Их компания выглядела именно так, как обычно выглядит бригада монтажников, только что закончивших работу. Они словно застыли в кадре на экране телевизора; казалось, сейчас в уголке появится актер с накладной бородкой а-ля антрополог и скажет: «А теперь перед вами рабочие-монтажники с пожелтевшими пальцами, запечатленные в естественной среде обитания. Вначале они будут выпивать. А затем начнут кормиться».

Подобно другим видам, желтопалые монтажники торгового оборудования обладают специфическими особенностями, проявляющимися ярче, когда они сбиваются в стаю. Летом, например, представители этого вида любят перекусывать, расположившись у ремонтируемого магазина. Они сидят рядком на тротуаре, вытянув ноги и потягивая кофе из пластиковых стаканчиков, будто вереница чучел, приготовленных для сожжения в Ночь Гая Фокса. Среди нарядных покупателей и спешащих мимо офисных клерков работяги выглядят неуместно, но это их радует. Они гордятся тем, что напоминают отпечаток грязного пальца на окне дня.

Со своего освещенного солнцем наблюдательного пункта на тротуаре монтажники имеют обыкновение наблюдать, как вселенная проносится мимо, и зрелище нравится им еще больше, если она едва одета, при сиськах, похожих на двух щенят, что борются в мешке, и нисколько не возражает против игривых реплик в свой адрес. Тогда они издают одобрительное ворчание, что-то вроде «фр-р-р» или «гр-р-р». Затем следует комментарий, который в идеале должен достичь хотя бы одной из трех целей:

1. Рассмешить бригаду.

2. Смутить жертву или польстить ей, в зависимости от того, кто она – «легкая добыча» или «заносчивая стерва», а также спровоцировать ее ответную реакцию, опять же чтобы рассмешить товарищей.

3. Привлечь внимание к огромному размеру пениса говорящего.

Таким образом, монтажника в основном заботят отношения с такими же работягами, женщинами и собственным пенисом. В этом отношении рабочие не слишком отличаются от офисных клерков, спешащих мимо – по крайней мере от представителей мужского пола, – которых занимают те же самые вещи и которые, возможно, наблюдают за щенятами в мешке с не меньшим интересом. Только служащие делают это украдкой. Между двумя категориями мужчин не существует никакой разницы; рабочие лишь, образно говоря, поднимают крышку канализационного люка. Правда, способны на это они лишь тогда, когда находятся в обществе себе подобных. По отдельности каждый из них, подобно муравью, относительно безобиден. И так же, как муравьи, они ждут от своего лидера сигналов, определяющих их поведение.

В этой конкретной группке, которая устроилась в пабе неподалеку от Тоттнем-Корт-роуд, верховодил Фил Коутс, злобный по натуре и большой любитель задирать тех, кто слабее. Озлобленность и задиристость Фила обычно проявлялись шумно и агрессивно, а дополняли их огромный пивной живот и татуировка, которая изображала нечто похожее на птицу, ползущую вверх по его шее.

Подобно многим отталкивающим типам, Фил пользовался большим влиянием на своих приятелей и коллег. Парни приходили в паб пропустить стаканчик после трудного рабочего дня и слушать желчные излияния Фила. Сегодня он распространялся о пакистанцах: вонючие, жадные уроды; вчерашней темой были геи: извращенцы, сплошь заразные; а назавтра очередь могла дойти до черных: «Конечно, приятель, это не о тебе. Ты – нормальный мужик, я о других говорю».

Паб, в котором сидела компания, был хорош, но стал бы намного лучше без присутствия Фила Коутса.

В глубине души все члены бригады ненавидели Фила, однако, к сожалению, никто не делился своими чувствами с остальными. Рабочие сидели вокруг стола, гоготали над громкими непристойными репликами Фила, и каждый считал себя единственным из всей компании, которому это не доставляет удовольствия. В результате создавалось впечатление, что Фила не просто терпят, а даже любят. Собравшиеся как бы находились в заложниках, опасаясь сказать или сделать что-нибудь такое, что могло бы вызвать нападки Фила. Все курили правильную марку сигарет: «Силк кат»? Скорее «Отсоси-ка». Их только гомики курят". Пили правильный сорт пива: «Легкое пиво? Пойло для педиков. Возьми лучше «Стеллу». Выпивали много, и никто не мог уйти из паба пораньше, если только не имел очень веской причины. Над каждой репликой Коутса смеялись. А когда он рассказывал явно придуманные истории о том, как изменял жене с девицей по имени Лаура и о драках, в которых якобы участвовал, или ругал евреев, вся компания одобрительно шумела.

