Глория попыталась взять себя в руки, но лицо ее было залито слезами, когда она присела в книксене перед мисс Бличем. Сара не удержалась, притянула девочку к себе и поцеловала на прощание.

Мисс Эрроустон наблюдала за сценой с явным неудовольствием.

— Малышка слишком зациклена на вас, — заметила она, когда девочки вышли из комнаты. — Ей необходимо оторваться от вашего подола и сблизиться с ровесниками. Это пойдет ей на пользу. А у вас, — она вновь заговорщически улыбнулась, — в обозримом будущем наверняка будут собственные дети.

Сара густо покраснела.

— Пока что я не хотела бы отказываться от своей профессии, — она предприняла еще одну попытку направить разговор в нужное ей русло. — Напротив, я предпочла бы еще пару лет поработать в школе и в связи с этим хотела спросить…

— А как вы себе это представляете, милая моя? — елейным голосом поинтересовалась мисс Эрроустон, наливая Саре чай. — Вы ведь будете нужны преподобному. Не знаю, как в другой половине земного шара, но в наших школах учительницы обычно незамужние.

Сара почувствовала, что ловушка захлопывается. Нет, мисс Эрроустон не станет нанимать ее на работу. Значит, остается одно: поискать работу гувернантки. Вот только никто в поселке не произвел на нее впечатления зажиточных людей. И, возможно, деревенские матроны не захотят становиться на пути «счастья преподобного отца». Нужно будет серьезно поговорить с Кристофером. В принципе, то, что он так твердо намерен жениться на Саре, испытывая родство душ, основанное лишь на переписке, говорит скорее в его пользу, однако должен же он дать Саре возможность подумать хотя бы пару недель? Она бросила робкий взгляд на сидевшего рядом мужчину. Хватит ли этого времени на то, чтобы познакомиться с ним по-настоящему?

Глорию представили мисс Коулридж, экономке восточного крыла. Мисс Коулридж была старше, чем мисс Барнум, а в остальном оказалась ее полной противоположностью. Эта худощавая, без каких бы то ни было округлостей дама была строгой и неприветливой.

— Ты Глория Мартин? О, ты совершенно не похожа на мать! — Из уст мисс Коулридж это заявление прозвучало совершенно неодобрительно.

На этот раз Глория не стала кивать. Мисс Коулридж бросила на нее еще один, скорее недовольный взгляд, а затем сосредоточилась на своих записях. В отличие от мисс Барнум, она не знала на память, в какой комнате живет каждая из ее девочек.

— Мартин… Мартин… ах да, вот она где. Тициановская комната.

Если в западном крыле комнаты назывались по именам знаменитых композиторов, то в восточном — по именам художников. Впрочем, Глория никогда еще не слышала имени Тициан. Зато насторожилась, когда мисс Коулридж стала читать список.

— Вместе с Мелиссой Холланд, Фионой Хиллс-Галант и Габриэллой Уэнтворт-Хейланд. Габриэлла и Фиона уже приехали…

Глория пошла за экономкой по мрачным коридорам восточного крыла. Она пыталась убедить себя, что в этой школе наверняка есть двадцать Габриэлл, но это было маловероятно. И действительно, когда мисс Коулбридж открыла дверь, ее встретила красивая шатенка с несколько заостренным книзу лицом, с которой они уже виделись в холле. Габриэлла как раз убирала свою униформу в один из четырех узких шкафчиков. Другая девочка — Глория узнала нежную блондинку, стоявшую тогда рядом с Габриэллой, — похоже, уже закончила с этим. Она поставила на свой ночной столик несколько семейных фотографий. Бросив взгляд на несколько мрачноватую репродукцию дорогого полотна, украшавшую стену, Глория невольно поджала губы. Портреты и историческая мазня показались ей совершенно омерзительными. Позже она узнает, что здесь поклоняются человеку, в честь которого названа ее комната. Все картины, репродукции которых висели на стенах, принадлежали кисти Тициана.

— Фиона, Габриэлла, это ваша новая соседка, — коротко представила ее мисс Коулбридж. — Она приехала…

— Из Новой Зеландии, мы уже знаем, мисс! — послушно подхватила Габриэлла, делая книксен. — Мы познакомились с ней сразу же по прибытии.

