— Так что Валюша в Луге, думаю я. Если бы не так, ты бы ее на шоссе или около него нашел.

Петр промолчал. Тихо сказал — через паузу:

— Вот, топаем… — И голос его упал до полушепота: — Дрались, как звери, и вдруг приказ: отходить. Оказывается, где-то южнее, под Островом, что ли, враг прорвал оборону и держаться дальше стало бессмысленным. Так и сказал наш Буров: «Приказ получен. Никаких разговорчиков. Вы что, в окружение хотели бы попасть?! Гитлеровцы на Порхово идут, нас с юга обходят!..»

Перешли мост через Великую. За Довмонтовым городом колонна, свернув вправо от белокаменных стен Крома к проспекту, ускорила шаг… Возле проулка, который вел к дому Морозовых, Спиридон Ильич, уже успокоившийся и переставший думать о семье, понял: надо прощаться. Подав руку, остановил Петра. Чеботарев, нахмурившись, проговорил:

— Вы Федора Зоммера помните? Это товарищ Сони… еще Первое мая у вас справляли… пел который? — И через паузу, проглотив слюну: — Ну так вот, он остался там, на УРе… прикрывают наш отход… может, и в живых уж нет парня. — И смолк.

Молчал, скорбно поглядывая в лицо Петру, и Морозов. А мимо шли и шли солдаты. Наконец Спиридон Ильич потянулся к Петру, чтобы поцеловать его на прощание. Расцеловались. Легонько толкнув Петра — иди-де, твои далеко ушли, — Валин отец попятился в сторону, к тротуару. С тротуара крикнул, стараясь, чтобы в голосе не было грустинки:

— Воюй! Будем ждать… Любили тебя и любим! Прощай!

Петр невесело улыбнулся, сделал ему прощальный взмах рукою и, не оборачиваясь, пошел — широко шагая, опережая идущих в колонне бойцов.

Спиридон Ильич с глубокой печалью глядел в спину Чеботареву. Когда Петр, нагнав своих, исчез в колонне, Морозов вытер тыльной стороной ладони заслезившиеся глаза, кашлянул и направился, стараясь идти быстрей, к своему дому, чтобы взять вещевой мешок, винтовку и поспешить в отряд.

Брезжил рассвет. С запада ползло, заволакивая небо, тяжелое черное облако.

Зоммер, сойдя с шоссе вблизи Завеличья, остановился, снял с плеча тело пулемета «максим» и бережно опустил его на запыленные жирные листья подорожника. Устало выпрямившись, стянул на лоб пилотку, вытер ею потное, грязное лицо и посмотрел на облако. Посмотрел и подумал, что так же вот, как оно, неторопливо ползут сейчас от УРа сюда, к Пскову, гитлеровские части. Снова надев пилотку, глянул вперед, на замерший в предутренней тишине город, и представил, как на том берегу реки Великой торопливо окапывается, готовясь к новой жестокой схватке с врагом, родной полк.

Подошли немного отставшие первый номер пулемета и боец-сапер — все, кто уцелел от группы Зоммера, оставленной на позициях батальона Похлебкина в составе арьергарда для прикрытия отхода полка.

Зоммер посмотрел на пулеметчика, ссутулившегося под тяжестью станины, и негромко сказал:

— Давай поменяемся, ты устал.

Боец опустил возле пулеметчика коробки с лентами, поправил съехавшую на глаза каску с вмятиной от пули над виском и приготовился помочь Зоммеру снять с младшего сержанта станину, охватившую шею, как хомут.

Младший сержант не дал. Поправил станину, подкинув ее толчком плеч, и проговорил:

— Ничего. Донесу. Немного осталось.

Зоммер подумал о младшем сержанте: «Настойчивый. Из сил выбился, а тянет», вслух же сказал:

— Как хочешь, — и, снова закинув на плечо тело пулемета, пошел вперед.

Пока шли по Завеличью, Зоммер размышлял то о Бурове, которому надо будет рапортовать, что задание выполнено, то о Соне. Изредка поглядывал на задернутые занавески окон. Показалось сначала, что люди в домах спят беспечно и покойно. Возле одного домика он даже замедлил шаг. Подумал о его жильцах: «Хоть бы за Великую ушли, там у своих бы оказались». В это время занавески в крайнем окне чуть шелохнулись, и Зоммер, снова прибавив шагу, отвернулся от домика. Понимал уже, что покой этот обманчивый, обманчива и тишина, в которой гулко раздавались удары о булыжную мостовую солдатских подков. Все здесь не спало. Только замерло, ждало своей участи. «Может, и Соня сейчас вот так же не спит», — погрустнев, подумал вдруг Зоммер.

