В завершение (гулять – так гулять!) Тони приобрел альбом «Ро пауэр» Игги Попа и «Студжес» на компакт-диске. Большой прогресс, ведь у Симеона была только виниловая копия, причем настолько поцарапанная, что ее практически нельзя было слушать.

Когда молодой человек расплачивался за все свои приобретения, продавец поздравил его с правильным выбором:

– Намного лучше всякого гребаного хлама, с которым приходится мириться!

Тони купил еще четыре пальчиковые батарейки «Дюраселл» для своего плеера, чтобы по дороге домой спокойно прослушать альбом «Саниндиста!».

Довольный своим выбором Симеон отправился в «Бургер кинг», где с удовольствием съел именно то, что планировал, а затем пустился в двадцатиминутное путешествие на метро от станции «Оксфорд-Серкус» до «Шепердз-Буш».

Часы показывали всего лишь половину первого, и, кроме Тони, в вагоне было всего четыре человека. Юноша сел в конце вагона, вытащил компакт-диск и начал читать прилагающийся к нему буклет. Он не заметил, как на перегоне между станциями «Бонд-стрит» и «Марбл-Арч» поезд остановился.

Нет ничего необычного в том, что поезд останавливается в туннеле. Задержки до пяти минут происходят постоянно, поэтому Тони не обратил на это внимания. Он бросил взгляд на рекламные афиши над сиденьями напротив: одна была о новом тесте на беременность, другая – о витаминных добавках. Затем стал просматривать буклет к диску и слушать музыку.

Так как Тони слушал ее в наушниках – будучи сознательным молодым человеком, он приобрел такие наушники, что позволяли ему наслаждаться громким звуком, не нарушая покоя окружающих, – ему не удалось как следует расслышать объявление машиниста поезда. Он уловил некоторые слова, доносящиеся сквозь музыку, хотя особенно не вслушивался, полагая, что машинист извиняется за кратковременную задержку и уверяет пассажиров, что поезд вот-вот тронется.

На самом деле так оно и было, за исключением одного оборота речи, который другие пассажиры, не слушающие в данный момент группу «Клэш», сочли тревожным.

– Дамы и господа, – произнес машинист. У него была привычка растягивать слова, когда он делал объявления. К счастью для его семьи, на повседневную жизнь она не распространялась. Наоборот, дома дети упрашивали, чтобы «папа сказал что-нибудь своим „дикторским“ голосом». Тогда фраза «Никакого футбола, пока не уберете игровую приставку» становилась: «Ни-и какога-а футбола-а… пока-а не уберете-е приста-а-авку». Машинист боялся, что наступит день, когда детям это больше не будет казаться забавным, а может, даже станет их раздражать.

Он произнес:

– Э-э… да-амы и господа-а… Сообщить ва-ам ха-арошую нова-асть или пла-ахую? Во-от плохая: на-ас попросили зде-есь задержаться еще-е на чуть-чуть… Мне не сообщили о точной причине задержки-и, но, как только это произойдет, я обязательно поставлю вас в известность. Пока же усядьтесь удобнее, ра-аслабьтесь и-и думайте о ха-арошей новости – на улице идет до-ождь, а здесь по крайней мере сухо.

Несмотря на то что все было сказано достаточно веселым тоном и вызвало у пассажиров улыбку, два момента заставили их слегка насторожиться. Во-первых, если бы о задержке сообщили, что «она продлится несколько минут», они бы не беспокоились, тогда как невразумительное «еще на чуть-чуть» означало, что никто не знает, долго ли простоит поезд. Во-вторых, машинист якобы понятия не имел, что произошло, значит: (а) он знает, но не хочет говорить, чтобы не напугать пассажиров и не вызвать в вагонах панику, хотя навстречу им по туннелю движется поток раскаленной лавы; (б) он на самом деле ничего не знает. А если не в курсе машинист, что тогда взять с остальных?

Спустя некоторое время машинист сделал второе объявление: поезд задержится еще на чуть-чуть – опять это выражение! – и проблему уже решают. Он выразил сожаление, что планы на день, посвященный походу по магазинам, оказались нарушены, но пусть пассажиры не забудут поблагодарить лондонскую подземку, когда получат уведомления о состоянии своих банковских счетов. Кое-кто из них улыбнулся, одна пожилая леди повернулась к другой и сказала: «Смешно, правда?», однако другие – те, кто переживал из-за пропущенных встреч или опаздывал с обеденного перерыва, – сочли шутливый тон машиниста неуместным.

