Что ж — это была речь прирожденного ученого.

— Но можно изучать все, что пожелаешь, сынок, но оставаться среди людей.

— Да как же, папа? Мне хочется столько всего узнать, что у меня вряд ли останется время, чтобы с кем-то поговорить! — Грегори от испуга вытаращил глаза. — Но зачем нужны знания, если нет никого, с кем можно ими поделиться?

— Для того, чтобы человек мог приблизиться к Богу, — негромко проговорил Мак Ги.

Грегори только теперь заметил священника и вздрогнул.

Не дав сыну возразить отцу Мак Ги, Род поспешно проговорил:

— Сынок, у нас гость. Преподобный Моррис Мак Ги, глава ордена катодеанцев.

Грегори восхищенно прошептал:

— Аббат?

— Да нет, аббат аббатов, — с улыбкой ответил Мак Ги. — Я возглавляю все обители членов ордена Святого Видикона, юноша.

Грегори мгновенно забыл о своем страшном сне и восторженно поинтересовался:

— Вы главный над всеми монахами на всех-всех планетах, которые вертятся вокруг звезд?

— Только на пятидесяти планетах, где живут люди, выходцы с Терры, — отозвался Мак Ги и обратился к Роду: — А я полагал, что местное население ничего не знает о Терранской Сфере, лорд Чародей.

— Видите ли, моим детям приходится грызть гранит современного образования, святой отец. Но не волнуйтесь, они у нас ребята надежные и никому не проболтаются.

— А то люди могут напугаться, — пояснил Грегори и продолжил расспросы: — А ведь вы знаете все-все про жизнь монахов, правда?

— Все, — подтвердил Мак Ги с такой торжественностью, словно давал присягу в суде. — И могу заверить тебя в том, юноша, что тебе вовсе не обязательно становиться монахом для того, чтобы узнать все обо всем.

— И все-таки вы думаете, что, получая знания, человек может приблизиться к Богу.

— Когда познания обширны, всеобъемлющи, такое возможно — вернее, я так полагаю. — Отец Мак Ги перевел взгляд на Рода. — А ваш малыш чрезвычайно сообразителен!

— Чаще всего он опережает меня всего на три шага, — ответил Род и посмотрел на Грегори. — Ну вот, сынок, тебе ответил сам глава ордена.

— Но уж конечно, для того, чтобы выучить так много, нужно быть одиноким!

— Отшельничество не является обязательным, — решительно и твердо ответил отец Мак Ги. — Хотя нужно очень серьезно подумать, прежде чем принять решение жениться. И если ты пожелаешь обзавестись семейством, оно должно стать для тебя важнее твоих научных изысканий.

— Значит, если для меня важнее наука, я не должен жениться?

— Я думаю, да, — кивнул Мак Ги. — Вот почему многие ученые становились монахами — ради того, чтобы оставаться среди людей, но при этом большую часть своего времени посвящать науке. Однако это верно в отношении лишь избранных монашеских орденов, и наш — один из них. Монахи, принадлежащие ко многим другим орденам, больше молятся, чем занимаются наукой.

Грегори медленно кивнул:

— Получается, что человек может уединиться, когда ему нужно заняться науками, но в другое время у него будет с кем поговорить.

На самом деле жутковато было слышать такие рассудительные речи из уст семилетнего ребенка. Роду то и дело приходилось напоминать себе о том, что в эмоциональном отношении Грегори еще совсем малыш. А вот отец Мак Ги, похоже, скидку на возраст не делал. Он очень серьезно кивнул и подошел к мальчику.

— Все верно, юноша, — сказал он. — Если, конечно, научные изыскания направлены на познание Господа через его создания. Но если ты желаешь изучать вселенную саму по себе, не желая видеть связи между Господом и любым, самым ничтожным явлением природы, то тебе лучше стать ученым, но не монахом.

Род испустил вздох облегчения, услышав этот манифест интеллектуальной эмансипации.

А Грегори нахмурился:

— Я не понимаю…

— На самом деле все просто, — сказал отец Мак Ги, придвинул стул и сел. — Жажда познания сама по себе не означает, что ты призван стать монахом.

Род заметил, что напряжение у Грегори спало — снаружи едва заметно, но в мыслях — намного.

— Я могу стать ученым, но не монахом?

