Обойдя вокруг памятника Ермаку Тимофеевичу и послушав службу в войсковом соборе, Шандыба осмотрел здание юнкерского училища, гимназию, магазины и купеческие лавки. Всё было сделано из кирпича, добротно.

По мощёному спуску Иван сошёл к Дону. Здесь широкая в разливе река подточила берега, тополя, ивняк. Иван подумал, что эти воды протекают и мимо его хутора. Может, и Варька сейчас вышла к воде и вспоминает его, Шандыбу...

Взглянул Шандыба на солнце: давно за полдень перевалило. Поднялся вверх к булыжной мостовой. У самого особняка донского атамана со ступеней его окликнули. Иван глянул и узнал Алексея Любимова. Поздоровались как старые знакомые. Хорунжий уважал Шандыбу: как-никак на гимнастёрке три Георгия.

Поговорили о службе, о жизни. Потом Любимов вдруг сказал:

   — Знаешь, Шандыба, несподручно тебе саблей махать и в штыковую ходить. Пойдём-ка со мной.

И повёл Ивана прямо в дом атамана. Миновали охрану, просторную гостиную. Справа остался зал заседаний Круга.

У закрытой двери Любимов остановился и постучал. Услышав негромкий голос, вошёл.

Иван осмотрелся. Подумал с недоумением: зачем его привёл сюда хорунжий? Не успел додумать, как вышел Алексей, позвал за собой. Шандыба порог переступил и мысленно ахнул. Навстречу ему поднялся сам атаман Краснов.

Он был всё такой же, как тогда в Миллерово, как во время службы в полку. Иван вспомнил, как генерал первого Георгия ему вручал и как скакал под развёрнутым знаменем...

   — Ну что, герой Иван Шандыба, отныне будешь служить у меня вместе с хорунжим Любимовым. Мне такие казаки, верные Дону, нужны. Жалую тебя чином урядника. О твоих обязанностях тебе расскажет хорунжий.

Кивнув, Краснов сел за стол, принялся за чтение каких-то бумаг. А Шандыба вышел вслед за Алексеем Любимовым.

Хорунжий весело сказал:

   — Теперь, урядник Шандыба, ты, как и я, адъютант при атамане. Будешь выполнять поручения, какие прикажут.

Иван удивился:

   — Я ведь рядовой казак, а в адъютантах вон офицеры ходят.

Любимов посмотрел на него, головой покачал:

   — Ты урядник, и грудь в крестах, а те офицеры дальше паркета не бывали.

В мае состоялась ещё одна встреча с Красновым. Деникин не решался повернуть добровольцев на Царицын. Конечно, соблазнительно было заручиться поддержкой Чехословацкого корпуса и пополнить свои войска за счёт крестьян Поволжья, но чтобы провести такую операцию, необходимо было иметь не две тысячи добровольцев.

Явившись к Краснову, Деникин предложил свой план: он займёт силами добровольцев железную дорогу Великокняжеская—Тихорецк, освободит от большевиков Задонье и после этого двинется во второй кубанский поход.

Но Деникин прямо сказал Краснову: Добровольческая армия нуждается в оружии. Атаман должен выпросить у гетмана Скоропадского и у немцев оружие с русских складов на Украине и плюс 6 миллионов рублей на содержание армии.

Скоропадский и германское командование на просьбу Краснова согласились...

У генерала Краснова было твёрдое убеждение, что немцы неспроста рвутся на Кавказ: им нужна бакинская нефть. Попытка высадить десанты на Тамани и в Сухуми подтверждала это.

Германское командование приняло решение овладеть железнодорожным узлом — станцией Батайской — и развивать от неё последующее наступление.

Боевые действия начались в конце мая. В районе Батайска ещё находились красногвардейские части. Немцы при поддержке казаков двинулись в наступление. Общее руководство осуществлял немецкий генерал фон Кнерцер, командующий донскими частями генерал Греков ему подчинялся. К совместной операции с немцами генерал Краснов привлёк отряд полковника Глазенапа, состоявший из донских казаков и входивший в состав Добровольческой армии.