Другими словами, его боялись. Со стороны все члены компании выглядели одинаковыми. Они смеялись над одними и теми же шутками, постоянно использовали бранные слова и даже с виду были похожи. Этих парней нельзя было ни назвать святыми, ни заподозрить в симпатии к меньшинствам. Особого уважения к противоположному полу монтажники тоже не испытывали, а предпочитали видеть женщин раздетыми на страницах журнала или наблюдать, как они проходят мимо, и громко фыркать им вслед.

В Филе же было нечто этакое… не совсем правильное. Его словно вылепили из другого теста.

Например, когда один из монтажников лестно отозвался о барменше, вернее, о ее симпатичных сиськах, Фил вмешался: «Гребаная шлюха, приятель. Пизда – как резиновый сапог, а жопа – как у коровы».

Его высказывание прозвучало оскорбительно и злобно. И дело было не в том, что рабочим не понравилось красочное сравнение интимных женских мест с резиновым сапогом или – еще одно любимое выражение Фила – с выпотрошенным кроликом. В конце концов, они монтажники, а не социальные работники. Однако Фил зашел слишком далеко. Что-то в его словах и манере покоробило остальных. Хотя никто в этом не признался.

Они все так же сидели, придворные за столом короля Фила. Пили правильное пиво и курили правильные сигареты, и каждый из них старался загнать мысль о тирании Коутса как можно глубже. Каждый считал, что заявить о своей неприязни к Филу – все равно что признать собственное отличие от других. Как большинство людей, они боялись быть не такими, как все.

Впрочем, никто из их компании не боялся отличаться от остальных сильнее, чем сам Фил. А он и на самом деле был иным.

Вскоре после своего замечания насчет резинового сапога Фил почувствовал знакомое жужжание в заднем кармане. Почти сразу же Коутс встал, нарочито громко заявив: «Ну что, парни, пора выгулять моего питона. Нелегкая работенка. Займет время. Может, кто-нибудь из вас, дамы, составит мне компанию, а?»

Ага, подумали собутыльники, ухмыляясь ему в ответ. Прямо сейчас.

Затем, прежде чем повернуться и направиться в туалет, Фил потянулся к столу и бросил на него свой сотовый так, что тот завертелся. Было похоже, что он пытается привлечь внимание к тому, что телефон остался лежать на столе.

Собственно, этого Фил и добивался. В заднем кармане жужжал другой телефон. Телефон, которым он пользовался только для того, чтобы общаться с одним-единственным человеком. Тем, который только что прислал ему сообщение.

Фил торопливо прошагал к туалету и хлопнул дверью – вполне в своем духе. Однако внутри его поведение резко изменилось, и, прежде чем полезть в карман за «Моторолой», мужчина огляделся по сторонам. Он достал телефон, открыл его и успел прочитать послание, пока входил в кабинку и закрывался.

«Позвони мне» – гласило сообщение. На дисплее имя автора не высветилось. Фил не внес его в память телефона – зачем, ведь только единственный человек в мире знал этот номер. Ну, вообще-то порой Коутсу приходила информация от оператора сотовой связи, обычно о разных специальных предложениях, но больше никто этот номер не знал.

Никто, кроме Эрика, его любовника.

И этот факт многое говорит о Филе Коутсе. О человеке, который находился в таком противоречии с самим собой, был исполнен такого отрицания своей гомосексуальности, что постоянно оскорблял геев. О человеке, который так боялся разоблачения, что купил себе второй мобильный телефон, дабы держать эту сторону своей жизни как можно дальше от своры прихлебателей. Слабый и напуганный Коутс был тем, кем меньше всего хотел быть, – толстым гомиком. Оказалось, что Фил вовсе не король монтажников магазинного оборудования, а их королева.