Орен провел остаток ночи, обмениваясь рукопожатиями с новообретенными друзьями и стараясь запомнить каждое имя. Маттиас, Бриан, Паскаль, Дана, Ки, Михась... Пока они все не перемешались.

Но все кончается и, пожав последнюю лапу, проводив последнего гостя, оставшись в четырех стенах только с Горнулом, Орен вдруг отчетливо ощутил, что он не один. Цитадель и ее защитники приняли его. Такие же, как он, люди и зверолюди, такие же, как он воины, рассказчики и писатели.

Такие же, как он.

Орен нашел себе дом.

Перевод — Redgerra, Дремлющий.

Литературная обработка — Дремлющий.

¹³ Звездочка, медяшка — мелкая медная монета, распространенная в мире Цитадели.

¹⁴ С трудом верится, но, по отзывам знающих людей, хорошая тарелка горячего борща на непривычного человека (и не только человека) вполне может подействовать именно так. Это связано с тем, что горячие вареные овощи очень сильно раздражают рецепторы желудка, контролирующие чувство сытости. Проверено одной моей знакомой на голодном французе. Примечание редактора.

Год 706 AC, конец июня.

Не прошло и пары дней с той минуты как Маттиас ступил на пристань, возвращаясь с острова Китов, как шумиха уже утихла. А сам крыс оказался буквально погребен под грузом забот, обязанностей и бесконечно откладываемых дел. Притом что большая часть их сосредоточилась вокруг гильдии Писателей — здоровенные связки пергаментных свитков и стопки новомодной бумаги с рукописями ожидали прочтения, редактуры, а потом и чистового переписывания. А еще и его собственные рассказы, так ведь и лежат нетронутыми, аж с середины марта!

Что тут поделать? И Маттиас решил не волноваться. Переживать о том, что уже произошло — глупо. Ушедшее не изменишь. Бежать от неизбежного — еще глупее. Проще сесть и разгрести, прочитать, отредактировать...

В итоге вышло так, что пригожее субботнее утро крыс посвятил отдаче накопившихся долгов. По его рассчетам дела должны были занять большую часть дня, а может даже захватить утро воскресенья. И что с того? Зато все время от воскресного обеда до вечера он мог провести с Ким.

Одна мысль о подобной перспективе придавала крысу решимость поскорее разобрать скопившиеся на рабочем столе залежи.

Обычно утро Чарльз проводил в подвалах, с друзьями-крысами, но в этот раз предупредил всех, что будет занят. И вот, одевшись посвободнее и наскоро причесав мех, крыс пробежал взглядом первый пергамент из кучи. Орен, перспективный новичок, буквально на днях добравшийся в Цитадель и тут же вступивший в гильдию писателей.

Неплохо, неплохо... Взяв сланцевую палочку, Чарльз проставил на полях несколько отметок — для рецензии, подчеркнул пару сомнительных словосочетаний, подправил запятые, явную описку... Нельзя сказать, что Орен показал себя гением, но его идеи, при всей их спорности, были свежи... иногда так даже чересчур.

Наконец, последняя запятая заняла положенное место, пергамент с рассказом, прижатый рамкой, лег в сторону, а перед Чарльзом улегся чистый лист — для рецензии. Крыс окунул перо в чернила и... его живот требовательно заурчал.

— Кхм! — столь неопределенное междометие означало, что лапа, сунутая в корзинку для хлеба и сыра, встретила лишь пустоту. Ни единой корочки, ни даже завалявшегося сухарика! — Кхе, кхм!

Увы, похоже, за время его отсутствия кто-то из коллег наведался в кабинет и навел порядок. «Чтоб ему икнулось!» — сердито распушил усы-вибриссы крыс. И отложив перо, закрыл чернильницу-непроливашку крышечкой. Придется навестить лавку Грегора... а Орен малость подождет. Все равно, весь день впереди.

По дороге на один из хозяйственных дворов, Чарльз лениво грыз палку для грызения и с наслаждением вдыхал благоухающий воздух. Яркое майское утро оживляло щебетание птиц, шорох мелких ящериц, ловивших мух на солнцепеке, цвикание белок... Стараниями Дэна, внутренние сады цвели и благоухали, рождая настоящую ароматическо-цветовую симфонию.

