— Что, если мы применим технику расслабления? Это можно сделать только с вашего согласия. Может быть довольно болезненно.

— Вы имеете в виду гипноз?

— Что-то вроде. Но вы будете в полном сознании. Однако впадете в состояние полной релаксации и будете вспоминать прошлое. Оно — внутри вас. Теперь вы посмотрите на все это глазами взрослого человека, а не ребенка. Хотя сначала отчетливо вспомните свои детские переживания. Это может быть тяжело. Вы согласны?

Люция вздохнула:

— Боже, ничего не может быть тяжелее того, что я делаю с Данте. Ради него я должна как-то разобраться со всем этим.

— Нет, — сказала Меган. — Вы должны разобраться со всем этим ради самой себя. Чтобы выздороветь. Вы говорите, что помните что-то. Давайте же вернемся в прошлое и попробуем разобраться.

Путем расслабляющих процедур Меган спокойно и ненавязчиво возвращала женщину в прошлое. Они вспоминали ее детство, день рождения, когда ей исполнилось пять лет, золотистые и серебристые воздушные шарики, друзей, двоюродных братьев и сестер, тетей, дядей, ее отца, преподносящего ей подарки, завернутые в золотую и серебряную бумагу. Дети поют для нее, ее тетя той ночью, когда она после дня рождения, возбужденная, легла в кровать, пела ей итальянскую колыбельную песню, чтобы успокоить ее.

Люция начала тихо напевать. Это была песня о матери и ребенке, о лунном свете и звездах, о легком ветерке и об ангеле, который смотрит на дитя.

По мере того как она пела, ее голос становился все тоньше и тоньше, пока не стал голосом маленького ребенка, который с трудом произносит слова. А потом стал сильным: она запела голосом своей матери.

Потом раздался голос маленькой девочки: «Спой еще, мама».

Казалось, она слушала и улыбалась.

Меган спросила:

— Где вы, Люция? В какой комнате?

— В детской. Она поет мне, потому что любит меня. Младенец спит. Мама любит меня, а не только того младенца. Она любит и меня тоже.

— Вас беспокоит, что она перестала любить вас после рождения брата?

— Да. Но мама сказала: «Ты всегда будешь моей любимой дочкой. Моя красивая маленькая девочка. Ты будешь старшей сестрой и маминой помощницей. И папа будет гордиться тобой, потому что ты помогаешь маме. Мы так сильно любим тебя, и твой маленький братик, Альдо, будет любить тебя. Ну разве ты не счастливая девочка?»

— Ваша мать, кажется, очень счастлива.

— Мама так счастлива. Младенец просыпается, и мама несет его ко мне: «Посмотри, какой он крошечный. Он так нуждается в нас обоих, мы должны помогать ему расти. Сядь сюда, в кресло-качалку, и подержи его, пока я поменяю ему пеленки. О, телефон звонит. Оставайся здесь, дорогая, мама сейчас вернется».

Внезапно молодая женщина начала стонать. Ее тело стало спазматически вздрагивать. Руки сжались в кулаки. Ее взгляд был устремлен в прошлое. Она обхватила себя руками и застонала.

— О Боже, Боже, о Боже…

— Все в порядке, Люция. Расскажите об этом. Скажите, что случилось. Ваша мама пошла ответить на телефонный звонок. Вы сидите в кресле-качалке и держите на коленях младенца. Скажите мне, что произошло. Вы можете мне об этом сказать. Все будет хорошо. Что вы видите?

Девочка хотела быть помощницей, старшей сестрой, хотела, чтобы ею гордился отец. Она хотела сделать маме сюрприз и показать ей, какая она хорошая помощница. Вместо того, чтобы ждать, когда вернется мама, она сама понесла ребенка к высокому столу. Она хотела положить его на этот стол, где меняют пеленки. Мама будет довольна. Она подняла младенца над головой, чтобы положить на край стола, но он выпал из ее рук, упал и ударился головой о металлическую корзину для использованных бумаг. Его шея хрустнула.

Он даже не вскрикнул, только дернулся один раз и застыл. Стало очень тихо. Улыбающаяся мать вернулась в комнату.

Голос Люции был полон страдания, она стонала и повторяла одни и те же слова: «О Боже, о Боже, о Боже. Я ранила братика. Я ранила братика. Мама, мама, мама, помоги ему».

