— Я должна сообщить тебе одну вещь, Майк. Может быть, ты после этого изменишь свое мнение. Но я должна сказать тебе это.

Майк Келли напрягся. Боже, что же это такое?

— Нам придется венчаться в церкви св. Симеона. Представь, я буду в белом платье, ты в полосатых штанах. Мой отец будет передавать меня тебе и все такое прочее. Что ты на это скажешь?

Он застонал:

— Боже, да ты просто школьница-католичка какая-то.

Став знаменитым иллюстратором детских книг и решив быть серьезнее, Майк сбрил бороду и подстригся. Он понимал, что родители Меган возненавидят его. В конце концов, какому отцу понравится, что его дочь живет с мужчиной без благословения церкви?

У него был серьезный разговор с Фрэнки Маги в кабинете последнего. Он должен был просить руки Меган. Фрэнки спросил его о службе в армии. Майк был в Сицилии во время войны, служил пехотинцем в частях генерала Патсона. У него было две медали.

Он происходил из достойной семьи. Мать его была строителем, отец работал в страховой компании. Они жили в Спринг-Велли, в Нью-Йорке. Его сестра была замужем за торговцем автомобилями, у них было трое детей и жили они в Коннектикуте.

Да, он мог содержать Меган. Да, он считал, что ей необходимо работать врачом. Нет, они не хотят жить в пригороде. Они собираются купить дом в Гринич-Виллидже. Там у него будет мастерская, а у нее свой кабинет. Да, они оба хотят иметь детей. Спустя какое-то время. И да, Бог свидетель, он любит Меган и дорожит ею. Он считает, что она самая умная, остроумная и крутая из всех девушек, которых он встречал в жизни.

— И, — сказал он, — мы подходим друг другу.

Фрэнки прищурился. Ему нравился этот парень, который определенно нравился самому себе.

— Что ж, поживем увидим, — сказал Фрэнки, протянул Майку руку и пожелал ему и Меган удачи.

В душе он ликовал.

Проведя год в Лос-Анджелесе, монсиньор Юджин Себастьян О’Брайн получил от кардинала Эл-Эй разрешение провести церемонию венчания Майка Келли и своей кузины Меган, чему в Нью-Йорке способствовал Фрэнки Маги.

Ее мать настояла на том, чтобы шлейф ее красивого подвенечного белого платья несли племянницы и племянники. Кольцо доверили четырехлетнему брату Меган. Ее сестра, Элизабет, была беременна на последнем месяце и выполняла роль почетной распорядительницы во время венчания, а четыре двоюродные сестры, в платьях подружек невесты, казалось, очень страдали (по идее, чем уродливее выглядят подружки невесты, тем красивее должна быть сама невеста) и были под стать друзьям Майка, одетым во взятые напрокат костюмы. Сюзи Гинзбург не могла участвовать в церемонии венчания, так как не была католичкой, но она присутствовала в церкви, одетая в великолепное шелковое платье, от одного вида которого можно было упасть в обморок. Свадьба игралась в отеле «Конкорс-Плаза». Приглашенных человек двести, среди них — друзья, родственники, политики, судьи, представители из мэрии. Был приглашен Данте Данжело и его беременная жена, красивая женщина с лучезарным взором, а также кузен Меган, Чарли, пожарник, в сопровождении сестры Бена Херскеля Деборы, на которой он собирался жениться. На свадьбу собрались многочисленные тети, дяди, двоюродные братья и сестры, просто друзья.

Меган провела некоторое время наедине со своей тетей Катериной, которая обнимала ее и, плача, шептала на ухо: «Слава Богу, детка. Будь же самой счастливой женщиной в мире. Я люблю тебя больше всех на свете».

Пребывание в церкви св. Симеона, расположенной в полуподвальном помещении, куда вела каменная лестница, заставило Меган вспомнить детские годы. Все здесь было так необычно, таинственно — горящие свечи, запах ладана, полутьма. У нее перехватило дух, и она явственно ощутила присутствие Божьей Матери и Сына Божьего в церкви.

Она бросила взгляд на исповедальню и вспомнила детские голоса: «…я семь раз помянула имя Божье всуе, была непочтительна к матери, шлепала сестренку, ругалась и вела себя отвратительно».