Сейчас, крыс неторопливо, как и пристало джентелькрысу, шел мимо лавок — сначала свечной, мельком бросив взгляд на укрытые от солнца изящным резным деревянным навесом связки свечей, парочку новомодных масляных ламп, вдохнув сначала мягкий аромат воска, потом резкий и едкий запах древесного масла. Потом мимо краснодеревщика, выставившего на солнцепек жутко дорогущие на вид тумбочки, украшенные кованными ручками и накладками, чуть припахивающие сосной и морилкой. Дальше в ряду была маленькая кузница, там мастер выставил куда более обыденные подковы, четырехгранные гвозди и несколько подсвечников. А на витых железных столбиках и подставках разместил изделия — кто же еще? разумеется Вернон, свечной мастер.

Поухмылявшись некоей символичности и завершенности круга, этакой круговой поруке мастеровых, Маттиас постепенно перешел мыслями, сначала на общий кругооборот жизни, а затем, увидев, как перед ним расступаются прохожие, на изменение его собственной репутации. Да, его, вызванное припадком ярости, нападение на лорда Хассана, герцога Цитадели было забыто... почти. И Мэтта сейчас не сторонились, не смотрели как на прокаженного, не обсуждали за спиной его сумасшествие... тоже почти. Но крыс заложил бы хвост — отношение к нему все же изменилось. Его начали опасаться. Нет, не бояться, пока еще не бояться, но... 

Но тут Маттиас обнаружил себя стоящим у крыльца булочной и увидел пухлощекого серо-полосатого кота-морфа, машущего перед мордой крыса лапой.

— Ой! И ты такой тут а нетут и весь дыбом и даже зубы выскалил а я и лапой махал и чихал и топал а ты все нетут... а теперь тут и я весь рад и здравствуй тебе! — расплылся в улыбке Бреннар.

Глядя на веселого кота, Маттиас и сам невольно улыбнулся:

— Я тоже рад тебя видеть. Как твое ученичество?

Бреннар чуть расправил плечи и заулыбался еще шире:

— И мял и месил, а вот еще чуть водички и муки и дрожжей и пуф-пуф-пуф а тесто паф-ф-ф-ф... и поднялося! И с чесночком и с сыром и сверху мазал и сыпал и в печку совал и вкусно-о-о!

— А друзей ты новой выпечкой угостил?

— Сполох весь: хрусь-хрусь-хрусь ай! ой! язык укусил! — аж почти заурчал котейка, но потом погрустнел: — А Мишеля нету... я и ждал-ждал-ждал а он все деревья хрусь-хрусь и нету...

Чарльз сочувственно покачал головой:

— Ничего, он еще попробует. А Грегор все еще заставляет подметать и убираться?

— И подметал и даже все мыл а еще таскал и ставил а оно звяк-звяк ой! А мастер пальцем — ай-ай! Смотри мне!

— Давно ты стал котом? — все еще улыбаясь спросил Маттиас. Крысу вдруг пришло в голову,  что он даже приблизительно не представляет, откуда могла прибыть семья этого подростка. Вот где так странно говорят? Или это он сам так?

— А вот весна была а потом жарко и я фух-х-х-фух-х-х... летом фух-х-х! — Бреннар даже замахал лапами, изображая как ему жарко. — Вот! А зимой снег хрусь-хрусь и хорошо!

Припомнив летнюю жару, Чарльз тоже улыбнулся:

— Представляю. Ты линял?

— И чесал и лизал и даже хвост весь такой сыпался... Фух! — котейка передернул шкурой.

Чарльз ободряюще хлопнул его по плечу, потом повел носом в сторону плывущих от приоткрытой двери одуряющих ароматов:

— Ладно, заговорился я с тобой, а ведь между тем мне нужно немного хлеба, и куча работы сама по себе никуда не исчезнет. Поболтаем еще, в другой раз.

Выслушав ответные пожелания доброго дня от котейки, Чарльз, ведомый ароматами, вошел в дверь. Туда, где в полутьме лавки суетился низкорослый, заросший пышной черной шерстью по самые глаза хозяин, раскладывавший только что вынутый из печи товар по поддонам и полкам.