Расе Филипс жил в коммунальной квартире в Фулэме с четырьмя другими парнями примерно одного с ним возраста (чуть старше двадцати), которые, как и он, работали в области средств массовой информации и почти не отличались друг от друга. Центром их жизни была «Плэй-стэйшн» (серого цвета) в гостиной. Игровая приставка обеспечивала основу для совместной деятельности, устанавливала иерархию в доме и возбуждала здоровое чувство соперничества между юнцами, шустрыми, как щенки, и полными энергии, как телепузики.

Все же никто из молодых людей не относился к компьютерным играм серьезнее Расса, и поэтому он не чувствовал ни малейших угрызений совести, когда оттащил свою покупку (черного цвета) прямо к себе в комнату и заперся. Расе поступил так вовсе не из эгоизма или жадности. На самом деле он был человеком щедрым, и его товарищи это знали. Сейчас они собрались в гостиной, играли и слушали электронную музыку группы «Апекс твин», как обычные молодые люди, только начинающие карьеру на лондонском радио и телевидении. Вообще-то старая серая игровая приставка, которой они пользовались, принадлежала Рассу, и потому он, честно говоря, имел право поступать как ему заблагорассудится.

Несмотря на новообретенное чувство завершенности, Расе вдруг поймал себя на том, что его мысли далеки от великолепной графики. Они вернулись к работе, к новой работе Расса в телекомпании «Боттом дроуэр продакшнз», где он занимал должность младшего ассистента в послеобеденном развлекательном шоу «Счастливый понедельник».

К конкретному человеку на его новой работе – Фионе Уоллис.

Фиона, или Фай, как ее все называли, начала работать одновременно с Рассом и занимала точно такую же должность. Она тоже недавно окончила университет и тоже снимала квартиру со своими юными восторженными подругами в столь же богатом удовольствиями районе Лондона – Чизуике. Расе сомневался, что Фай и ее приятельницы проводят вечера у игровой приставки, и все же совпадений хватило, чтобы его очаровать. Впрочем, даже если бы совпадений не нашлось, хватило бы и внешности Фионы – стройной миниатюрной блондинки с эротичными пухлыми губками, всегда модно одетой.

Как уже упоминалось, Расе был очень щедрым молодым человеком. И ему бы очень хотелось кое-что дать Фай.

После того, как он представил Фай в своей комнате, страстно желающую получить это самое «кое-что», Расе решил заняться еще одним приятным занятием – онанизмом. Поэтому приостановил игру и с ловкостью, достойной Солид Снейка, подвинул комод ровно настолько, чтобы заблокировать дверь в свою комнату. Конечно, парни знали, что Расе мастурбирует, они все этим занимались. Периодически ребята заимствовали друг у друга журналы, а еще были общие фильмы, которые использовались в тех редких случаях, когда кто-нибудь из них оставался дома один. Но все же Рассу не хотелось, чтобы его застукали – насмешкам не было бы конца. И поэтому он не только предпринял меры предосторожности, заблокировав дверь, но и убавил громкость орущего музыкального центра, прежде чем достать из-под кровати старый номер газеты «Гардиан», который и раньше неоднократно служил в качестве хранилища последствий его самоудовлетворения. А потом закрыл глаза и призвал на подмогу образ Фай.

Вначале он представил ее идущей по коридору телестудии. На ней короткая обтягивающая футболка и широкие брюки; к груди прижат блокнот. Правда, блокнот, прижатый к груди, оказался лишним. Когда образ девушки отчетливо предстал перед мысленным взором Расса, он убрал блокнот, а потом и футболку.

Затем он представил ее в своей комнате, как она снимает брюки, медленно расстегивая пуговицы на ширинке и окидывая саму себя сладострастным взглядом. После того, как брюки были сняты и Фай оказалась полностью обнаженной – без трусиков, ух ты! – Расе перенес ее на подоконник, который мысленно расширил, чтобы девушке было удобнее, и она сидела там, затягиваясь сигаретой и бросая на Расса томные, соблазняющие взоры.