Медленно, осторожно Меган вернула Люцию в настоящее. Та стала задыхаться.

Меган спокойно обратилась к ней:

— Вы будете помнить все, что рассказали мне. Вы спокойно, не поддаваясь эмоциям, вспомните то, с чем жили все это время, не сознавая этого. Теперь вы, взрослый человек, поймете то, что произошел несчастный случай. Все в порядке, Люция. Это ведь случилось очень давно.

Они несколько часов пробыли вместе, несмотря на то, что сеанс должен продолжаться пятьдесят минут.

Спокойным голосом она сказала Меган:

— Мама сказала мне, чтобы я обещала никогда, никогда не рассказывать папе или кому-то еще. Она просила меня забыть об этом. Как будто этого не было.

— И конечно же, вы забыли. И никогда не говорили об этом. До сегодняшнего дня.

— Но я постоянно чувствовала: что-то случилось. Я не могла понять, что.

— Что вы чувствуете по отношению к тому, что произошло с той маленькой девочкой? Вы испытываете чувство вины?

— Да. Конечно. Боже, это же была моя вина. — Потом она добавила: — Нет. На самом деле я не чувствую, что виновата. Я ведь сама была ребенком. То, что случилось, ужасно, но это был только несчастный случай.

— Давайте поговорим о вашей матери, которая, как вы считаете, предала вас, и которую вы ненавидите. Почему, вы думаете, она так поступила?

Ее мать сделала это, чтобы спасти жизнь Люции. Она чувствовала, что если муж узнал бы об этом, то вычеркнул бы Люцию из своей жизни, как вычеркнул из нее жену.

— Она покончила с собой ради вас, Люция. Она пожертвовала ради вас своей жизнью. Она не предала вас. Она подарила вам жизнь.

Люция истерически рыдала:

— Но это же был несчастный случай. Я была маленькая. О Боже! Она любила меня, не так ли? Все эти годы я считала, что она не любила меня и даже не думала обо мне в последние минуты своей жизни. Но она сделала это с собой ради меня. Она отлично знала моего отца. Он бы не… Боже, он полон ненависти. Он уничтожил бы меня. Господи, почему же это случилось? Хотела ли я подсознательно убить своего брата?

— Такое случается, — сказала Меган, — но бывают и просто несчастные случаи. А ваша мать ничего иного не придумала, как покончить с собой, чтобы спасти вас, Люция.

После этого сеанса Люция-Бианка еще несколько раз приходила к Меган, а потом, поговорив обо всем с Данте, стала ему нормальной любящей женой.

Через шесть месяцев после знаменательного сеанса она забеременела. Когда у него родился первый ребенок, Данте послал Меган огромный букет роз и записку: «Моему другу Меган. Вечное спасибо».

Меган улыбнулась и печально пожала плечами. А зачем, черт возьми, нужен друг?

Странно было находиться в «неофициальном кабинете» Фрэнки Маги, находящемся на первом этаже трехэтажного кирпичного дома, стоящего по соседству с домом, в котором вырос Данте. Последний раз он встречался здесь с Фрэнки, когда заканчивал Колумбийскую высшую юридическую школу. Маги мог помочь Данте получить работу помощника районного прокурора. После трех лет работы Данте занимался частной практикой, и его это не удовлетворяло. Деньги она приносила хорошие, но деньги — еще не все.

— Спасибо, что приняли меня, мистер Маги.

— Называй меня Фрэнки, — сказал тот, располагающе улыбаясь, но в лице видна некая ирландская твердость, которая не сочеталась с такой улыбкой. Его голубые глаза прищурились, и он пристально смотрел на своего собеседника. Это был стройный мужчина, движения которого быстры и грациозны. У него редеющие темные волосы и подозрительный взгляд прирожденного полицейского. Хотя он покинул Ирландию еще ребенком и говорил на жаргоне Бронкса, временами переходил на ирландский диалект.

— Ну, Дэнни, как твоя частная практика? Расследуешь уголовные дела, а? Это не то, что служить в нотариальной конторе.

Данте тщательно подбирал слова:

— Я научился большему здесь, чем за годы обучения в юридической школе. Работа интересная. Но я не так представляю свою службу — не хочу заниматься защитой всяких негодяев. Это хорошо как практика, но не более того. Просто тут можно понять, как функционирует закон, вот и все. Ну и делаешь свои выводы о том, как ты можешь помочь соблюдению закона.