— Ну что ж, тогда у вас найдутся общие темы для разговора, — заявила мисс Коулбридж, очевидно довольная тем, что не придется помогать девочкам знакомиться. — Приведете Глорию на ужин.

С этими словами она вышла из комнаты и закрыла за собой дверь. Глория неловко осталась стоять на пороге. Какая же из постелей ее? Фиона и Габриэлла уже заняли кровати у окна. Но Глории было все равно. Единственное, чего ей хотелось, так это иметь одеяло, которым можно будет укрыться с головой.

Глория неуверенно уселась на постель в ближайшем углу. Она показалась ей самой удобной, чтобы не быть на виду. Но другие девочки не собирались предоставлять Глорию самой себе.

— А вот и наша слепая птичка! — с издевкой произнесла Габриэлла. — Впрочем, я слышала, что она будто бы довольно красиво поет. Разве твоя мать не та самая певица-маори?

— Правда? Ее мать темноко-о-ожая? — Фиона протянула последнее слово. — Но она совсем не черная… — И девочка пристально оглядела Глорию.

— Может быть, кукушонок? — захихикала Габриэлла.

Глория судорожно сглотнула.

— Я… мы… у нас дома нет кукушек…

Она не понимала, почему девочки смеются. Как не понимала и того, что она им сделала. Ей было невдомек, что объектом насмешек можно стать совершенно без повода. Однако Глория внезапно осознала, что ловушка захлопнулась.

И шанса уйти отсюда у нее нет.

Шарлотта Гринвуд приехала в Киворд-Стейшн вместе с родителями. Спустя четыре недели после знакомства с Джеком в Крайстчерче, после официального приглашения от Гвинейры МакКензи. Официальным поводом послужил небольшой праздник по случаю успешного перегона овец из предгорий. Сейчас, в марте, в горах наступила зима, и пора было уводить животных на ферму. Это происходило каждую осень, и праздновать было необязательно. Однако Джек настаивал, чтобы мать пригласила Гринвудов, ведь в этом деле любой повод был хорош.

И вот теперь Джек сиял, наблюдая за выходившей из кареты Шарлоттой. На девушке было простое темно-коричневое платье, благодаря которому цвет ее волос казался еще теплее. Огромные карие глаза излучали свет, и Джеку чудилось, что он видит в них золотистые искорки.

— Приятно ли прошло путешествие, Шарлотта? — спросил он и сам себе показался ужасно неуклюжим. Он должен был помочь ей выбраться из кареты, но при виде девушки забыл обо всем на свете.

Шарлотта улыбнулась. На щеках появились ямочки. Джек пришел в восторг.

— Дороги стали гораздо лучше, чем мне запомнилось, — певучим голосом произнесла она.

Джек кивнул. Ему очень хотелось сказать что-нибудь умное, но в присутствии Шарлотты он был не в состоянии мыслить здраво и полностью терялся от переизбытка чувств. Все в нем хотело прикоснуться к этой девушке, защитить ее, привязать к себе… Но если ему не удастся произвести на нее впечатление, она будет вечно считать его деревенским дурачком.

Как бы там ни было, Джек довольно внятно представил девушку своим родителям, причем Джеймс МакКензи тут же проявил галантность, которой так не хватало Джеку в общении с Шарлоттой.

— Признаться, интернатское воспитание в Англии начало казаться мне отличной штукой, — заметил он, — если оно производит таких потрясающих существ, как вы, мисс Шарлотта. И вы, я слышал, интересуетесь культурой маори?

Шарлотта кивнула.

— Мне хотелось бы выучить язык, — пояснила она. — Ведь Джек, наверное, свободно говорит на маори… — Она бросила на Джека взгляд, который заставил Джеймса МакКензи насторожиться. Блеск в глазах сына он заметил еще раньше. Похоже, Шарлотта тоже интересуется им.

— Я не сомневаюсь, что следующие три месяца он будет обучать вас словам вроде «ТауматавататангихангакоауауоТаматеятурипукакапикимаунгахороукупокаивенуакитанатаху», — подмигнул ей Джеймс.

Шарлотта закусила губу.

— У них такие… длинные слова?