С лестничной площадки донеслись какие-то звуки, и образ Фай на подоконнике растворился в клубах сигаретного дыма. Расе напряженно прислушался: кто бы это мог быть? Может, Том?.. Кто-то из парней, напевая, зашел в свою комнату, с шумом что-то отыскал, захлопнул за собой дверь и понесся вниз, прыгая через две ступеньки. Расе с облегчением вздохнул и снова приступил к делу, пытаясь представить фай в том же виде.

Какое-то время ему это не удавалось, потом она благополучно проявилась на подоконнике – с сигаретой и зовущим взглядом. Нога закинута на ногу – ноготки покрыты лаком, ух ты! – пальчики слегка барабанят по игровой приставке. Расе представлял ее в этой позе ровно столько, сколько было нужно, – пока не кончил, пока три влажные кляксы не расплылись на страницах «Гардиан».

Секунду или чуть дольше Расе с гордостью рассматривал самую большую кляксу – вот это заряд! – которая приземлилась прямо на рекламное объявление, гласящее: «Помогите мне, я тону!», затем все убрал. И подсел к игровой приставке, мечтая о том, чтобы пальчики ног Фай с накрашенными ноготками слегка постучали по ней на самом деле.

Проблема заключалась в том, что Фай совершенно не нравился Расе. Вообще-то в то самое время, когда он представлял ее себе сидящей обнаженной на подоконнике с сигаретой в руке, девушка рассказывала о нем подружке, причем в весьма нелестных выражениях.

– Полный придурок! – говорила Фай за кофе в кухне своей коммунальной квартиры в Чизуике. – Вроде и одевается нормально, а сними с него тряпки – окажется настоящий занудоид.

– И что? – спросила ее подружка Сара, которая проходила стажировку в журнале «Здоровье и красота» и страшно завидовала тому, что у Фай есть настоящая работа, причем на телевидении. Вот корова. Господи, да Сара бы что угодно отдала за такую работу!

В этом отношении дом девушек являлся зеркальным отображением дома юношей. Все они пытались пробиться в мир средств массовой информации. Некоторые, вроде Расса и Фай, едва начали там трудиться, другие, подобно Саре, пытались попасть туда благодаря стажировке. Каждый из них воображал себя в самом центре избранного поля деятельности, даже если ему доверяли только заваривать чай.

– Что? – повторила Фай. – Ничего, просто он придут рок. Вечно говорит всякую чушь вроде: «О, это совсем как о, «Последней фантазии». И знаешь, похоже, другие парни в офисе понимают, о чем идет речь. Это та-а-ак раздражает!

Сара подумала, что Фай, похоже, и в самом деле не прочь стянуть с Расса одежду и обнаружить под ней занудоида, но решила воздержаться от комментариев. Разумно.

Меж тем подруга разошлась не на шутку.

– Понимаешь, дело в том, что он все время словно соревнуется со мной!.. Извини, я как вспомню о нем, так прямо выхожу из себя.

– Ничего, я не против, – ответила Сара, хотя в действительности была еще как против.

– Вечно старается произвести впечатление на продюсеров, постоянно лезет со своими идеями. И когда бы это ни происходило – ну, скажем, на планерке, – смотрит на меня. С таким победоносным выражением. Наверное, считает, что находится в мужском клубе для крутых парней, где можно говорить о видеоиграх и прочей ерунде.

Саре видеоигры как раз очень нравились. По крайней мере больше, чем стажировка в журнале «Здоровье и красота».

– Послушай, – сказала она наконец, прервав излияния Фай, – ты великолепна. Ты действительно умна, талантлива и красива. Не стоит из-за него расстраиваться. Может, он не соревнуется, а просто хочет произвести хорошее впечатление. А если он пялится на тебя, то, наверное, ты ему нравишься.

– Фу, – ответила Фай, жестом отгоняя от себя воображаемых мух. – Фу!

Сара мысленно выругала себя за то, что пошла по проторенному пути – попыталась помочь Фай поднять самооценку. Все равно не сработало.

– У вас вроде завтра церемония награждения, да? – спросила девушка.

Она попала в точку. Завтрашним вечером все сотрудники «Счастливого понедельника» собирались во дворце Александры на окраине Лондона, в основном здании телестудии Би-би-си, на второсортную телевизионную церемонию награждения, которую должен был проводить ведущий шоу «Счастливый понедельник», бывший радио-ди-джей Хьюи.