В одном городе был епископ, который, по наущению дьявольскому, раз впал в смертный грех. Горько раскаявшись в своем падении, епископ для того, чтобы получить прощение, поступил однажды так: когда в церковь собралось множество народа, он вышел на средину храма и пред всеми открыто исповедал свой грех. После, этого, считая себя, по глубокому смирению, недостойным святительского сана, он снял с себя омофор, положил его на престоле и затем сказал народу: "простите меня, братие, теперь я уже более не могу быть у вас епископом". Видя великое смирение и сокрушение своего пастыря, бывшие в церкви все с плачем воскликнули: "Пусть грех твой на нас ляжет, отче, только не лишай нас своего пастырства." И долго, долго умоляли епископа остаться с ними, — Уступая, с одной стороны, молению своей паствы, а с другой, желая чем-либо искупить свой грех пред Богом, епископ, наконец, воскликнул; "ну, если уже непременно хотите, чтобы я остался у вас, то я сделаю это, но только при одном условии, если вы дадите мне слово беспрекословно исполнить то, что я сейчас повелю вам."

Все дали слово. Тогда епископ, повелев заключить двери церковные, сказал: "знайте же теперь, что тот из вас не будет иметь части у Бога, кто сейчас не попрет меня своими ногами." И, с этими словами, простерся ниц на землю. Все ужаснулись; но, не смея нарушить данного слова и боясь прещения епископа, стали проходить через него. И что же? Когда переступил через него последний, бывший в церкви, человек, голос с неба сказал: "ради великого его смирения, Я простил его грех!" — Все услышали этот голос и прославили Бога.

Видите ли же теперь, скрывающее на исповеди свои грехи, как каялись прежде, во времена древние, христиане и как собственно и теперь и всегда нужно каяться в них всякому христианину истинному? — Архиерей, который должен был быть примером своей пастве, впадши как человек, по наущению дьявольскому, в смертный грех, все-таки не скрывает этого греха пред паствою, подвергает себя унижению крайнему, считает себя пред всеми самым тяжким из грешников и вот только при этом и чудесно прощается и получает необычно-чудесное помилование от Бога. Вам ли после этого, ради собственной же вашей погибели, становиться лжецами пред Богом? вместо смирения, когда оно особенно вам нужно, удовлетворять своей гордости и чрез это паки отдавать себя во власть дьяволу и забывать — кто вы, Чьи вы последователи и Кому с клятвою при крещении обещались служить? Братие, образумьтесь, помыслите, кто вы, Кого вы обманываете, скрывая на исповеди свои грехи, кому угождаете этим скрытием и какую гибель своим скрытием наносите своим душам?

Да поймите же, наконец, что вы чада Божии, искупленные пречистою кровью Единородного Сына Его; когда вы скрываете на исповеди свои грехи, тогда обманываете этого Единородного Сына Божия, претерпевшего страшные муки ради вашего спасения, и гибель наносите своим душам вечную, горькую, настолько горькую, что она называется второю смертью; и, наконец, скрытием своих грехов угождаете врагу вашего спасения, который, как лев рыкая, ходит, иский кого поглотити, и, конечно, прежде всего поглощает лжецов, как в этом убеждает нас и Сам Спаситель, про лжецов говоря: вы отца вашего дьявола есте и похоти отца вашего хощете творити; он человекоубийца бе искони и во истине не стоит егда глаголет лжу, от своих глаголет, яко ложь есть и отец лжи (Ин. 8, 44). Итак, братие, да не будет после этого между вами лжи никогда, а тем паче при исповеди. Ибо вы теперь знаете, как эта ложь должна быть для вас гибельна. Кайтесь же так, как Давид, на всяку нощь омывавший ложе свое; как блудница, омывавшая слезами ноги Господу, и как Петр, плакавший о своем грехе горько, и тогда только Господь несомненно простит вас и соделает из чад гнева чадами святыми и благословения.

