— Конечно, сын мой. Могу ли я узнать твое имя? Кто ты такой?

— Я с радостью назову себя. — Туан дал знак своим людям и сорвал с головы капюшон. — Я — Туан Логир, король Грамерая.

Монах в ужасе остолбенел, выпучил глаза. Воспользовавшись его замешательством, крепкие мускулистые «крестьяне» обступили его со всех сторон. Оправившись от потрясения, проповедник обвел их диким, затравленным взглядом. Заметив, как суровы их лица, он заставил себя расслабиться. Распрямившись, он обратился к королю:

— Что вы желаете от меня, милорд?

Туан нахмурился. От него не укрылось, что монах не назвал его «ваше величество».

— Ты вправду веришь во все то, что проповедуешь?

— Клянусь Господом, верую!

— Если так, — спокойно проговорил Туан, — надеюсь, ты не откажешься вступить в открытый спор с моим сторонником, который придерживается противоположной точки зрения?

Во взгляде монаха появилась осторожность.

— А вы станете слушать?

— Станем — и я, и королева. Более того: мы не станем говорить, мы будем только слушать, как ты и мой сторонник обсуждаете этот вопрос. Ты согласен следовать за мной?

— С превеликой охотой! — Глаза монаха полыхнули огнем. — Я не страшусь ничего и готов защитить мою веру!

Поужинать? В кабачке? Это что-то новенькое!

— Папа, не говори глупостей! — Корделия потянула его за руку. — Какое же «новенькое», когда ты всего одну ночь переночевал не дома?

— Это с тобой — одну ночь. А еще две мне пришлось проваландаться с твоим братцем.

— А он мне говорил, что это он с тобой… валандался, — фыркнула Корделия. — Пойдем, пап. А может, ты не хочешь со мной ужинать?

— Да нет же, очень хочу! Тем более что не придется гоняться за главным блюдом, ловить, ощипывать… — Род остановился у двери и с поклоном уступил дочери дорогу. — После вас, мадемуазель.

— Благодарю вас, сэр, — в тон ему ответила Корделия, вздернула подбородок и гордо переступила порог.

Войдя, отец и дочь оказались в обычной атмосфере придорожного трактира. Большинство посетителей были крестьянами, коротавшими часок-другой в компании с друзьями, подальше от сварливых жен, после тяжелого трудового дня. Большей частью завсегдатаи трактира не ели, а выпивали. Род заприметил столик у стены, не слишком далеко от двери. Он отодвинул стул и слегка поклонился дочери, когда та села, — словом, выдал полный набор галантности. Наградой ему была лучезарная улыбка. Род обошел вокруг стола и сел напротив Корделии. По привычке он огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что с этого места хорошо просматривается дверь и вход в кухню, и тут же заметил, как в трактир вошел человек в зеленом камзоле лесничего и подсел к небольшой компании. Славно было оказаться там, где все друг дружку знают — при том условии, конечно, что здесь не недолюбливали чужаков. Хозяин трактира с приветливой улыбкой устремился к новым гостям. Род смотрел на него и думал о том, что он непременно выставил бы их за порог, если бы они с Корделией не умылись как следует, не сменили одежду и не припрятали в лесу свои горшки и сковородки. Теперь же, видя перед собой более или менее зажиточных людей, хозяин довольно потирал руки и улыбался.

— Чего изволите, люди добрые? — осведомился он.

— Супа? — проговорил Род и вопросительно посмотрел на Корделию. Она кивнула и улыбнулась. Род спросил у хозяина: — А чем ты сегодня потчуешь?

— Гороховой кашей, добрый человек.

— Она горячая?

— Само собой. — Хозяин нахмурился. — А какой же ей еще быть?

— Ну, некоторые любят холодную. С хлебом, конечно. А мясо есть у тебя?

— Только курица, сударь. Давно не неслась она, вот и пришлось ее оприходовать.

— Что ж, тогда нам по миске куриной похлебки и еще миску горячей гороховой каши. И кружку эля.

Род заметил, что лесничий перешел к другому столу и там тоже беседует с завсегдатаями.

— А девочке вашей тоже эля принести?

— М-м-м? Нет-нет, рановато ей еще.

Хозяин улыбнулся, кивнул и поспешил в кухню. Корделия одарила отца свирепым взглядом.

