— Я должен остаться с ним, — сказал полицейский. Он показал ей свою записную книжку, как будто это что-то объясняло.

— У вас будет время все выяснить потом, — сказала она решительным голосом.

Медсестра отошла в сторону, когда к мальчику приблизилась группа врачей, а потом вновь подошла к нему, когда прибыл приходский священник, чтобы исповедовать мальчика. Она смотрела на Тома О’Брайна, который сначала наблюдал за умирающим мальчиком, а потом стал поглядывать на нее.

Он заметил, что когда священник закончил причащать мальчика, все перекрестились, шепча молитвы, за исключением молодой медсестры. Она просто прикусила губу. Хотя потом, когда она наконец посмотрела прямо в глаза Тома, он понял, что она переживает.

В этой молодой женщине чувствовалась какая-то особая чистота, изящество и сила, мужественность и одновременно женственность, что не очень соответствовало ее юному возрасту. Ей было не более двадцати одного или двадцати двух лет.

Она закончила свою работу и пошла в комнату для медперсонала выпить чашечку кофе. Том О’Брайн, чья тяжелая шинель была брошена на стул, а воротник кителя намок от пота, встал и кивнул ей.

— Трудная у нас работенка, — сказал он, показывая дневник, в котором записал факты, связанные со смертью ребенка.

— Тяжело придется его родителям. Им этого никогда не забыть.

Голос ее звучал сердито, но он понял, что она хочет скрыть свои истинные чувства. Он и сам так поступал не раз, когда попадал во всякие ужасные ситуации.

Они сидели тихо рядом друг с другом, практически не разговаривая. Им хорошо было вместе.

Том О’Брайн влюбился в Мириам Грейфингер — она называла себя Мири Грей — через две минуты после того как увидел ее возле умирающего мальчика.

Мири Грей полюбила его чуть позже, но отдалась этому чувству со всей душой.

Их не волновало то, что их семьи возражали. Они были сильными людьми. Это их личное дело. Они врали родителям.

Мириам не было нужды обманывать своих. Ее отец сказал, что для него она умерла. Семья оплакала и похоронила ее. В их сердцах больше не было места для нее. Ее мать умерла через год в результате трудных родов. Отец вскоре женился на другой женщине, которая родила ему новых наследников. Он назвал одну из своих дочерей Мириам в честь своей бывшей дочери.

Родным О’Брайна Мири Грей была представлена как сирота, у которой нет семьи. Ее родители якобы погибли в огне пожара где-то под Нью-Йорком еще когда Мири была грудным ребенком. Она их не помнила. Росла в приюте и не принадлежала ни к одной из религий, так как никто не знал, какую религию исповедовали ее родители.

Их венчал отец Мерфи в своем кабинете, и хотя Мири Грей О’Брайн согласилась на то, что дети ее будут католиками, сама не приняла католичества. Она ходила в церковь по большим праздникам, — но не более того.

Когда забеременела в первый раз, Мири попросила Риу сказать об этом отцу. У него же, в конце концов, должен был родиться внук.

Риа любила свою сестру, но понимала, что только правда поможет той наконец освободиться от своего прошлого и начать новую жизнь. Она сообщила Мири о том, что сказал о ней отец:

«Мертвая женщина может родить только монстра».

Во время своей первой беременности Мири постоянно ждала, что вот-вот случится нечто ужасное: выкидыш, смерть ребенка во чреве или, наконец, младенец родится каким-нибудь ненормальным.

Все четыре первые беременности были похожи одна на другую. Первые два месяца она страдала от тошноты. Потом вплоть до последнего месяца пребывала в отличном здоровье. А на девятом месяце у нее начиналась изжога, неврастения и задержка вод. Все заканчивалось нормальными родами. Она родила двух вполне здоровых мальчиков и двух девочек.

Ее пятая беременность, когда ей было уже тридцать пять лет, проходила на удивление легко. Ее не тошнило, ее не мучили приступы меланхолии, у нее не распухали ноги. Она родила своевременно. Схватки были сильными и окончились очень быстро. Ее пятый ребенок, Юджин Себастьян О’Брайн, родился без всяких затруднений.

