— Такого рода небылицы люди придумывают в состоянии аффекта.

— Я незаконнорожденный. Больше я не называю себя Эллисоном. Мне не надо его денег.

— Вы сошли с ума. Ваша мать сказала это, будучи в ссоре с Гордоном, либо она хотела довести его до белого каления, либо решила полностью отвратить вас от отца, перетянуть на свою сторону.

— Что она сделала со мной… Со всеми нами.

После отъезда доктора Кинга Эдвард все же связался с адвокатом отца, дал ему свой адрес, просил посылать ежемесячно определенную сумму, так как хотел возобновить прерванные занятия: в последующих письмах он слезно умолял адвоката написать, где находится отец. Он должен срочно увидеться с ним.

Адвокат неоднократно сообщал Эдварду, что не знает местопребывания Гордона Эллисона. Нерегулярные открытки от Гордона приходили из разных частей страны, под конец из Ирландии.

Некоторое время Эдвард пожил еще у родителей Джонни. Благодаря им он успокоился, к нему вернулась трудоспособность. Госпожа Мидоу поцеловала Эдварда на прощание. На этот раз она плакала не так сильно. Он пообещал писать родителям Джонни и приехать к ним при первой возможности.

Эдвард отправился в Лондон, чтобы освежить свои знания и разыскать Кэтлин, которая к этому времени обручилась с одним ветеринаром. Кэтлин показалась Эдварду чересчур развязной. Она намеревалась ввести брата в разные компании. Но Эдварду это не понравилось.

Уже при первой встрече с сестрой ему бросилось в глаза нечто, чему он затруднился бы найти название. На второй или на третий раз Эдвард разгадал, в чем дело, — манеры Кэтлин стали походить на манеры матери; у нее появились такие же жесты, тот же смех, улыбка. Эдвард глядел на нее подавленный… Неужели это его сестра? Еще больше сходства с матерью брат обнаружил в Кэтлин, когда она в первый раз пришла в его номер в гостинице, чтобы поговорить с ним без посторонних. Все началось со вспышки возмущения и гнева, а потом она пропела хвалу свободе и независимости. Эдвард замкнулся в себе.

Кэтлин не хотела иметь ничего общего с отчим домом. Она воспринимала брата как товарища по несчастью. Он наблюдал за ее отношением к жениху. Как-то раз молодой человек повел ее в театр на «Укрощение строптивой» Шекспира; в ресторане, после спектакля, держа сильную руку Кэтлин в своей руке, жених сказал, что ему, мол, лучше, чем герою комедии: его «строптивая» не доставляет стольких хлопот. Кэтлин положила жениху руки на плечи, чуть-чуть надавила, расцеловала в обе щеки и звонко рассмеялась.

— Да, конечно. Ты ведь у меня молодчина! — При этих словах Кэтлин бросила на Эдварда быстрый взгляд, в котором читалось — я его люблю, но он большой дурень.

Эдвард ужаснулся.

Эдвард опять поступил в университет. Он переписывался с адвокатом и с доктором Кингом — спрашивал у них, где отец. А после — с еще большей тревогой: где мать? Неужели о матери нет никаких известий?

Но Элис как в воду канула.

«Персефона, ты не смогла остаться девственницей. Ты сочеталась браком со змеем, когда превратившийся в змея тучегонитель-Кронион проник в темную глубь твоей девичьей опочивальни. От этого брака родился Дионис, который пытался сесть на трон рядом с самим Зевсом».

Под лучезарным небом при почти африканской жаре среди пробковых дубов и пальм разгуливала Элис, которая звалась когда-то Элис Эллисон. Перед ее глазами была знойная высохшая земля, такая же, как перед глазами трубадура Жофи Рюделя из Блэ.

Благородный рыцарь любил принцессу Триполийскую. Любил ее за вечную юность. Все пилигримы из Антиохии рассказывали о ней. Жофи воспевал ее. Он так страстно желал увидеться с принцессой, что взял крест и сел на корабль, но по дороге тяжко заболел. Полумертвого его отнесли на заезжий двор в Триполи. Туда явилась принцесса и заключила рыцаря в свои объятья. Тут трубадур открыл глаза и опять обрел дар речи. Он снова начал восхвалять и превозносить принцессу. И умер в ее объятиях.