Показалась Пароменская церковь и мост через реку вправо от нее. Луковка купола над четырехскатной крышей чернела на фоне светлевшего края облака… Зоммер ускорил шаг. Заходя на мост, всматривался в сереющий противоположный берег реки, в крепостные стены, башни, крыши домов — хотелось скорее увидеть готовившихся к обороне однополчан. Но там все как вымерло, и Зоммер, ошеломленный, подумал: «Неужели ушли дальше?» И он остановился вдруг как вкопанный: вторая половина моста была взорвана и, осев, концом уходила в воду. Зоммер стоял перед рваным, свисающим краем моста и какое-то мгновение глядел, охваченный тяжелым чувством, то на тот берег, то на черную воду возле взорванного быка, в которой голубым светом мерцало отражение яркой звезды. На глазах оно стало тускнеть и пропало. Зоммер рывком задрал голову и увидел над собой наползающее на небо облако, закрывшее звезду. И с еще большей остротой почувствовал он, что попал в положение трудное, прямо трагическое.

Сердце Зоммера ныло. Как каменное изваяние, стоял он у края взорванного моста и все всматривался в тот берег. Из-за плеча услышал, как младший сержант сказал упавшим голосом:

— Что туда шары пялить? Надо лодку искать да скорее переправляться. Немцы, поди, уж проснулись и катят по шоссейке.

Это «немцы» теперь, когда шла война, Зоммер слышал постоянно, и ему казалось, что он уже привык к этому слову. Но сейчас почему-то оно нестерпимо больно кольнуло его в неперестававшее ныть сердце. Хотелось крикнуть: «Не немцы они — фашисты, сволочи, отребье нации!» Но тут же что-то в нем и запротестовало: «Какое же отребье! Под штыком ведь не только нацисты и их лизоблюды — вся Германия! Все, кому Гитлер дал оружие, стреляют в нас…» С этими противоречивыми мыслями, не ища ответа на них, Зоммер некоторое время тупо глядел в черную воду перед собой, на взорванный бык, потом отступил от края моста на шаг, повернулся как-то всем корпусом и пошел на берег.

Лодку они нашли выше по реке, на луговине перед Мирожским монастырем. Стащили ее в воду. Она текла по всем швам.

Зоммер вычерпывал солдатским котелком воду из лодки, а остальные гребли: один — прикладом винтовки, а другой — подобранной на берегу палкой. К берегу пристали, стоя по щиколотку в воде.

Выбравшись из лодки, передохнули. Карабкаясь в гору, снова тащили на себе части «максима». У изъеденной временем крепостной стены из бутового почерневшего камня их остановил вышедший через пролом навстречу старшина с бойцом. Выяснив, кто они такие, старшина сказал:

— Сюда должен был с УРа прийти какой-то полк, может, и ваш, да, видимо, немцы все карты спутали — ударился, поди, с перепугу куда-нибудь в сторону. — Он насмешливо посмотрел на недоумевавшего Зоммера, добавил сурово, по-командирски: — Вы, сержант, останетесь здесь. Велено всех, кто идет оттуда, — и старшина мотнул головой на юго-запад, — задерживать. Здесь тоже надо организовывать оборону.

Солдат-сапер нетвердо проговорил:

— По мне, воевать хоть где одинаково: и страшно, и нужно.

Зоммер решил, что возражать старшине бесполезно, и молчал. Старался понять, куда делся полк. Мелькнуло: «Может, переправился через реку выше, у бродов, и занял оборону там?»

Чуть поднявшись по мощенной булыжником улице вверх, остановились они у церкви. Старшина показал Зоммеру, на ее колокольню, сказал, обратившись ко всем:

— Забирайтесь туда. Если фашисты сунутся к реке, оттуда по ним и лупите. Приказа не дожидайтесь. — И, посмотрев Зоммеру в глаза, пригрозил: — Если самовольно бросите этот пост и уйдете, ответите за это.

Старшина ушел торопливой походкой вверх по улице. Глядя ему в спину недружелюбно, Зоммер думал: «Куда нам уходить?» Он посмотрел на облезлые стены церкви, на пристроенную к ней высокую звонницу, на своих товарищей. Приказав собирать пулемет, подошел к двери, ведущей внутрь. Прочитал небрежно сделанную на фанерной дощечке надпись: «УТИЛЬСЫРЬЕ».