Глория точно знала, как чувствовал себя Джек. Она рисовала полночи.

Джек МакКензи никогда еще так сильно не ссорился с матерью, как в этот вечер.

— Как ты могла сначала позволить ей надзор, а затем зарывать в землю ее авторитет? Может быть, Глория была совершенно права. Боб Тейлор подонок!

— Мы все знаем, что он не мальчик из хора, — ответила Гвинейра, складывая салфетку. — Но Глори пора научиться не обращать внимания на мелкие насмешки. Боже мой, когда я была молода, ко мне тоже приставали. Они же мужчины. И их не учили хорошим манерам.

— А что, если эта история выглядела совершенно иначе? Почему Фрэнк Уилкенсон вступился за этого парня? Может быть, он имеет к этому отношение? Ты должна была хотя бы выслушать Глорию. И даже если она приняла неверное решение, нужно было поддержать ее, потому что она отвечала за ход стрижки, а значит, ее слово — закон. Мы всегда так поступали. Либо ты доверяешь ей, либо нет! — Джек отодвинул тарелку в сторону и подумал о Глории, которая осталась голодной после такого напряженного дня. Девушка и так все худела и худела. Джеку вспомнилось ее лицо, на котором в этот вечер вопреки обыкновению читалась не ярость, а отчаяние.

— Вот то-то и оно, Джек. Я не знаю, могу ли я ей доверять, — сказала Гвинейра. — Глория упряма и зла на весь мир. С работниками фермы общего языка не нашла, с маори, судя по всему, тоже не ужилась. Что-то не так с этой девушкой…

— Мама…

Джек не знал, как ей объяснить. Он вообще не мог ничего сказать. Если скажет — выдаст Глорию; это означало бы разрушить доверие. Она, конечно, не рассказывала ему свою историю. И то, что, как ему казалось, он теперь знает, пришло из третьих рук. Но кто он такой, чтобы обсуждать то, о чем не может сказать сама Глория?

На следующее утро Джек пересилил себя и отправился к сараям стригалей. Он не хотел вливаться в работу по-настоящему и не знал, что сделать, чтобы помочь Глории. Если он заберет у нее руководство, это будет не менее унизительно. Но что-то нужно было сделать.

Джек толкнул дверь в сарай и едва не оглох от блеяния овец и криков мужчин, сообщавших Глории свой результат. От пыли горела слизистая, и Джек с трудом подавил желание прокашляться. Он поискал взглядом Глорию; девушка стояла в центре помещения у доски и казалась маленькой и уязвимой. В первом ряду работали Фрэнк Уилкенсон и Боб Тейлор.

— Джек… — Глория не знала, радоваться ей или злиться. Может быть, Гвин послала Джека, чтобы он сменил ее?

Джек слабо улыбнулся.

— Я… решил проверить, не разучился ли я, — громко сказал он, чтобы его услышали Уилкенсон и другие первоклассные стригали. — Откроешь мне счет?

Несколько стригалей постарше зааплодировали. Раньше Джек МакКензи был в числе лучших.

Глория тоже знала это. Она одарила его очаровательной улыбкой.

— Ты уверен?

Джек кивнул.

— Не думаю, что смогу выиграть. Но я в деле! — Он взял прибор для стрижки и выбрал себе рабочее место. — Посмотрим, насколько я подзабыл…

Взяв первую овцу, Джек привычным движением уложил ее на спину. Конечно же, он совершенно не разучился. Эти движения он проделывал тысячу раз. Его руки летали над телом животного.

К полудню Джек до смерти устал, но настриг на десять овец больше, чем Уилкенсон. Однако в общем счете победил профессионал Роб Шеффер.

Джеку не хотелось оставлять Глорию одну, но он знал, что отстанет, если будет продолжать. Легкие горели, он чувствовал смертельную усталость. Поэтому он снова извинился и сказал ей, что пойдет работать над наследством Шарлотты.

— И не опозорьте шефиню! — добавил Джек, строго глядя на Уилкенсона. — Мисс Глория делает эту работу впервые, но в скором будущем она будет руководить фермой. Думаю, если вы победите, по такому случаю она выкатит еще один бочонок!

Когда он уходил, Глория бросила на него полный благодарности взгляд.

