Теперь хопёрец всё вспоминал со смехом. Товарищ слушал, сокрушался:

   — Тебе хорошо, а я ишшо с девкой вдосталь и не миловался.

Шандыбе вспомнилось, как собирали его на службу. Мать всё сетовала:

   — Если б Ванька оставил нам невестку, всё б легче было. Старая я, в хате помощи нет. А от мужиков, от отца твоего или Мишки, какая подмога...

Ус докурил, начал похрапывать. Шандыбу тоже в сон потянуло. Глаза сами закрываются. Почудилось, будто отец Захар Мироныч перед ним стоит, хмурый. «Не спи, — говорит, — сукин сын, в дозоре».

Ивану сон будто рукой отвело, сел. Слышит голос Сёмкин:

   — Австрияки!

Стрыгин, запыхавшись, скатился под бугор. Ус вскочил:

   — Где?

   — Там, — Сёмка рукой указал, — разъезд, человек десять.

   — Далеко?

   — С версту отсюда.

Стёпка, чуть помедлив, команду подал:

   — Выводи коней, готовься к бою, — и побежал к лошадям, на ходу приказывая: — Брать будем в пики и сабли. Стрельбы не поднимать. — И уже с коня: — С Богом, донцы.

У Шандыбы сердце ёкнуло. Сказать, что боязно, — так нет. Азарт почуял, вроде на охоту выбрался.

Не торопясь выехали из балочки. Кони шли по жнивью тряской рысью. Ус повторял!

   — По первах в пики бери, нотой в сабли.

Австрийцев увидали в полуверсте. Те ехали кучно, в серых мундирах, кони кургузые рысили прямо на казаков. Обнаружив противника, не повернули, а наоборот, погнали навстречу. Видно, решили: русских мало, сомнём. Стёпка голову набычил, только и выкрикнул:

   — И-эх, братцы!

Шандыба повод Воронка отпустил, следом Сёмка и хопёрцы скачут.

Выставил Иван пику, в ушах ветер, конь в бете пластается. Переднего австрияка хорошо разглядел: у него от крика рот перекосило, глаза злые. Иван только и подумал: увернётся австрияк от пики, рубанёт саблей — и прощай жизнь казачья... Ан нет» хрястнуло древко, чуть из седла Шандыбу не выбросило. Откинул Иван пику» выхватил саблю. Тут на него другой австрияк наскочил, схватились. Отбил Шандыба первый удар, а австрияк снова палаш занёс. Ловкий рубака оказался, юркий. Воронок на дыбы встал, тем спас хозяина.

Как наяву представилось Шандыбе учение урядника Пантелея. Изогнулся, в стременах приподнялся, рубанул с оттягом. Плечо от удара едва не вывернул. Почуял — рассёк австрияка едва ли не до седла.

Тут только заметил, что повернули враги, уходят. С версту преследовали их казаки. Наконец Стёпка Ус остановил донцов:

   — Назад! Там впереди вдруг засада! — К Ваньке повернулся: — А ты, Шандыба, молодца. Двоих свалил.

Покидали место сражения, оживлённо переговариваясь. Сняли с убитых винтовки, палаши. Одного коня поймали, второй ускакал.

Пока казаки трофеи собирали, Шандыба в сторону отъехал, с Воронка соскочил. Тошнило. Тут только по-настоящему понял: человека убил, да не одного, а двух сразу.

Подошёл, ведя коня в поводу, Сёмка.

   — Ты, Вань, душевно-то не переживай. Они сами наскочили, и кабы не ты их, они бы тебя без жалости порубили. — Головой покрутил. — Ишшо бы одного, куда ни шло, а то двоих. И как тебе удалось?

В полк возвращаясь, Ус заметил:

   — Везучий ты, Иван. За австрийского коше с выручки магарыч ставь.

Отмолчался Шандыба: муторно было у него на душе. Не понимал, отчего смеются хопёрцы, завидует Ус, радуется Сёмка.

Казаки вброд какую-то речушку перешли, к своим выехали. Приказный Ус доложил о стычке есаулу Гараже, а тот полковнику.

Трубач сыграл сотне пешее построение. Краснов встал перед строем.

   — Казаки! Сегодня вы показали себя достойными славы своих отцов. Ваша застава приняла участие в стычке с неприятелем. Приказный Ус действовал в соответствии с уставом, а ваш товарищ, казак Шандыба, проявил геройский поступок, сразив двух неприятельских разведчиков. За этот подвиг он награждается Георгиевским крестом.