Мак Ги кивнул:

— Вот именно. То и другое может существовать отдельно, понимаешь?

— А где же мне найти для себя компанию, если я не стану монахом?

— О, где угодно. В Индии святые отшельники порой селились неподалеку от деревень, чтобы крестьяне могли позвать их, попросить у них помощи. Древние таоисты предпочитали строить деревни около гор, где обитали отшельники, дабы брать с них пример поведения. — Мак Ги улыбнулся. — Быть может, тебе даже удастся собрать вокруг себя других ученых и основать Грамерайский университет.

Он с улыбкой посмотрел на мальчика. А в следующее мгновение и Грегори улыбнулся.

С этой минуты отец Мак Ги для Рода и Гвен стал настоящим другом.

Козлы сложили и приставили к стенам, а крышки столов сложили стопкой. Трапезная в Раннимедской обители превратилась в спальню. Монахи раскатали на полу тонкие матрасы, которые были ненамного жестче тех лежанок, на которых они спали в монастыре. Была полночь, и братия спала глубоко, без сновидений, как спят люди, утомленные тяжким трудом. Только лунный свет, проникавший в окна, и оживлял притихшую просторную комнату.

Неожиданно в центре спальни появился призрак — туманная фигура человека. Дымка стала плотнее, еще и еще плотнее, в ней проступила коричневая монашеская сутана, затем — лицо и розовый кружок выбритой тонзуры, тяжелый квадратный подбородок. Потом засверкали глаза, и наконец монах, дотоле висевший в воздухе в нескольких дюймах от пола, почти бесшумно спрыгнул вниз. Он обвел взглядом спящих людей, выхватил кинжал, и по его щекам потекли слезы. Подойдя к первому из монахов, незнакомец прошептал:

— Глупцы! Несчастные и слабые глупцы! Как вы могли позволить себе сойти с пути истинного! Но как бы то ни было, вы — отступники и потому должны умереть! О, брат Альфонсо прав!

Клинок описал короткую зловещую дугу.

Брат Лурган свернулся клубком и очнулся только на краткий миг. Он даже не крикнул, только его сознание испустило душераздирающий вопль боли и страха. Но в тот же миг все монахи до одного проснулись и рывком сели. Поднялась паника, братья кричали, физически ощущая, как бестелесная сущность их друга покидает их.

Убийца выдернул кинжал из груди мертвого Лургана, развернулся и замахнулся на отца Бокильву.

Бокильва вскрикнул, выставил руку, закрылся от удара и резко стукнул нападавшего кулаком в живот. Поджарый монах согнулся в поясе от нестерпимой боли, а отец Бокильва схватил его за запястье и с силой прижал ту руку, что сжимала кинжал, к своему колену. Кинжал выпал, со звоном ударился о каменный пол, а Бокильва прокричал:

— Брат Сомнель! Скорее!

Невысокий полный монах подбежал и устремил пристальный взгляд на убийцу, который все еще не в силах был вдохнуть после удара в солнечное сплетение. В то же мгновение тело злоумышленника обмякло, и он рухнул на пол. Остальные монахи на мгновение онемели от ужаса, но вот стало видно, что грудь убийцы вздымается и опадает, а вскоре обитатели спальни ощутили все признаки того, что этот человек крепко спит. Все немного успокоились, послышались вздохи облегчения.

— Огня! — крикнул отец Бокильва, и тут же загорелись масляные светильники. И тогда монахи увидели, кто лежал без чувств на полу в их спальне, и в ужасе воскликнули:

— Да это же брат Янус!

— Добрый, славный брат Янус!

— Как же это могло случиться? — Брат Аксель опустился на колени рядом с убийцей. В его глазах стояли слезы. — Это ведь он придумал способ, с помощью которого можно исчезать в одном месте, а появляться в другом!

— О да, и еще он затем выяснил, как можно управлять этим процессом, чтобы можно было появляться не резко, а медленно, бесшумно, — проговорил отец Бокильва и встревоженно нахмурился. — Да, конечно, именно его избрали бы убийцей!

— И что же он натворил! — простонал брат Клайд. Монахи, как по команде, обернулись и устремили взгляды на мертвое тело брата Лургана, охваченное мерцающим сиянием. От жути и тоски у всех перехватило дыхание.