньям Берти всегда скучает. Ваши сигареты наверняка развеют его скуку, если, конечно, он не уехал из Лондона. Я дам вам знать, получится у меня или нет.