Стоявший позади Ивана Семён шепнул:

   — К концу войны, Ванька, крестов насшибаешь на всю грудь.

Не поворачивая головы, Шандыба процедил сквозь зубы:

   — Пустобрёх. — И шагнул из строя, где полковник уже держал крест на полосатой ленточке.

День был жаркий. Иван, расстегнув ворот, улёгся на земляном полу во взводной палатке, поглядывая через приоткрытый полог на дорогу. От навеса, где дежурили нарочные, отъехал автомобиль и запылил в сторону штаба бригады. Степан Ус сказал:

   — Не иначе за приказом отправились. Чует моё сердце, снимемся сёдня.

Шандыба кивнул:

   — Наше дело, сосед, успевай в стремя вступить.

   — Ты, Иван, на хутор уже отписал, похвалился Георгием?

   — Успеется. Ишшо в настоящем деле не были.

   — Потрафило тебе: пороху не нюхал, а уже Георгия нацепил.

   — Не гутарь, Степан, попусту. Когда мы на разъезд наскочили, я никому дорогу не заступал. Вини своего коня, что он моего Воронка не обошёл.

Вошёл, пригнувшись в проёме палатки, Стрыгин.

   — На кухню иду за кулешом. На вашу долю брать?

Ушёл, гремя котелками.

   — Вчера от Гаражи слышал: вся Краоянская бригада на рубеж выдвинулась. Жди начала наступления...

С того часа, как бригада заняла исходные позиции, Пётр Николаевич Краснов ждал объявления войны с минуты на минуту. Столкновение с разъездом противника он расценивал как одну из попыток австрийцев разведать расположение русских войск. Из штаба по телеграфу было предписано командиру полка с начальником штаба явиться к командиру бригады.

Первыми словами было:

   — Господа, война началась.

   — Да, — только и сказал Краснов.

   — Да-да, господа, то, что мы предчувствовали, сбылось. Вам необходимо атаковать станцию Любеч и овладеть ею.

   — 10-й полк наступает без поддержки пехоты?

   — 9-й полк имеет своё задание.

   — Позвольте операцию начать завтра на рассвете. Батарея обстреляет станционные укрепления. Австрийцы накануне постарались, окопы отрыли.

Командир бригады подошёл к карте.

   — Конечно, хорошо было бы пустить сначала пехоту, но её нет.

   — Мы начнём конной атакой. Залогом успеха будет неожиданность.

   — Во всём полагаюсь на вас, Пётр Николаевич. Как вы там писали: «Быстрота, глазомер и натиск».

   — Так говорил Александр Васильевич Суворов, ваше превосходительство.

   — Да-да. Задача бригады — не дать австрийцам отойти на вторые позиции...

Возвращаясь в расположение полка, Краснов сказал начальнику штаба:

   — Я, Валериан Дмитриевич, совершенно убеждён: если мы будем действовать неожиданно и дерзко, то задачу выполним.

   — Однако, Пётр Николаевич, мы обязаны помнить, что к Любечу подтягиваются крупные австро-венгерские соединения.

Краснов потёр подбородок.

   — Бог не выдаст — свинья не съест. Давайте, когда приедем, снова проиграем на карте предстоящие действия...

В полночь запели трубы. Полк, поднятый по тревоге, вскоре был готов к маршу. Шандыба, поглаживая Воронка по холке, говорил Стрыгину:

   — С вечера Ус накаркал.

   — Слышь, Вань, а может, мы того... снова передислоцируемся к Томашовке в старый лагерь?

   — Не похоже. Батарею с места стронули.

   — А я всё сомневался: ужели сыщется такая держава, что посмеет на Россию напасть? Эвон она какая огромная. Сам видел, сколь дён до царства Польского добирались.

   — Побить-то нас не побьют, но юшки попущают, — вмешался в разговор хопёрец, чей конь всё норовил куснуть шандыбинского Воронка.

   — Ты, хопёрец, лучше утихомирь-ка своего каурого.

   — Играет.

   — Разговоры! — прикрикнул Ус.

Семён ногой в стремени толкнул Шандыбу в санок.

   — Наш станичник, слышь, паря.

   — Приказный!

   — В брюхе заурчало, — засмеялся хопёрец, — жрать оката.

   — То из тебя страх прёт. Эвон, дух чижёлый, — рассмеялся Стрыгин.

   — Ты ерой, Аника-воин, — обиделся хопёрец.

   — Сотня! — враз оборвав разговор, подал голое Гаража. — По четверо в ряд разберись!