Это место было ядром ее юности. В течение жизни она совершила два больших греха: не исповедалась до конца в том, что принимала участие в убийстве человека, а также в том, что сделала аборт. Она успокаивала себя и находила рациональное объяснение тому и другому событию, но в этот миг сама статуя Божьей Матери смотрела на нее с упреком. Всепрощающая фигура на Кресте страдала за ее грехи.

Но она больше не была ребенком, и церковь не играла в ее жизни такой большой роли. Даже это венчание с Майком было лишь жестом. Они хотели угодить ее родителям.

В церкви было много тех, кто хорошо знал ее с детства, а также людей из окружения ее отца, которые пользовались большим уважением в обществе. Тут были родственники Майка и его друзья. Задумавшись о прошлом, Меган оступилась в темноте или запуталась в шлейфе и неожиданно упала в проходе церкви, лицом вниз.

Раздались возгласы, воцарилась напряженная тишина, а Фрэнки кинулся к ней на помощь. Майк Келли оставил свое место у алтаря, подбежал к ней, поднял и обнял своими сильными руками. Держа ее в объятиях, он повернулся лицом к изумленным гостям и обратился к ним со словами, которые навсегда сделали его другом отца Меган: «Меган и я будем всю жизнь носить друг друга на руках. Сейчас моя очередь, поэтому я понесу мою невесту к алтарю».

Так началась эта счастливая свадьба.

Чарли О’Брайн предпринял нечто такое, что удивило его родственников и друзей. Все это не относилось ни к поиску своих родственников-евреев, ни к принятию иудаизма.

Он поступил в пожарную дружину города Нью-Йорка. Его отец и оба брата считали, что пребывание в Европе во время войны не пошло Чарли на пользу. Он уже не был тем покладистым и добродушным парнем, каким они его знали раньше.

Отец настаивал, чтобы Чарли хорошо подумал о своем будущем. Он ведь, в конце концов, католик и крещеный. То, что он намеревался предпринять, было глупостью. Даже его родственники-евреи так считали.

Эти родственники-относились к Чарли подозрительно — особенно те, кто был постарше, братья и сестры его матери. Да, они могли сообщить ему имена и адреса, но чего он добивается в конечном счете?

Сестра его матери, Риа, та самая, которая единственная из всей семьи поддерживала с матерью связь, давно умерла от рака. Рак и сердечные заболевания преследовали эту семью. Младшая сестра матери, Гариет, выглядела старше нее и не была похожа ни на кого из тех, кого знал Чарли. Это была невысокая плотная женщина, постоянно носившая грязный фартук и свитер. На голове у нее всегда шерстяной платок. Обслуживая клиентов в своем рыбном магазине, она окидывала Чарли подозрительным взглядом:

— Я почти не помню ее — Мириам, Мири. Я была тогда совсем маленькая. Она ушла из семьи, почему я должна помнить ее? Я была ребенком, лет на десять моложе. А ты? Ты зачем пришел сюда?

Двоюродные братья и сестры. Его ровесники. Глядя на их лица, он мог бы сказать, что они его родственники.

Его кузен Арти Крамер, ветеран морфлота, только что купил дом с участком земли в Нью-Джерси. Он слышал о своем кузене Чарли и рад с ним встретиться.

— Боже мой, — сказал он, — у меня есть еще один двоюродный брат, который очень похож на тебя. Ты похож на тех ирландских ребят, которые все время били меня, когда мы жили в Квинсе.

Арти был раввином, который во время войны служил в морфлоте и был капелланом. После обеда, приготовленного женой Арти, состоящего из кошерной пищи, которую с ними разделили и дети (их было трое), мужчины уединились в небольшом саду за домом. Они сидели друг против друга, изучая один другого.

— Да, — говорил Арти, — мы потеряли родственников во время войны. Дяди, тети, двоюродные братья и сестры. Все евреи, которые перебрались в Америку, оставили в Европе каких-то родственников. Но скажи мне, Чарли, в чем дело?

Чарли не сразу заговорил с ним о том, что видел и пережил, находясь в немецком концлагере. Арти пожал плечами: