— Не в этом дело, папа, — пробормотал Грегори.

— А в чем же? — с тревогой спросила Гвен.

Грегори посмотрел на нее широко открытыми глазами.

— Меня… меня так тянет к ним, мамочка… И я думаю… вот вырасту и тоже стану монахом.

Род окаменел. Его словно молнией ударило.

— Нет, говорю тебе, брат Альфонсо! Не мое это призвание — править!

Брат Альфонсо нетерпеливо, раздраженно скривился.

— Если это не было вашим призванием, милорд, вы бы не стали аббатом!

Аббат гневно глянул на монаха, отвернулся и поджал губы.

Брат Альфонсо позволил себе едва заметно усмехнуться.

— Однако, милорд, я говорю не о правлении, а о правоте. Вы поступили правильно и мудро.

Аббат печально нахмурился.

— И все же я озабочен, брат. Епископ Рима в конце концов — наследник власти Петра.

— Верно. В том смысле, что он пастырь душ людей, обитающих в Риме. Однако в том, что он унаследовал ключи от Царствия Небесного, у меня большие сомнения.

— Сомнения — грех, — не слишком убежденно отозвался аббат.

— Ну, тогда скажем: «раздумья», — нетерпеливо пожал плечами брат Альфонсо. — Но вы сами подумайте, милорд: когда Папа непогрешим?

— Когда он говорит ex cathedra [4] — без запинки ответил аббат.

— А что означает ex cathedra? Разве это происходит не тогда, когда Папа предварительно переговорит на совете с возможно большим числом кардиналов и епископов?

Аббат промолчал.

— Следовательно, непогрешим не Папа, а совет, — настойчиво продолжал брат Альфонс. — Но разве Христос отдал ключи от Рая совету? Нет!

— На этот вопрос существуют ответы, — пробормотал аббат.

— О да, и я слыхал их — и самый лучший из них тот, что время от времени Папа говорил ex cathedra, противореча мнению совета! Но для чего тогда надо вообще созывать совет?

— Для того чтобы Папа имел возможность выслушать все мнения и обдумать их, а уж потом говорить.

— Точно! И что же, вас удовлетворяет такой ответ?

— Какое это имеет значение? — недовольно проворчал аббат. — Единственное: я должен продолжать искать ответ.

— И никогда не найдете, — с мстительным удовольствием констатировал брат Альфонсо. — Однако теперь следует ответить на более насущный вопрос, требующий действий.

— Да? — Аббат резко развернулся к монаху. — А именно?

— Вопрос в том, что король стремится захватить неограниченную власть, и скоро дело дойдет до того, что он попытается править Церковью!

— Не он, но королева, — проворчал аббат.

— Значит, он — марионетка в ее руках! Берегитесь королевы: прежде она уже заявляла, что в ее власти назначение приходских священников!

— Она отказалась от этого, — напомнил монаху аббат.

— Да, но долго ли ждать, когда она снова этого пожелает? При том, что королевские войска стоят гарнизонами в каждом городке, и даже самые могущественные из лордов не дерзнут противиться его воле из страха перед войском? О нет, милорд! Если вам и надо выступить против этого гордого и дерзкого правителя, то теперь, покуда его власть не укрепилась окончательно!

Аббат молчал, глядя за окно, где простирались пастбища.

— Папе все это неведомо, — напомнил аббату монах. — И он не в состоянии оценить всю важность происходящего здесь.

Аббат медленно кивнул:

— Ты прав. И я верно поступил, объявив о своем решении.

Брат Альфонсо испустил вздох облегчения.

— Да нет же, я вовсе не против того, чтобы мальчик стал священником, если из-за этого он будет счастлив. — Род запрокинул голову, чтобы лицо, обдувал свежий встречный ветер. Через несколько минут до него дошло, что Векс ему не ответил: единственным звуком, нарушавшим тишину, были триоли, издаваемые копытами коня. — Ты мне не веришь…

— А ты сам себе веришь, Род?

— Ладно, будь по-твоему! Ну не хочу я, чтобы мальчик становился священником! Но если таково его естественное устремление, он обязан им стать!

