А за дверью дома Гризельды со звоном разбился глиняный горшок.

— Жарко, пап. — Магнус утер пот со лба и потянулся за бурдюком с водой. (Вина отец ему пить пока не позволял.)

— О-о-о. — Род укоризненно покачал головой. — Все-то ты жалуешься. А куда же подевался отважный воин, который был готов претерпеть все трудности в борьбе за великое дело?

— Церковь — не такое уж великое дело, — проворчал Магнус.

— Ты только маме так не говори. И между прочим, если ты до сих пор не заметил: мы — на стороне короля. И в чем проблема, не пойму? Ты что, хотел бы чем-то другим заняться? Чем?

— Предложи. Как ты любишь говорить, я открыт для предложений.

— Вряд ли я сумею сделать предложение, которое придется тебе по сердцу. Пойми, сынок, дело у нас очень важное. Нам нужно завербовать шпиона — кого-то такого, кто бы был верен королю и королеве, но при этом, не вызвав подозрений, мог бы проникнуть в монастырь.

— О… — Магнус обернулся и нахмурился. — Так вот почему мы пытаемся найти кого-нибудь, у кого есть родственник из числа монахов?

— Быстро сообразил.

Магнус поморщился:

— Ну ладно, пап. Ты за кого меня принимаешь? Что я, мысли читать умею, что ли?

И тут он вдруг умолк.

— Что стряслось, сынок? Услышал собственные слова?

— Да. Вот только, к сожалению, не твои. Я разве виноват в том, что ты лучше меня закрываешь свои мысли?

Вот оно что… Род удивился. Он не предполагал, что Магнус когда-либо в этом признается.

— На самом деле я ничего не закрываю, сынок, а всего лишь пытаюсь не вдаваться в детали.

Магнус кивнул:

— Я это запомню.

— Не переживай. В один прекрасный день у тебя все будет получаться само собой.

Род задумался о том, что было бы неплохо, если бы Магнус стал называть его отцом, а не папой, как полагалось малышам, но решил, что сейчас лучше об этом не говорить.

— Кстати, о том, что происходит само собой, — заметил Магнус. — Скоро закат. — Мальчик прищурился, глядя на клонящееся к горизонту розоватое солнце. — Ты уверен, что мы доберемся до деревни засветло?

— Ну-ну, давай продолжай и дальше сомневаться в своем отце, — вздохнул Род. — А вот, на счастье, и местный житель. Спроси-ка у него.

Магнус вгляделся вдаль и увидел крестьянина, который шел по полю за волом, тащившим плуг. Крестьянин был молод, лет двадцати, не более, широкоплеч и мускулист. Краем глаза Род наблюдал за сыном. Магнус приосанился, расправил плечи, сжал кулаки. Сравнение с крестьянином вышло не в пользу мальчика. Род улыбнулся и помахал крестьянину рукой.

Пахарь заметил путников, дружелюбно усмехнулся и махнул рукой в ответ. Поравнявшись с незнакомцами, он крикнул на вола, и тот остановился, опустил голову и стал жевать траву, а крестьянин с терпеливой улыбкой подошел к плетню и вытер пот со лба.

— Добрый денек, жестянщики!

— И тебе доброго дня. — Роду этот парень понравился с первого взгляда. Большинство крестьян по возможности предпочитали не разговаривать с жестянщиками. Мало того — парень и Магнуса поприветствовал. — А денек славный выдался.

— Да, что верно — то верно. Славный нынче денек, погожий. И завтра, похоже, тоже погожий будет, — заявил пахарь, окинув небосвод наметанным взглядом. — Да и попрохладнее нынче, слава Богу!

Род намек понял и отстегнул от седла бурдюк с вином.

— Кто горячо трудится, того мучит жажда. Изопьешь?

— Ну, это спасибочки, конечно, — широко улыбнулся крестьянин и взял у Рода бурдюк. Подняв его над головой, он поймал ртом струйку вина. Испив порядочно, он со вздохом отдал Роду бурдюк. — Славное винишко, терпкое, молодое. То, что надо в жаркий денек!

— Это верно, — усмехнулся Род. — Меня звать Оуэн. Жестянщик я. А это Мэг, сынок мой.

Магнус не дрогнул. Это имя он сам себе выбрал.

— Ну а я прозываюсь Хобэн, — ответил пахарь. — А какие вести у тебя, жестянщик?

