Литмир - Электронная Библиотека
Литмир - Электронная Библиотека > Асеев Николай НиколаевичШкулев Филипп Степанович
Чёрный Саша
Толстой Алексей Николаевич
Нечаев Егор Ефимович
Семеновский Дмитрий Николаевич
Мандельштам Осип Эмильевич
Кржижановский Глеб Максимилианович
Брюсов Валерий Яковлевич
Цветаева Марина Ивановна
Гмырев Алексей Михайлович
Тихомиров Никифор Семенович
Белый Андрей
Горький Максим
Гастев Алексей Алексеевич
Анненский Иннокентий Федорович
Бедный Демьян
Пастернак Борис Леонидович
Зенкевич Михаил Александрович
Клюев Николай Алексеевич
Иванов Вячеслав Иванович
Городецкий Сергей Митрофанович
Ахматова Анна Андреевна
Благов Александр Николаевич
Бальмонт Константин Дмитриевич "Гридинский"
Волошин Максимилиан Александрович
Богданов Александр Алексеевич
Сологуб Федор Кузьмич "Тетерников"
Кузмин Михаил Алексеевич
Северянин Игорь Васильевич
Каменский Василий Васильевич
Эренбург Илья Григорьевич
Тарасов Евгений Александрович
Потемкин Петр Петрович
Хлебников Велимир
 > Русская поэзия начала ХХ века (Дооктябрьский период) > Стр.72
Содержание  
Сохранить
Шрифт
Размер шрифта   


Цвет фона

Цвет шрифта
Очистить
Настройки  
A
A
1
2
3
...
71
72
73
...
102

1908

«Нежнее нежного…»

Нежнее нежного
Лицо твое,
Белее белого
Твоя рука,
От мира целого
Ты далека,
И все твое —
От неизбежного.
От неизбежного
Твоя печаль,
И пальцы рук
Неостывающих,
И тихий звук
Неунывающих
Речей,
И даль
Твоих очей.

1909

«На бледно-голубой эмали…»

На бледно-голубой эмали,
Какая мыслима в апреле,
Березы ветви поднимали
И незаметно вечерели.
Узор отточенный и мелкий,
Застыла тоненькая сетка,
Как на фарфоровой тарелке
Рисунок, вычерченный метко, —
Когда его художник милый
Выводит на стеклянной тверди,
В сознании минутной силы,
В забвении печальной смерти.

1909

«Есть целомудренные чары…»

Есть целомудренные чары, —
Высокий лад, глубокий мир,
Далёко от эфирных лир
Мной установленные лары.
У тщательно обмытых ниш
В часы внимательных закатов
Я слушаю моих пенатов
Всегда восторженную тишь.
Какой игрушечный удел,
Какие робкие законы
Приказывает торс точеный
И холод этих хрупких тел!
Иных богов не надо славить:
Они как равные с тобой,
И, осторожною рукой,
Позволено их переставить.

1909

«Дано мне тело — что мне делать с ним…»

Дано мне тело — что мне делать с ним,
Таким единым и таким моим?
За радость тихую дышать и жить
Кого, скажите, мне благодарить?
Я и садовник, я же и цветок,
В темнице мира я не одинок.
На стекла вечности уже легло
Мое дыхание, мое тепло.
Запечатлеется на нем узор,
Неузнаваемый с недавних пор.
Пускай мгновения стекает муть, —
Узора милого не зачеркнуть.

1909

«Невыразимая печаль…»

Невыразимая печаль
Открыла два огромных глаза,
Цветочная проснулась ваза
И выплеснула свой хрусталь.
Вся комната напоена
Истомой — сладкое лекарство!
Такое маленькое царство
Так много поглотило сна.
Немного красного вина,
Немного солнечного мая, —
И, тоненький бисквит ломая,
Тончайших пальцев белизна.

1909

«Ни о чем не нужно говорить…»

Ни о чем не нужно говорить,
Ничему не следует учить,
И печальна так и хороша
Темная звериная душа:
Ничему не хочет научить,
Не умеет вовсе говорить
И плывет дельфином молодым
По седым пучинам мировым.

1909

«Когда удар с ударами встречается…»

Когда удар с ударами встречается,
И надо мною роковой,
Неутомимый маятник качается
И хочет быть моей судьбой,
Торопится и грубо остановится,
И упадет веретено, —
И невозможно встретиться, условиться,
И уклониться не дано.
Узоры острые переплетаются,
И, все быстрее и быстрей,
Отравленные дротики взвиваются
В руках отважных дикарей…

1910

«Медлительнее снежный улей…»

Медлительнее снежный улей,
Прозрачнее окна хрусталь,
И бирюзовая вуаль
Небрежно брошена на стуле.
Ткань, опьяненная собой,
Изнеженная лаской света,
Она испытывает лето,
Как бы не тронута зимой.
И если в ледяных алмазах
Струится вечности мороз,
Здесь — трепетание стрекоз
Быстроживущих, синеглазых.

1910

Раковина

Быть может, я тебе не нужен,
Ночь; из пучины мировой,
Как раковина без жемчужин,
Я выброшен на берег твой.
Ты равнодушно волны пенишь
И несговорчиво поешь,
Но ты полюбишь, ты оценишь
Ненужной раковины ложь.
Ты на песок с ней рядом ляжешь,
Оденешь ризою своей,
Ты неразрывно с нею свяжешь
Огромный колокол зыбей,
И хрупкой раковины стены,
Как нежилого сердца дом,
Наполнишь шепотами пены,
Туманом, ветром и дождем…

1911

Пешеход

Я чувствую непобедимый страх
В присутствии таинственных высот.
Я ласточкой доволен в небесах,
И колокольни я люблю полет!
И, кажется, старинный пешеход,
Над пропастью, на гнущихся мостках,
Я слушаю, как снежный ком растет
И вечность бьет на каменных часах.
Когда бы так! Но я не путник тот,
Мелькающий на выцветших листах,
И подлинно во мне печаль поет.
Действительно, лавина есть в горах!
И вся моя душа — в колоколах,
Но музыка от бездны не спасет!
72
Перейти к описанию Предыдущая страница Следующая страница
{"b":"259624","o":1}