Принцесса похоронила трубадура в Триполийском храме. И в тот же день постриглась в монахини.

Я не прожила того, что мне было назначено судьбой.

Коршун прилетает ко мне и когтит мое тело. Он хочет унести меня.

Перевоплощайтесь. Спасайтесь.

Элис бродила по улочкам старого французского города.

Вокруг меня голосят дома. Деревья идут за мной следом и склоняются в глубоком поклоне.

Дева убегала от охотника, но когда она поняла, что ей от него не скрыться, она стала деревом. Обратиться в дерево с корой, древесиной, корнями, ветвями, покрыться листвой и стоять недвижимо, безмолвно; медленно тянуться ввысь, деревенеть все больше и больше, пока в тебя не вопьется топор, которого ты уже не почувствуешь, который тебя повалит…

Элис взобралась к знаменитой старинной крепости и села на край стены, любуясь холмистым пейзажем.

Сперва она отправилась в Шотландию, в городок, где когда-то жил Глен.

Она еще не успела доехать, как осознала и поняла многое. Тем не менее она уступила своему желанию, словно ребенку, которому нельзя перечить; да, она стала искать Глена, страшась катастрофы, которая ее ждала. Ибо если у нее ничего не выйдет, если Глена нет, если он больше не существует (существовал ли он вообще?.. тогда, да, тогда. Что тогда? (Нет, об этом не стоит думать, еще нельзя; все произойдет, как надо, все… Почему ему, собственно, не оказаться здесь?)

Чем ближе подъезжала Элис к городу Глена, тем больше светлело у нее на душе. С каждой минутой страстное ожидание встречи росло, страстное желание захватило ее целиком. Да, чудо совершится!

Но чуда не совершилось. Поколебавшись немного, Элис решила пойти в маленькую городскую церквушку и помолиться там, чтобы чудо свершилось. Но она так и не нашла Глена. Его не было в этом городе. Никто о нем не знал. Элис падала с ног от усталости.

Пролетела неделя. Элис так и не нашла Глена. И тут она стала мерзнуть у себя в комнате, хотя на улице стояло жаркое лето. Что-то ледяное заползало в нее и овладевало ею все больше. Она кинулась на постель, пролежала полдня.

Лежа, она вела с Гленом безмолвный разговор. Умоляла его прийти и сжалиться над ней.

Я хотела встретиться с тобой, привезти нашего ребенка, твоего сына, ты ведь его еще ни разу не видел. Я родила его для тебя; надеюсь, ты понял, недоразумения не произойдет — это твой ребенок, хотя он рожден в браке с другим, с тем, кому я никогда не принадлежала. Я вынашивала сына для тебя, во имя тебя, я воспитывала его, вспоминая тебя, посвятила его тебе, нам с тобой. Сына здесь нет, он отступился от меня. Все от меня отступились из-за тебя, из-за нас, Глен. Только я тебе верна. О Глен, мой Глен! От страстного желания увидеться с тобой я на себя не похожа. Я стала тенью, твоей тенью. А уж если тебя нет, Глен, то кто же я в таком случае? Они говорят, будто я грежу наяву. Они говорят, будто тебя нет, будто тебя не было, да, будто тебя никогда не было! Не убивай меня, Глен, приди, покажись, живой и невредимый, дай мне руку.

Элис послала Глену письмо из дому, отправив его по старому адресу. И еще: чтобы действовать наверняка, она написала матери Глена (жива ли та еще?). Но ответа на свои письма Элис не получила (ответ должен был ждать ее в этом городке на почте). Она уже не ходила больше на почту.

Обеими руками он тряс ее руку и благодарил за то, что она дала о себе знать.

«Ты не ожидал этого, Глен. Правда?» Элис назвала реального человека «Глен». А он ответил на ее вопрос, сказал, что не ожидал. Годы идут, люди теряют друг друга из вида, ничего не знают друг о друге.

Я слышал еще тогда, что ты вышла замуж за Эллисона. Он человек знаменитый. Спасибо, что ты вспомнила о такой мелкой сошке, как я.