— Да вестей немного. Все больше насчет этих заморочек между церковниками.

— Что же — причастие-то нам будут давать, как раньше, или как?

— Думаю, будут, а как же иначе, — нахмурившись, отозвался Род.

Хобэн кивнул:

— Ну так тогда мне и дела мало — какие там у них промеж себя распри. Ежели только вот… — Он сдвинул брови и покачал головой. — Только бы братца моего эти делишки не коснулись.

— Братца? — От волнения у Рода по спине побежали мурашки. — А братец-то твой тут при чем?

— Да при том, что монах он.

Вот это да! Род еле удержался, чтобы не броситься к крестьянину и не обнять его. Магнус стоял неподвижно, широко раскрыв глаза, и молча наблюдал. Но Род был слишком опытным охотником для того, чтобы бросаться на дичь, пока та не оказалась слишком близко и не имела бы возможности убежать. Он переступил с ноги на ногу и нахмурился, старательно разыгрывая изумление.

— Ну, так ведь это ж, наоборот, хорошо — так я думаю. Раз он монах — ему-то чего бояться?

— Может, и нечего, — пожал плечами Хобэн и улыбнулся, а потом с гордостью объявил: — Он домой наведывается пару раз за год, ну и, бывает, поведает нам маленько про жизнь монастырскую. Так выходит, что там не лучше, чем у нас в деревне-то. Те, что похитрее из монахов, они стараются простаков во всем обойти, и вроде они там как бы компаниями собираются. Да только не земля их соединяет и не еда, а, слова разные.

— Ну, для них слова эти — лучшее пропитание, это даже можно не сомневаться, — кивнул Род и наклонился к плетню. — Что ж, тогда, быть может, стоит тебе вести целиком рассказать…

Хобэн нахмурился:

— На что мне это? Или знаешь что, из-за чего монахи могли бы промеж собой примириться?

— Как раз такое и знаю, — кивнул Род. — А дела такие, что аббат-то наш говорит, что Грамерайская Церковь более к Римской не относится.

Хобэн от изумления вытаращил глаза.

Род кивнул, всеми силами стараясь выглядеть скорбно и печально.

— Да, так-то вот, Хобэн, так-то вот.

— И какое же тут может быть согласие промеж монахами после этого, — оторопело проговорил крестьянин. — Это ж все наоборот будет. Одни пожелают от Рима не отказываться, а другие… Да только те, что так пожелают, навряд ли осмелятся про это говорить…

— Открыто — верно, навряд ли, — подтвердил Род.

Хобэн побледнел:

— Точно. Будут скрытничать, пока не решат, что у них достанет сил выступить против аббата, так ведь?

Род молча глядел на крестьянина. Наконец Магнус не выдержал и ткнул его локтем в бок. Род медленно опустил голову.

— Да, пожалуй что, так все и может получиться. И сдается мне, братец твой немало тебе рассказывал про жизнь в монастыре.

Хобэн раздраженно махнул рукой:

— Да говорю же тебе: все там, как в деревне у нас. О-хо-хо! Хоть бы только Господь дал ума моему бедному братцу ни с теми, ни с другими не связаться! Буду молиться о нем!

— Так ведь можно и не только молиться, — забросил удочку Род и стал ждать, когда Хобэн заглотит наживку.

— Это как же? Чем еще я могу помочь брату?

— А надо так сделать, чтоб ему и выбирать не пришлось, — объяснил Род. — Что увидел он, стало быть, что кое-кому несдобровать, ежели этот кое-кто только вздумает бучу начать.

Хобэн пристально смотрел на него. Род распахнул свое сознание настежь, чтобы посмотреть, какие мысли бродят в мозгу у молодого крестьянина. Нечего было дивиться тому, что брат Хобэна оказался в монастыре. Если он хоть сколько-нибудь походил на Хобэна, то с сообразительностью у него все было в полном порядке.

— Кто ты такой? — наконец провещился[11] Хобэн. — Ты ведь такой же жестянщик, как я.

— Я послан королем, — признался Род. — Но мальчик, что со мной, и вправду мой сын. И хожу я по этим краям как раз для того, чтобы разыскать человека, у которого брат в монастыре и который любит своего короля.

Род смело смотрел на Хобэна, не отводя глаз.

Наконец пахарь кивнул:

— Ты нашел такого. Чего тебе надо от такого человека?