— Но ты не уверен в том, что это — его призвание, — перевел тираду Рода Векс.

— Нет, проклятие, я в этом не уверен! Думаю, просто-напросто его охмурили речи священников. Они ведь то и дело твердят о том, что священнослужительство — высшее из призваний!

— Вполне естественно, что они так полагают — ведь они сами священнослужители.

— Верно. Но они не имеют права навязывать свою точку зрения остальным, — буркнул Род. — Однако именно этим они и станут заниматься, если Церковь Грамерая провозгласит свое превосходство в государстве.

— А как иначе? В средневековом обществе духовенство всегда было первой властью.

— Наиважнейшей и наилучшей, — хмыкнул Род и брезгливо скривился. — Очень плохо, что обо всем этом не ведает Папа.

— Но почему, Род? — Голос Векса звучал чуть дальше уха Рода. Коню-роботу не было нужды транслировать свои мысли на частоте человеческих: с хозяином он разговаривал через миниатюрный наушник, имплантированный в височную кость Рода.

Род медленно кивнул:

— Пожалуй, мы могли бы отправить ему послание… Ведь твой передатчик в исправности, Векс, а?

— В полной исправности, Род. Я по-прежнему отправляю твои ежемесячные отчеты куда следует.

Род от изумления открыл рот:

— Но я уже целый год как не пишу никаких отчетов!

— Я предположил, что ты не против того, чтобы возложить на меня ответственность за кое-какие регулярные мероприятия…

— Конечно, — кивнул Род и поджал губы. — Да-да, само собой. Но только в следующий раз не забудь дать мне знать, ладно?

— Несомненно, Род.

— В конце концов, это будет обычной любезностью с твоей стороны. Да, кстати говоря, и о чем же я сообщал?

— Всего лишь о главных действиях со стороны короля и королевы со ссылками на реакции населения. Никаких упоминаний о волнениях в среде духовенства не было.

— Вероятно, именно потому, что и никаких волнений не было. Кроме как в среде, скажем так, самого аббата, — задумчиво проговорил Род. — И вероятно, без поддержки клерикалов он вряд ли решится на то, чтобы довести ситуацию до состояния кризиса. Нет, Векс, не думаю, чтобы стоило сейчас отправлять экстренное донесение. В том числе — и в Ватикан. Еще не время.

— Как скажешь, Род, — вздохнул Векс.

От Рода не укрылась интонация, с которой это было сказано: то была интонация терпеливого великомученика.

— Ты полагаешь, что проблема серьезнее, чем кажется?

— Она может стать такой. В средневековом мире самый быстрый путь к установлению тоталитарной власти пролегает через Церковь.

— Я понимаю, что ты имеешь в виду, — сдвинув брови, проговорил Род. — Приходские священники и так уже обладают обширной властью над всеми проявлениями жизни своих прихожан — хотя бы за счет того, что они говорят им, что греховно, а что — нет.

— Однако в этом они ограничены официальными позициями Церкви.

— Нет, если они о таких позициях не слышали. Здешние клерикалы были, мягко говоря, маленько не в контакте со своими вышестоящими начальниками где-то лет эдак тысячу. И потом: одно только то, что священник уяснит для себя, чему учит Рим, вовсе не означает, что он непременно с этим согласится.

— Но уж наверняка приходской священник не станет проповедовать благочестивость утраты невинности, когда Рим учит тому, что это греховно!

Род снова обратил внимание на то, каким тоном это было сказано.

— Почему-то у меня сильное подозрение, что ты не так уж сильно возмущен, как хочешь мне показать.

— У тебя по-прежнему сложности с восприятием сарказма, — буркнул в ответ конь.

Род довольно кивнул:

— Я так и думал. Нет, конечно, я так думаю, что относительно утраты невинности у этих ребят из племени с выбритыми макушками полное единогласие. Но взять, к примеру, хотя бы… ну, допустим, вопрос об эволюции. В две тысячи двести тридцать седьмом году Церковь наконец ее признала, когда антропологи обнаружили скелет Homo fidelis[5].