Четыре дня с 30 мая по 2 июня шли упорные бои за Батайск, но успеха не принесли...

Между тем война на Дону не прекращалась. Восстание против советской власти охватило все округа. Формирование казачьих соединений проходило везде довольно успешно, хотя многие полки не имели полного состава, батареи недосчитывали комплекта орудий. Однако полковник Денисов, получивший звание генерала, был доволен. Докладывая войсковому атаману, он заверял, что уже к осени у него будет сто тысяч сабель.

По мере того как Дон освобождался от большевиков, Краснов приказывал командирам частей давать отпуска казакам на проведение сельхозработ. Одновременно по указанию атамана Войска Донского караульную службу в станицах несли старики, женщины и дети.

По станицам шли постоянные призывы. Вскоре казачья армия насчитывала почти сто тысяч человек. Это была грозная сила.

Но не на все казачьи фронтовые полки была надежда у Краснова; он знал — агитация большевиков не прошла бесследно. Атаман Войска Донского принял решение сформировать из молодёжи двенадцать новых полков. Краснов надеялся, что не заражённые большевистской агитацией новые части, если потребуется, перейдут войсковую границу и пойдут на Москву.

Михаил Шандыба попал во вторую сотню Вёшенского полка. Пришлось Захару Мироновичу заложить Мишкин земельный пай в хуторском правлении, чтобы купить коня: Чалый для строя уже не годился. Михаил с однолетками из Вёшек отбыл в учебные лагеря под Новочеркасск. Писал оттуда редко, и Захар Миронович, однажды, рассердившись, сказал жене:

— Поеду Мишку проведаю, а заодно и к Ивану загляну. Зазнался, чай, у войскового атамана в адъютантах ходит.

10-й Донской казачий полк из Новочеркасска в походном порядке шёл через хутора и станицы Усть-Медведицкого округа. Красные отступали вдоль линии железной дороги.

Среди казаков ходили разговоры, что скоро Дон полностью очистят от красных и войне конец.

К вечеру заночевали в большом хуторе. Ус вместе с десятком казаков, выставив охранение, расположился в хате. Хозяйка с казаками была несловоохотлива, а на вопрос Стёпки, где её мужик, ответила:

   — Там же, где вас чёрт носит.

Поужинав яичницей на сале, казаки расположились на ночлег. Стёпка, усмотрев, где легла хозяйка, попробовал было сунуться к ней под бок, но получив отпор, улёгся на полу.

Утро выдалось неспокойное. Едва казаки поднялись, как вдали раздались выстрелы. Ус выбежал на улицу. Сотня уже седлала коней, строилась.

За садами трещал пулемёт, вскоре показались цепи красноармейцев. Ус быстро вывел казаков за последние хаты хутора и, оказавшись в тылу наступавших, развернул сотню в лаву. Крикнув привычное: «Сабли!», пустил коня в намёт.

Ощерившись в едином крике, казачья лава погнала красногвардейцев. Не прошло и получаса, как весь отряд оказался порублен и только с десяток красногвардейцев, сгрудившись в кучу, ждали решения своей участи.

Степан, не остывший от боя, крикнул:

   — А чего смотреть, руби и этих! Пришли на нашу землю — пусть и лягут в неё!

С гиком наскочили казаки на пленных, началась кровавая расправа...

Узнав о сражении в Усть-Медведицком округе, Краснов сказал:

— Что в бою противника одолели, похвально, но вот с пленными так не поступают. Передайте сотнику Усу впредь такого не допускать.

По распоряжению генерала Краснова была проведена мобилизация крестьян Донской области. Из них сформировали стрелковую бригаду, проходившую курс обучения под Новочеркасском. Призывали в эту бригаду только зажиточных крестьян, которые в своё время выражали недовольство продразвёрсткой.

Краснов подумывал эту стрелковую бригаду вместе с молодыми казачьими полками и двинуть на Москву...

Из новочеркасских лагерей, где проходили обучение молодые казаки, Захар Миронович выбрался в обед. Ехал быстро, то и дело подгоняя Чалого, с одобрением думал, что затея атамана Краснова с формированием молодых донских полков — дело стоящее.