Нить переходила к третьей Парке. Секунду она скользила у нее между пальцами, а потом Парка брала в руки ножницы с острыми лезвиями. И подносила их к нити. Ножницы щелкали — казалось, это раскрыла свой клюв хищная птица, и короткая, тонкая, как паутинка, нить человеческой жизни плавно опускалась на землю — человеческая душа заканчивала свой путь. Скоро она придет сюда, окажется здесь. Вот она уже явилась, она уже жмется на берегу Ахеронта. Ждет Харона, перевозчика.

Эдвард:

— Вот как представляли себе жизнь древние греки. Видно, они ощущали себя совсем беззащитными. Неужели так чувствовали патриции, владевшие десятками тысяч рабов и воздвигшие Парфенон? И те, кто создавал поразительные произведения искусства? Даже такие гении, как Софокл и Сафо?

Элис:

— Не знаю, Эдвард. Мне кажется, они очень страдали, подспудно. Но не давали этому проявиться, маскировались, таились. Быть может, чувство прекрасного было столь развито у них потому, что они его сознательно подстегивали, хотели видеть только величественное.

Эдвард:

— Ну а как обстоит с этим дело у нас? Что чувствуем мы? Мы не так страдаем. А почему? Что изменилось?

Мать опустила голову на грудь. Эдвард не замечал, что губы у нее шевелятся, она взывала к Богу.

Эдвард:

— Рассказывай дальше, мама. Не считай, что ты меня напугала. Я сам немало узнал. Многое из того, что ты рассказываешь, мне хорошо знакомо.

— Больше не хочется. Хватит мусолить историю старой картины, которая висит у нас в передней.

— Ты меня вовсе не мучаешь. Наоборот, приносишь пользу. Итак, ты остановилась на Плутоне, на том, как фурии после приговора судий гнали обреченных к огненной реке, и еще на том, как Парки плели нити судьбы. Но почему вообще людей судили и наказывали, зачем существовала вся эта адская кухня, если в преисподней сидели за прялкой Парки и все зависело только от них? Выходит, наша судьба предопределена заранее. Наш путь известен с самого начала. В нашей участи мы не властны, мы ее только терпим.

— Так думали древние. В этом есть зерно истины, Эдвард. Наша судьба обычно не совпадает с той, какую мы ожидали.

— И ты, мама, тоже веришь в столь мрачную неотвратимость судьбы? И считаешь, что мы — ничто? Что человек — ничто?

— Этого я не считаю.

— Неужели мы созданы только для того, чтобы к чему-то стремиться, но ничего не достигнуть? Нас манят, показывают нам издалека цель — я говорю о точке зрения отца, — мы мчимся к этой цели, над нами смеются, и мы спотыкаемся о камень. Так, что ли?

— Я этого не считаю, Эдвард.

— Рассказывай дальше. Расскажи, как Плутон похитил Прозерпину из этого мира. Как это случилось? Кто такая Прозерпина?

Прозерпина была дочерью Деметры, богини земледелия и плодородия. Шалунья Прозерпина жила на нашей земле. Она играла с нимфами леса и полей неподалеку от дымящегося черного вулкана Этны в Сицилии, вулкана, изрыгающего огонь из земных недр. Там играла Прозерпина, и потому земля в тех краях была богатой. Однако богиня всего этого не знала.

И вот как-то раз в предвечерних сумерках из курившейся расселины появился Плутон на своей колеснице, запряженной парой вороных лошадей. Кони бежали рысью по мягкой земле, и тут вдруг Плутон услышал смех, оглянулся и увидел на открытой лужайке пляшущих нимф. Он сразу заприметил Прозерпину. Она была выше своих подруг и роскошней одета. Прозерпина плясала вместе с нимфами, радостная и прекрасная, недостижимо прекрасная. Черные волосы ее развевались, она самозабвенно кружилась, гордая и счастливая. Губы ее раскрылись. Она источала блаженство юности.

У Плутона перехватило дыханье. Его как ножом полоснуло по сердцу. Он осадил коней. Колесница беззвучно остановилась. Дым вулкана окутал ее. Из-за этой дымовой завесы Плутон следил за происходящим. Он принял решение.

Ослабил поводья, и кони поскакали медленней, въехали в круг нимф.

Нимфы кинулись врассыпную, издавая крики ужаса. Они пытались забраться в густой кустарник. Но Плутон не терял из вида Прозерпину. Подъехал к ней вплотную, наклонился и свободной левой рукой перебросил юную красавицу в движущуюся колесницу. И вот кони, выбивая искры, помчались прочь.