Между тем Тони Симеон сидел и слушал «Клэш». Покончив с чтением буклета, он аккуратно засунул его в пластиковую коробочку от дисков, положил ее в сумку и достал книгу Джорджа П. Пелеканоса. Вскоре молодой человек полностью погрузился в чтение.

Первый диск из альбома «Сандиниста!» уже почти заканчивался, когда Тони Симеон оторвался от книги и поднял голову. Неожиданно он осознал, что поезд уже довольно долго не трогается с места.

Тони огляделся. Другие пассажиры сидели насупившись и не делали никаких попыток завязать с ним разговор. Все же по их поведению было видно, что беспокоиться не о чем. Просто задержка в пути, пусть и излишне долгая. Тони вновь вернулся к музыке и чтению.

В следующий раз, когда машинист делал объявление – уже четвертое, – Тони снял наушники. Машинист объяснил, что поезду придется еще какое-то время простоять в туннеле, пока ремонтники не устранят причину неисправности в электрической цепи. Лондонское метро извиняется за задержку и просит всех сохранять спокойствие, проблема уже решается, и как только у машиниста появится дополнительная информация, он сразу же ее сообщит. Машинист добавил, что хотя вряд ли это как-то ободрит пассажиров, но у него на следующей станции остывает чашка кофе.

Тони ухмыльнулся шутке и заметил, что она ни у кого больше не вызвала улыбки. Жалкие нытики, подумал он и вернулся к детективу.

В очередной раз он оторвался от книги и плеера, когда альбом «Клэш» закончился. «Сандиниста!» – чрезвычайно длинный альбом, два с половиной часа звучания, отсюда и нелюбовь критиков. И Тони, запертый в вагоне метро между станциями «Бонд-стрит» и «Марбл-Арч», прослушал его целиком. Ничего себе выходной, подумал он. Особого неудобства молодой человек не испытывал, а пассажиры вокруг, хотя и взволнованные, вели себя довольно сдержанно. Более того, у него были интересная книга и альбом Игги Попа, полная CD-версия. Симеон включил плеер, и Игги запел: «Я гепард, крадущийся по улицам, в моем сердце пылает напалм». Тони будто бы снова вернулся в школьные дни.

Машинист снова и снова что-то вещал через громкоговоритель, некоторые фразы Тони даже слышал, но ему вскоре наскучили жалкие остроты машиниста, а также его голос, словно называющий победителей в лотерею, из-за которого каждое объявление занимало ровно вдвое больше времени, чем нужно. А кроме того, новизна восприятия альбома Игги Попа еще не изгладилась, после заезженной виниловой пластинки звучание казалось просто потрясающим.

В какую-то минуту другой пассажир, парень примерно одного возраста с Тони, прошел по проходу мимо него, что-то бормоча по пути. Симеон поднял наушники и наклонился вперед со словами:

– Что? Я не расслышал…

Молодой человек выглядел смущенным.

– Простите, я уже не могу больше терпеть…

Затем он открыл дверь в конце вагона и незаметно, насколько это позволяли обстоятельства, помочился. Тони стало его жаль, и он отвернулся. Запах мочи ударил в нос, но когда дверь захлопнулась, а молодой человек вернулся на свое место, вонять перестало. Что ж, если это худшее, что могло произойти за время задержки, то ничего страшного.

Вскоре диск «Ро пауэр» закончился, и Тони решил еще раз прослушать «Сандиниста!». Он перестал обращать внимания на объявления, здраво рассудив, что сможет узнать все новости, наблюдая за выражением лиц других пассажиров. В основном они спали, или, подобно ему читали, или разговаривали. Давно уже никто не цокал языком, не закатывал в возмущении глаза, не суетился и не смотрел демонстративно на часы. Другими словами, люди смирились с задержкой. Когда машинист выдавал очередной малообнадеживающий монолог, они дружными гримасами выражали неодобрение по поводу его неуместных шуточек. Особых знаков расположения друг к другу они не выказывали, но происшествие их сплотило. На самом деле подобное единение происходит во время войны. Но Тони об этом не думал, он продолжал читать и находил все новые и новые восхитительные пассажи в альбоме «Сандиниста!».