ПАМЯТИ ОТЦА, НИКОЛАЯ ИВАНОВИЧА

В роте готовились к увольнению. У тумбочек, в проходах между двухъярусными железными койками и у стола возле дневального, как говорится, шла работа: бойцы и младшие командиры подшивали подворотнички, искали на полках в тумбочках гуталин, чтобы до блеска начистить крепкие яловые сапоги со стальными дугообразными подковами…

Возле младшего сержанта Чеботарева, который уже привел себя в порядок, убрал сапожный крем, иголку с нитками и собирал разложенные по хорошо заправленной койке запасные подворотнички, остановился старшина роты Шестунин, не узкий в плечах, рослый, еще не потерявший стройности сверхсрочник. Он недовольно поглядел на Чеботарева. Тот выпрямился и замер по стойке «смирно».

— Пример подаете бойцам? — укорил его старшина. — Или забыли, что на койку класть ничего нельзя? — И направился дальше.

Чеботарев расправил подворотнички. Обругал себя: «Болван!» Мелькнуло: «Вот лишил бы увольнения!..»

Он оглядел казарму — искал своего друга, сержанта Федора Зоммера. Того нигде не было. Чеботарев сунул подворотнички на верхнюю полку в тумбочку и захлопнул дверцу. Обрадовался — все-таки старшина ограничился только замечанием. На скуластом волевом лице Чеботарева появилась улыбка. Мысленно он выговаривал Зоммеру: «Пропал, и след простыл… А вот лишил бы меня старшина увольнительной?.. И твои смотрины накрылись бы… Да и моя Валюша за свою подружку не простила бы нам. Не знаю, что и подумала бы — обманщиками еще назвала бы». Вспомнив, что в письме, которое отправил Вале неделю назад, просил ждать его возле ворот в расположение части, подошел к окну. Высунувшись из него, Чеботарев долго смотрел вдоль улицы, на людей, проходивших мимо ворот. Потом спохватился: «Разве она в такую рань появится? Дай бог, подошла бы к четырем часам, как просил, а то опоздает на полчаса опять и скажет: «На работе дел невпроворот». А какие дела в райкоме комсомола в субботу?! Ясно, девичьи замашки — прийти не первой на свидание. И ничего с них не возьмешь, так уж принято».

Чеботарев оттолкнулся локтями от подоконника и встал. Снова оглядел казарму. Зоммер не появлялся. Тогда он вышел на крыльцо, окинул залитый горячими лучами июньского солнца двор — с конюшнями, плацем, сиренью вдоль высокого дощатого забора, над которым тянулась в три нити колючая проволока.

Друг оказался на спортивной площадке. Стройный и крепкий Зоммер, раздевшись по пояс, работал с пудовой гирей. «Вот ты где, шельма!» — улыбнулся Чеботарев и, спустившись с крыльца, пошел к Зоммеру.

Тот играл гирей, как жонглер. Он то подкидывал ее и, выпуская из руки, перехватывал на лету другой, то начинал медленно выжимать.

Чеботарев на ходу снял гимнастерку и майку, подойдя к другу, ворчливо бросил:

— Когда же эта чертова жара спадет? — и обхватил дужку стоявшей рядом гири, такой же, как у Зоммера. — Значит, поиграем, Федь? — весело проговорил он и стал поднимать гирю, а потом выжал ее — совсем легко, как пушинку.

Зоммер даже позавидовал ему.

— Посмотришь на тебя со стороны, Петр, — шутливо сказал он, — ты как медведь: весь в жиру и лени. А когда увидишь тебя, например, с гирей или со штангой… тогда начинаешь понимать, что такому не попадайся: все ребра переломает, если разозлишь.

— А ты не зли, — продолжая играть гирей, простодушно рассмеялся Петр.

Зоммер знал, что Чеботарев не обидчив, и не унимался:

— Если бы ты, как я, постоянно тренировался на снарядах, то был бы вообще… Каждая мышца была бы видна у тебя, только бы на тебе медикам анатомию мышц изучать.

Петр поглядел на Зоммера — у того и впрямь все тело было свито из мышц, выступавших крутыми, упругими буграми. Усмехнулся, вспомнив, каким был Федор еще не так давно, когда на этой же площадке начиналась их дружба — беспокойная сначала, нервная… Тогда Петр, новобранец, только прибыл в полк. Как-то схватились они бороться. Чуть ниже Зоммера, но широкоплечий, он измотал того и повалил, прижав обеими лопатками к земле, да так, что у Зоммера что-то хрустнуло. После этого они с месяц, а то и больше, делали вид, что не замечают друг друга, хотя служили и в одном взводе. Потом снова сцепились. Петр и на этот раз одолел Зоммера. И Зоммер начал усиленно тренироваться. И теперь борьба проходила уже с переменным успехом. Но Зоммер еще больше злился, когда тот одолевал его. Доходило до ссор. Однако спортплощадка сближала снова, потому что Зоммер все время нуждался в достойном сопернике и этого соперника видел лишь в Чеботареве.

По-настоящему же сдружились они недавно, когда этой зимой познакомились с девушками — подругами Валей и Соней. «Надолго ли?» — почему-то подумал сейчас Петр.

Он мягко опустил на утрамбованный песок гирю. Неторопливо смахнул ладонью пот с невысокого, уходящего назад лба. Слова Зоммера воспринимались уже иначе. Вспомнилось, как однажды здесь же, на спортплощадке, Федор сказал ему: «У тебя… ты будто не проснулся, не раскачался еще. Ты резвей!» Он говорил с намеком, и намек этот был нехороший, можно было обидеться. Но Петр тогда отшутился: «Я не конь, да и кровь у меня холодная — сам знаешь, я житель северный». Сейчас он задумался, сравнивая себя с Зоммером. И обидно ему стало: силе Зоммера в полку все завидовали, а его, Петра, силы никто и не замечал. Чеботарев старался докопаться: почему? И вдруг понял: у Зоммера сила волей нажита, тренировкой, а у него — от природы, естественная, и потому, значит, не бросающаяся в глаза, больше того, дающая повод к насмешке. А добытое трудом всегда вызывает уважение.

Стараясь скрыть нахлынувшую обиду, Чеботарев улыбчиво смотрел на Зоммера, который все еще занимался, хотя от жары и работы с гирей с него ручьем стекал пот. Бодрясь, сказал:

— Федь, а когда ты в увольнение начнешь собираться? Или смотрины в сторону? — Соня и Зоммер, у которого осенью кончался срок службы, на сегодняшний вечер назначили нечто вроде помолвки, потому что девушка считала обязательным для себя получить у матери благословение на брак.

Зоммер, отпыхиваясь, мельком глянул на Петра, еще раз подбросил вверх гирю, поймал ее, как мячик, растопыренными руками, вновь подбросил и, отскочив в сторону и глядя, как гиря с тяжелым вздохом припала к земле, ответил:

— Успею. Шестунин меня ради нашего сабантуя раньше отпускает. Так что проверять меня особенно не станет. Да и в норме я: дерану сапоги щеткой — весь и сбор.

Он снова потянулся к гире.

Петр недовольно вздохнул:

— Хватит тебе. Пошли.

— А ты, смотрю я, не в духе, — понимающе посмотрел на него Зоммер. — На «медведя» обиделся? — И засмеялся: — Плохо у тебя с критикой-самокритикой. Это я ведь так… по-товарищески.

— По-товарищески волк овцу съел, — тихо пробурчал Петр.

— Ладно-ладно, — миролюбиво сказал Федор. — Критика из дружеских уст есть шутка.