Вечером Глория переоделась к ужину, хотя у нее не было большого желания встречаться с Гвинейрой. Чего доброго, снова придется в чем-то оправдываться. И действительно, во второй половине дня Уилкенсон снова попытался усомниться в записях Глории, но на этот раз против него восстали все стригали.

— До сих пор я не видел никаких ошибок, — заявил Роб Шеффер. — Может быть, тебе просто стоит стричь быстрее?

Глория не совсем понимала почему, но приход Джека укрепил уважение к ней самой.

Усталая, она вышла из сарая и была удивлена тем, что за дверью ее ждал Джек. Судя по его виду, у него болело все; мышцы отвыкли от тяжелой работы, глаза слезились от летавшей в сарае пыли, а когда он заговорил с Глорией, то едва не захлебнулся от кашля.

— Отвык от хорошего, — пошутил он, когда Глория встревоженно оглядела его. — Надеюсь, ты не откажешься от мяса гриль. Ах да, я принес тебе куртку. Сегодня мы поедим со стригалями. Мама пожертвовала барашка, а мы возьмем с собой бочонок пива. Пора нам показаться у костров.

— Но ты… — Глория не договорила. Может быть, ей просто кажется, что после Галлиполи Джек избегает общества мужчин.

Джек взял ее за руку — и Глория испугалась прикосновения, но подавила свой страх.

— Я справлюсь, — сказал он, мягко сжав ее пальцы. — И ты тоже справишься.

Напряженная до предела, Глория сидела с мужчинами у костра и односложно отвечала на их шутки, однако это не мешало стригалям прославлять ее щедрость за бочонок пива. Самые старшие из них еще помнили детство Глории на ферме и начали подтрунивать над ее утонченным английским воспитанием.

— Повежливее с юной леди! — советовали они младшим стригалям из третьего сарая. — А то она опять от нас сбежит. Мы уже не верили, что вы вернетесь из Англии, мисс Глори. Думали, что выйдете там замуж за лорда и будете жить в замке!

Глория натянуто улыбнулась.

— Что мне делать в замке, мистер Гордон? — спросила она. — Я именно там, где хотела быть.

Постепенно Глория расслабилась и поздно вечером, когда Джек проводил ее до двери комнаты, чувствовала себя на редкость хорошо. Они ушли от костров, потому что снова зарядил дождь. Глории пришлось в очередной раз сражаться со своими волосами, которые от влажности стали виться еще сильнее. Девушка отчаянно пыталась убрать их назад, и Джек с улыбкой сказал:

— Может, тебе стоит вообще состричь их? — И удивился, заметив, что Глория вдруг побледнела.

— Думаешь, было бы красиво, если бы я…

Джек представлял себе фотографии современных девушек с короткими стрижками и, конечно, не думал ни о чем таком, когда произнес эти слова. Но Глория вспомнила лица мужчин, которые при виде ее обритой наголо головы возбуждались еще сильнее, и кровь застыла у нее в жилах.

— Ты мне всегда кажешься красивой… — ответил Джек, но Глория уже не слышала его. В панике она вбежала в свою комнату и захлопнула за собой дверь.

Глории потребовалось два дня, прежде чем она снова смогла смотреть на Джека. А Джек, который вообще не понял, что произошло, много раз извинился, пытаясь вернуть ее расположение. И только спустя какое-то время, уже расслабившись, она поняла, что, говоря «состричь», Джек просто шутил, вспоминая, как ее стригли наголо в детстве. Она отругала себя за глупость, но не знала, как объяснить Джеку ситуацию. В конце концов оба решили просто не говорить об этом.

Стрижка овец тем временем продвигалась без происшествий, и в соревновании действительно победил сарай номер три. Стригали бурно радовались, но Глория отчаянно отбивалась, когда они попытались поднять «шефиню» на плечи и пронести вокруг сарая в честь праздника. Наконец Джек вмешался и дипломатично предоставил ей своего коня. Роб Шеффер, победитель в общем зачете, получил право провести Анвила вокруг сарая, в то время как остальные громко затянули «She’s a Jolly Good Fellow». Джек, который предполагал подобное осложнение и только потому затесался в толпу, помахал ей рукой, и Глория, почувствовав себя свободно, стала смеяться и праздновать вместе со всеми. Казалось, бабушка Гвин была наконец-то довольна.