(Из сказания о преподобном отце нашем Давиде, иже прежде бяше разбойник)

Хотя, к счастью, редко, но все-таки встречаются люди, которые, зная за собой множество грехов, думают, что Бог их не простит, и, думая так, все более и более приходят в глубину зол и не радят о своем спасении. — Братие! этот грех, называемый грехом отчаяния, есть самый тяжкий из всех грехов и неминуемо ведет человека к конечной погибели. Как бы кто ни был грешен, никто и никогда не отчаивайся в своем спасении, и скорей прибегай к Богу с покаянием. Тяжки твои раны греховные, но Господь Иисус Христос силен исцелить раны всего мира. Бесчисленны грехи твои, но бесконечно и милосердие Божие к кающимся грешникам. Поверьте, что многие из обращавшихся к Богу злодеев делались служителями Божьими и еще при жизни удостаивались дара чудотворений. Многим из блудниц и других великих, но покаявшихся грешников блаженствуют ныне там, в обителях Отца небесного! Не желая утомлять внимания вашего, из множества примеров, которые бы могли подтвердить истину слов моих, я укажу вам на который представляет нам собою преподобный отец наш Давид.

Он был разбойник. Много делал зла: многих убивал. Он был такой, говорит описатель жития его, "яко ин никтоже зол бяше." Однажды, отдыхая на горе с своими товарищами и размышляя о своей жизни, он пришел в ужас от своих дел, раскаялся и решился остальные дни свои посвятить на служение Богу. Бросив своих сообщников, он пришел в монастырь и просил привратника доложить о себе игумену, говоря, что он хочет быть монахом. Игумен не замедлил придти к нему и, думая, что он по преклонным летам не выдержит монашеского подвига, принять его в монастырь отказался. Давид усерднее начал просить, игумен не принимал. Огорченный отказом, он, наконец, воскликнул: "да знаешь ли ты, отче, кто я? Я — Давид, атаман разбойников. Если ты не примешь меня, клянусь тебе, что снова примусь я за свои дела, приведу сюда своих товарищей, разорю монастырь и никого не оставлю из вас в живых." Услышав это, игумен решился принять его и, постригши, даль ему ангельский образ Что же затем? Затем, говорится в житии его, "начал Давид подвизаться воздержанием, удерживать себе смирением. И всех преспе, иже в монастыре, семьдесят черноризец. И тыя убо вся и всегда поучаше и всем на успех бываше. Единою же седящу ему в келии, стал пред ним Ангел, глаголя ему: Давиде, Давиде, простил тебя есть Господь, будешь отныне чудеса творя… И потом Давид много чудеса Богом сотвори: слепые просвети, хромые ходити сотвори и бесные исцели." Так-то велико, братие, и неизреченно милосердие Божие к кающимся грешникам!

Научимся же отсюда не ослабевать в надежде на милосердие Божие, а скорбя, после грехов, обращаться к Богу со слезами, чистосердечным раскаянием и с твердым обращением исправить свою жизнь. И Он Всеблагий очистить беззакония наши и омоет неправды наши, как бы тяжки они, ни были. Аминь.

(Из слова от Лимониса о подвизе)

Однажды, рассказывал инок Афанасий, мне пришла мысль: что ожидает в будущей жизни трудящихся здесь ради своего спасения? С этою мыслию почувствовал себя как — бы в восторге, и некто пришел ко мне и, сказав: ступай за мною, привел меня в какое-то чудное, исполненное света место, и поставил при столь чудных дверях что красоты их передать невозможно. И слышал я, что множество людей находится за дверями и непрестанно славят Бога. Подлинно, братие, чудная, неизглаголанная жизнь в царствии небесном! Там люди сияют как солнце в царствии Отца небесного (Мф. 13, 43); там для них мир и радость во Святом Духе (Римл 14, 17); там служат они Господу и зрят лице Его… И ночи нет там, и не имеют там нужды ни в светильнике, ни в свете солнечном; ибо Господь освещает их (Апок. 22, 3–5). Там, наконец, такие блага и такие радости, о которых мы и помыслить не можем (1 Кор. 2, 9).

Чудны двери, ведущие в эту жизнь, неизреченно блаженна и самая жизнь! Но кто же войдет в нее? Ответ на — сей вопрос дает нам тот же инок Афанасий. Послушаем, что далее говорит он в своем сказании. "Когда мы (т. е. он и явившийся ему) стали стучать в двери с целью войти в оныя, изнутри некто спросил нас: чего хотите вы? Путеводитель отвечал: мы хотим пройти чрез двери. Голос же изнутри сказал нам: никто пребывающий в лености не входит сюда; но если хотите взойти, ступайте назад и подвизайтесь, нисколько не помышляя о благах суетного мира."