Плутону пришлось переложить вожжи из одной руки в другую. Теперь он правил левой рукой, а правой обхватил юное создание, которое отбивалось изо всех сил. Он прижал Прозерпину к груди, но она извивалась, словно кошка. Расцарапала ему лицо, крутилась, вырывалась, барахталась, стараясь выскользнуть из его рук.

Пытаясь удержать Прозерпину, Плутон поехал медленней, Прозерпина, работая кулаками, била его по глазам, и он почти ослеп, — а в это время нимфы уже подбежали к колеснице. Они повисли на гривах коней, не обращая внимания на то, что на них падала грязная пена с лошадиных морд. Нимфы вскакивали в колесницу, взбирались на загривок к Плутону. Однако одним движением головы силач сбросил их. Нимфы подняли крик. Они призывали Деметру. Не могла же богиня отлучиться надолго. Нимфы опять соскочили на землю, похватали камни, забросали колесницу и коней. Однако Плутон не отпускал свою жертву. Он понимал, что положение у него опасное: Деметра с минуты на минуту могла услышать вопли нимф.

Совершенно ослепленный — руки Прозерпины закрывали ему глаза (а до этого она разорвала ему губу), — Плутон отпустил поводья. Лошади сами знали дорогу. И тут Плутон оторвал Прозерпину от своего лица и поставил на дно колесницы. Толкнул девушку, принудил встать на колени и сжал ее туловище своими железными ногами. Только после этого он опять схватился за вожжи.

Скоро они уже въезжали в подземное царство. Здесь Прозерпина могла кричать, сколько ее душе угодно, никто не слушал под землей этих криков, в преисподней привыкли еще и не к тому. Плутон раздвинул колени и отпустил Прозерпину. Она рухнула на дно колесницы, но из-за боли и от страха вывалиться обхватила его ноги. Плутон с удовлетворением отметил это, хотя был весь в крови.

Теперь он встал во весь рост. Во тьме кромешной лицо его светилось зеленоватым светом. Он прикатил в свое царство, проехал мимо Цербера, который приветствовал господина дикими прыжками и глухим хрипом. Да, они очутились в загробном царстве теней. Ах! Прозерпина уже не кричала. Она сидела в колеснице, сжавшись в комочек, парализованная страхом.

Эдвард:

— И с тех пор… она жила у него и стала королевой подземного царства?

Элис бросила быстрый взгляд на сына. Но лицо его было по-прежнему серьезно и сосредоточенно. Элис продолжала:

— В конце концов нимфы оповестили Деметру. Однако это ничего не дало, богиня стала искать свое дитя на земле. В это время спускалась ночь. Деметра зажгла факел. Она освещала кратер Этны, чтобы найти похитителя. Но похититель исчез. Где он прятался, где он был, куда утащил ее дочь?

Чего только не делала Деметра, пытаясь разгадать эту ужасную загадку! Выспрашивала бога Солнца, который освещал землю и должен был все знать, заклинала его открыть тайну, сказать, кто схватил ее дочь, куда умчал, где скрылась колесница. Бог Солнца не сумел ответить на вопросы Деметры, он только на секунду различил колесницу, а потом она исчезла.

«Исчезла, — в отчаянье усмехнулась богиня. — Исчезла с лица земли. Да разве это мыслимо?»

Бог Солнца ответил:

«Спроси у Луны, спроси у звезд».

Деметра стала расспрашивать Луну, расспрашивать звезды. Луна и звезды загорелись ярче, когда великая богиня — мать всего сущего — обратилась к ним. Уже то, что она заговорила с ними, было для Луны и звезд большой честью. Но они не могли ничего ответить. Все ограничилось любезностями и комплиментами.

Деметра заломила руки:

«Никто ничего не видел! Все вдруг ослепли, все ослепли! О, какие дурные!»

Несомненно, она оказалась жертвой заговора. Но почему? Что случилось?

Богиня бросилась на землю в оливковой роще, она рыдала, рыдала. А вблизи журчал ручеек. Деметра день и ночь оплакивала Прозерпину, но вот внезапно из воды вышла Аретуса, нимфа источников, и увидела, что совсем рядом с ручьем лежит прекрасная мать всей природы. Да, Деметра лежала на земле, плакала и сокрушалась. Трава в этом месте подросла, чтобы сделать ложе для богини помягче, яркие цветы расцвели и птицы щебетали и свистели во всю мочь — из-за этого часто не слышно было жалоб Деметры, — птицы громко пели и ликовали, они радовались присутствию великой прекрасной богини.