Было видно, что миссис Ланкастер растерялась.

— Глории тяжело общаться с мужчинами, миссис МакКензи. Что… что с этим Джеком? Глория рассказывала о нем, и мне кажется, что Джек — это главная причина того, что она боится возвращаться домой.

Глория сверкнула глазами. Она не знала, что делать — удивляться или злиться.

— Глория боится Джека? Но мой сын никогда не тронет ее! У них всегда были чудесные отношения. Впрочем, Джека сейчас нет в Киворд-Стейшн. Он ушел в армию…

— Мне очень жаль, миссис МакКензи, но я должна сказать. Если вы не принадлежите к числу женщин, которые не могут дождаться возможности отправить сыновей на войну… Но отсутствие вашего сына может облегчить Глории привыкание.

Гвинейра не верила своим ушам, но прежде чем они смогли продолжить этот довольно странный разговор, вошла мисс Бличем и почти втолкнула в комнату Глорию. Девушка выглядела бледной, но решительной.

В такси, которое везло их в отель, Гвинейра начала рассказывать о Джеке, чтобы понаблюдать за реакцией девушки. На лице Глории читались попеременно грусть и облегчение.

— Все, — тихо произнесла она, — будет по-другому.

Гвинейра покачала головой.

— Не слишком, малышка. На овечьей ферме почти ничего не меняется. Рождаются ягнята, мы перегоняем овец на высокогорья, их стригут, мы продаем шерсть… каждый год, Глория. Одно и то же…

Глория попыталась уцепиться за эту мысль.

Прогулка по магазинам на следующее утро выдалась не очень удачной. Глории вообще не хотелось покидать отель, а когда Гвинейре наконец удалось затащить ее в магазин, девушку потянуло к самым ужасным платьям, просторным и мрачным.

— Когда ты была маленькой, ты любила брюки! — решительно заявила Гвинейра и не отступила, пока Глория не примерила шокирующе модную юбку-брюки.

Эту новинку ввели в обиход суфражистки для тех женщин, которые ездят на автомобиле и велосипеде. В Англии эта мода уже почти отошла, но здесь, на другом конце света, просторные, с восточными мотивами брюки все еще считались последним писком моды. Они великолепно подошли Глории, и она удивленно глядела в зеркало. На нее смотрела совсем другая девушка. Продавщица надела на ее короткие кудрявые волосы простую обтекаемую шляпу.

— Прическа у вас подходящая, — с улыбкой произнесла она, убирая волосы с лица Глории.

Гвинейра настояла на том, чтобы правнучка купила брюки и тут же надела их для путешествия. Для подобных случаев эта одежда представлялась ей очень практичной. Однако Глория чувствовала себя очень неуютно под оценивающими взглядами попутчиков. Гвинейра тоже не могла отвести взгляд, когда они наконец оказались в купе.

— У меня что-то не так с лицом? — наконец раздраженно поинтересовалась Глория.

Гвинейра слегка покраснела.

— Нет, конечно. Прости, дитя, что я так на тебя таращусь. Но сейчас, в этой шляпке… сходство просто поразительное…

— Сходство с кем? — резко переспросила Глория. Казалось, она была готова встать в оборонительную позу.

Гвинейра замахала руками.

— С Марамой, — ответила она. — Твоей бабушкой. И с твоим дедом, Полом. Мне даже кажется, что я вижу их фотографию… К сожалению, их нет, я могла бы доказать тебе… Такое впечатление, как будто их фотографии напечатали на прозрачной бумаге и положили один портрет поверх другого. Мне кажется, что я попеременно вижу то Пола, когда смотрю справа, то Мараму — когда смотрю слева. К этому нужно привыкнуть, Глория.

В действительности черты Глории больше напоминали Мараму, нежели Пола. По меркам маори ее скорее широкое лицо, да и фигура прекрасно соответствовали идеалу коренных жителей острова. Сейчас Глория нравилась Гвинейре больше, чем на последних фотографиях из Америки, где ее лицо казалось расплывчатым. Она похудела, лицо стало более выразительным и четким. От Пола ей достались главным образом близко посаженные глаза и энергичный подбородок, но это было почти незаметно, особенно теперь, в сочетании со спортивной одеждой. Если бы только не этот мрачный, замкнутый взгляд… Именно взгляд, вечно нахмуренный лоб, напряженные губы и вызвали в памяти Гвинейры образ Пола Уордена. Воспоминания были неприятными. Пол тоже был озлоблен на весь свет. Гвинейра начала опасаться.