Единственное, что ее беспокоило, — то, что ребенка ей принес врач, а не сестра.

— Что случилось?

Доктор пожал плечами:

— Что может случиться с такой опытной женщиной, как вы?

— Не надо успокаивать меня, — сказала она голосом медсестры на дежурстве. — В чем дело?

— Возможно, все в порядке. Мы еще не совсем разобрались.

Он говорил быстро, спокойно. Внешне ребенок казался совершенно здоровым. Он весил семь фунтов и три унции, рост у него был девятнадцать дюймов, все пальцы на ногах и на руках на месте. Все органы функционировали нормально. На головке белокурые волосы длиной в два дюйма.

Но что-то могло быть не в порядке с его глазами. Конечно, трудно определить это в новорожденном, но врачу казалось, что она должна знать об этом.

Родился монстр, о котором говорил ее отец.

Она откинулась на подушках и глубоко вздохнула, обдумывая то, что произошло. Разве в глубине души она могла надеяться на то, что Он, чье имя она не смела назвать, так легко выпустит ее из своих рук? Ее отец, который занимался чернокнижием, знал больше, чем могла знать она. Вот теперь она дождалась.

Ребенок у нее на руках был прекрасным мальчиком. Цвет его кожи был нежно-розовый, у него правильные черты лица, глаза закрыты. Он спал. Она стала внимательно изучать его, и холодок пробежал по всему телу, начиная со спины, все ниже и ниже, пока в животе не образовалось что-то вроде сосульки.

Глаза малыша открылись. Он смотрел на нее. Глаза были практически бесцветны. Холодны. Взгляд мог дырявить стены.

Ребенок родился с глазами ее отца.

— У него все в порядке с глазами, — сказала она врачу. — Он не слепой.

Врач кивнул. Пока они не могли быть полностью уверены в этом, но если это успокаивает мать, то пусть верит, что все в порядке.

И, конечно же, Мири была права.

Она знала то, чего не могла бы сказать ни одной живой душе. Ребенок был одержим нечистым духом. Ее отец, который проклял ее навеки и который умер как раз перед тем, как она забеременела, проник в ее чрево и стал этим прекрасным, особенным ребенком.

Когда, через тринадцать месяцев, родился другой мальчик, Чарли, Юджин уже не только мог сам ходить на горшок, но и не сосал уже молоко из бутылки. Будучи еще месячным младенцем, он отказался сосать грудь матери, предпочитая бутылку, а через несколько месяцев отверг и ее, начав пить молоко из чашки. Она заметила, что он избегает ее ласк. Он избегал всяких ненужных прикосновений, хотела ли она потрепать его по головке, погладить эти великолепные волосики или просто поцеловать его. Она чувствовала, как напрягается его изящное, но крепкое тельце, когда она прикасается к нему, купая его, укладывая спать или в любое другое время. Все замечали, какой он не по годам взрослый и независимый ребенок. Он начал ходить, когда ему было девять месяцев. Прежде чем ему исполнился год, он уже знал сотни слов и произносил небольшие фразы. Он редко плакал. Был приятный, покладистый. Казалось, с облегчением воспринял появление на свет младшего брата: теперь он перестанет быть центром внимания.

Мири наблюдала за ребенком, а он наблюдал за ней. Между ними существовала тайна, о которой не должны знать посторонние.

Все, включая ее мужа Тома, были удивлены, что она родила следующего ребенка через такой короткий промежуток времени — обычно между родами проходило два года. Но Мири специально забеременела так быстро. Она решила, что дьявол не должен лишить ее последнего любящего и любимого ребенка.

Юджину было пять лет, когда с ним случился первый эпилептический припадок. Его мать не испугалась и не удивилась. В конце концов, она выросла, видя как ее отец вдруг начинает трястись всем телом, а потом корчится в судорогах. На губах его появляется пена, глаза закатываются и исчезают. Она спокойно делала все необходимое, чтобы ее маленький сын ничего не повредил себе во время этих приступов. Когда люди удивлялись ее спокойствию, она говорила, что привыкла к такому, будучи медсестрой.