— Никакого эля, пока тебе двадцать не исполнится, — покачав указательным пальцем, заявил Род. — И мне положительно все равно, что пьют другие девочки твоего возраста.

— Даже грудным детям порой дают ложечку эля, папа!

— Угу, а к пятнадцати годам они становятся законченными алкоголиками. Нет, моя милая, питательная ценность — это еще не все.

— Вы с мамой… Вы просто сговорились против нас!

— Ничего подобного. Просто-напросто кое-какие вопросы мы обсуждаем загодя. — Род следил взглядом за лесничим. Тот встал и перешел к третьему столу. Похоже, он тут пользовался популярностью. — Отлично, вот и наш ужин.

Трактирщик поставил перед Родом и Корделией миски с супом, а большую миску с кашей — посередине стола. Похлебка оказалась с куриными клецками. Род довольно улыбнулся, когда трактирщик водрузил перед ним большую кружку эля.

— Спасибо тебе, хозяин, — сказал он и выложил на стол серебряную монету. Трактирщик взял ее, попробовал на зуб и довольно ухмыльнулся.

— И тебе, сударь, спасибочки.

— Да не за что, — отозвался Род и, проглотив первую ложку похлебки, добавил: — Поблагодари от меня ту кудесницу, которая так славно потрудилась, чтобы оживить старушку-квочку.

— Мою женушку, что ли? — На мгновение трактирщик нахмурился, но тут же просиял. — А-а-а, ты про курицу говоришь! Ну, это мы, конечно, жене скажем. Приятного вам аппетита.

Он отвернулся и поспешил в кухню.

Лесничий тем временем перебрался к четвертому по счету столу.

Корделия вдохнула ароматный пар, блаженно улыбнулась, взяла кусок хлеба, намазала его маслом и, посмотрев на отца, вдруг улыбнулась.

— Куда ты смотришь, папа?

— На лесничего, — негромко ответил Род. — Ну знаешь, это такие люди, которые охраняют леса от браконьеров. За несколько минут он успел уже четыре стола обойти и поговорить с народом. На настоящий разговор это не похоже. Ага… Вот уже первые из тех, с кем он говорил, уходят… А те, что за вторым столом сидели, торопливо приканчивают еду.

— Он им что-то сообщил, — широко раскрыв глаза, заключила девочка.

Род кивнул:

— Велел куда-то идти. Думаю, и нам стоит пристроиться в хвосте.

— Вот это да! — воскликнула Корделия и тут же опасливо вжала голову в плечи и огляделась по сторонам. — Приключение! — прошептала она еле слышно.

Роду хотелось надеяться, что приключение предстояло не слишком опасное.

Двадцать минут спустя отец и дочь уже осторожно шагали по оленьей тропе посреди леса. Ни позади, ни впереди них никого не было видно. Корделия смотрела вперед отрешенным взглядом.

— Я слышу впереди любопытные мысли, папа, — сообщила она через некоторое время.

— Любопытные — в смысле странные? Или ты хочешь сказать, что крестьяне пока сами не понимают, что происходит?

— Последнее, папа. И еще… они чего-то побаиваются… О папа! Никакой опасности нет!

— Может, и нет, но рисковать не стоит. — Род подобрал с земли более или менее прямую хворостину, привязал к ее концу пучок травы и подал Корделии. — Слетай вперед, ладно, Делия? Так ты лучше увидишь, что там к чему.

Вид из окна кабинета архиепископа радовал глаз: под ярким полуденным солнцем с десяток рыцарей, при каждом из которых насчитывалось по шестеро оруженосцев, отрабатывали приемы ведения боя на лугу за монастырской стеной.

— Разве это зрелище не согревает ваше сердце, милорд? — спросил брат Альфонсо.

— О, согревает, конечно, — отозвался архиепископ и лучисто улыбнулся, любуясь герцогом Медичи, одетым в доспехи и мчащимся по полю с копьем наперевес навстречу одному из его рыцарей.

— Вряд ли они удовольствуются одними упражнениями, — заметил брат Альфонсо. — Скоро это может им прискучить. Им нужен боевой поход, милорд, поход против короля. Либо надо распустить их, чтобы они вернулись в свои уделы.

Но архиепископ не был склонен разделять пессимистические настроения своего секретаря.