Маака хотел прислать автомобиль, чтобы встретить Гвинейру и Глорию на вокзале, но по недвусмысленному требованию Гвинейры привел полукаретку, запряженную двумя кобами. Автомобиль остался в сарае.

— Но ведь автомобилем будет гораздо быстрее, мисс Гвин! — произнес молодой маори, страстный автолюбитель. — А на лошадях нам потребуется целая ночь!

— Мы не спешим! — заявила ему Гвин. — Мисс Глория любит лошадей. Она будет рада видеть кобов.

И действительно, лицо Глории впервые озарилось улыбкой, когда она увидела стоящую у вокзала карету. Однако слегка отшатнулась, когда едва не столкнулась нос к носу с Маакой.

— Киа ора, мисс Глори! — весело поздоровался старший мастер. — Хаере маи! Мы очень рады, что вы вернулись домой! — Он сиял, но Глории, казалось, было трудно даже коротко поблагодарить его.

— Пойдем, Глори, посмотри на лошадей! — позвала девушку Гвинейра. — Это сводные сестры, обе от Кухулина. Кередвен еще от Рейвен, на которой ездила я, а Колин от… — И она перечислила всю родословную.

Глория слушала. Казалось, она вспоминает лошадей, на лице ее читался явный интерес. Во всяком случае, ей это было интереснее, чем семейные истории, которыми пыталась развеселить ее Гвинейра.

— А Принцесса? — почти бесцветным голосом поинтересовалась она.

Гвинейра улыбнулась.

— Она еще с нами. Но она слишком легкая для этой полукаретки… — Гвинейра хотела продолжить, но разговор прервался из-за оглушительного лая. Женщины подошли к полукаретке так близко, что их учуяла маленькая трехцветная собака, которую Маака привязал под козлами.

— Я подумал, что нужно привезти ее вам, мисс Глори, — усмехнулся он, отвязывая веревку.

Нимуэ ринулась к женщинам, и Гвинейра по привычке наклонилась, чтобы поздороваться с ней. Но собака не смотрела на нее. Лая, повизгивая, почти воя от счастья, она прыгала вокруг Глории.

— Моя Нимуэ? — Глория опустилась на колени прямо на улице, новая одежда была забыта. Она обнимала и прижимала к себе собаку, которая, в свою очередь, покрывала ее влажными поцелуями. — Она ведь не могла… Я так боялась, что…

— Что она умерла? — переспросила Гвинейра. — Вот почему ты о ней не спросила… Но, послушай, она же была совсем маленькой, когда ты уехала, а бордер-колли живут долго. Она проживет еще лет десять…

С лица Глории исчезла вся замкнутость, вся неестественность; на нем отражалось одно сплошное счастье от встречи. Значит, все же есть кто-то, кто любит ее.

Гвинейра довольно улыбнулась. А потом села на козлы.

— Можно я буду править, Маака?

Маори рассмеялся.

— Я так и знал, мисс Гвин, что придется отдать поводья. Но если вы не против, я бы остался в Крайстчерче. Я подумал, что стоит забежать в контору к мистеру Джорджу. Счет за шерсть…

— И очаровательная дочка Рети, — поддразнила его Гвин. Все знали, что Маака влюблен в дочь управляющего Джорджа Гринвуда, Рети. Девушка маори закончила колледж на Северном острове и с недавних пор помогала в конторе. — Можешь остаться, Маака, но не наделай глупостей! Малышка воспитана на западный манер, она хочет ухаживаний, с цветами и конфетами! Может быть, тебе стоит иногда сочинять для нее стихи!

Маака нахмурился.

— За такой глупой девушкой я никогда не стал бы ухаживать! — заявил он. — Ей не нужен тохунга, который будет читать ей стихи, и она не ребенок, чтобы завоевывать ее конфетами. Цветы весной цветут на всем острове, и если срывать их без причины, это может навлечь беду. — Он рассмеялся. — Но у меня есть вот это… — Маака выудил из кармана жадеит, на котором вырезал контуры маленького божества. — Я сам нашел этот камень, мои духи прикасались к нему…

Гвинейра улыбнулась.