И почему— то она подумала, что император Иоанн не сможет заснуть в эту ночь. Феофано це спит, не спит и он; она думает о нем, а разве он не думает о ней?! Нет, император не спит, все думает, думает, колеблется, решает, выходит из ки-тона. Перед ним расступаются этериоты, ведь он -василевс, может идти куда вздумается.

Император выходит в сад, приближается к скамье над скалой, где часто сидел с Феофано. И вдруг круто поворачивает и направляется к потайной двери восточной стены Буколеона, вынимает ключ, который хранится лишь у него, отпирает дверь и идет уже иным путем — далеко от фара, мимо бань, церкви Богородицы, — спешит к Софии…

¦

Феофано не удивилась, когда услыхала где-то внизу, в глубине собора, шаги. Не удивилась и тогда, когда шаги прозвучали по ступеням, за дверью катихумения. Дверь отворилась, на пороге стоял кто-то в темной одежде. При слабом свете свечи Феофано все же разглядела лицо, глаза, рот и скрещенные на груди руки проэдра Василия.

— Я пришел к тебе, Феофано, — тихо промолвил он.

Она встала, быстро направилась к проэдру и положила руки ему на плечи.

— Спасибо, я ждала тебя… Но как мог ты покинуть Буколе-он и императора?

Мгновение он смотрел на нее восхищенным взглядом.

— Зажги, Феофано, побольше свечей. Да, эту, эту, еще одну, вот ту, перед иконой. Пусть будет много света. Император спит, спит Буколеон и весь Большой дворец, но я, Феофано, не сплю, не могу спать. Я должен быть везде. Этериоты пропускают меня всюду, куда бы я ни шел, везде охраняют, даже в соборе святой Софии.

— Я очень хотела тебя видеть и рада, что ты пришел, Василий, потому что не понимаю, что происходит вокруг меня.

— А что же тебе непонятно? — равнодушно промолвил про-эдр.

— Я не узнаю Иоанна, — быстро заговорила она. — Когда-то он любил меня, а сейчас, видимо, не любит. Когда-то я была его сообщницей, теперь он чуждается меня. Теперь, когда я очутилась в соборе, он говорит, будто…

— Освободил тебя с Прота? — спросил проэдр и засмеялся.

— Да, он утверждает это… Почему ты смеешься?

— Я смеюсь, Феофано, потому, что Иоанн никогда тебя не любил, потому, что мы сделали его императором и все это знают, кроме него; смеюсь оттого, что он думает, будто обманул нас, в действительности же мы обманываем его. И еще смеюсь тому, что он уже не император, а труп, — слышишь, только труп, Феофано…

— Я понимаю, что он может вскоре стать трупом, — согласилась она. — Но кто это сделает? И я не понимаю, Василий: кто же будет после него?

Он посмотрел на Феофано, такой же, как и всегда, — проэдр, постельничий… Но при свете свечей Феофано вдруг заметила в его лице что-то общее с головой императора Романа I на кентинариях — те же глаза, нос, рот, подбородок…

— Об этом Константинополь узнает позже, — близко склонившись к ней, прошептал проэдр. — Я уничтожил многих императоров… Остается подобие императора, горбоносый…

— Ты говоришь правду, — согласилась она, — и ты должен убить горбоносого.

— Мы умертвим его вместе. Дай руку, Феофано.

— Вот моя рука. Что нужно сделать, Василий? Для чего ты взял меня с Прота? Ведь Иоанн сказал, что вышлет меня в Армению.

Проэдр ответил не сразу, он долго прислушивался, не слышно ли в соборе какого-либо шороха. Там было очень тихо. Василий сказал:

— Зная Иоанна и русских воев, я был уверен, что все закончится в Болгарии, что там Иоанн, подобно Никифору, станет трупом. Поэтому я хотел, чтобы здесь, в Константинополе, все было наготове. Я, ты, наши полководцы, этерия.

Проэдр умолк.

— Однако смерть Варда Валента спутала все, и ты, Феофано, попала не туда, куда он должен был тебя отвезти. Не ко мне, а сюда, в собор. Выйти же отсюда труднее, чем войти. Уцелел и Иоанн. Что ж, подождем, Феофано. А сейчас тебе надо уехать в Армению. Это лучше, чем Прот.

— Очень далеко, мой проэдр. Я боюсь за себя, за детей…

— О нет, — спокойно возразил проэдр. — Армения недалеко. Если понадобится, мои корабли пересекут море, и ты будешь здесь. Иоанн не убьет тебя, рассчитывая, что ты ему еще можешь понадобиться и в случае чего спасти его. Не убьет и не сможет убить еще и потому, что тебя повезут в Армению и будут там охранять мои, наши этериоты. Что император Византии, — задумчиво закончил проэдр Василий, — если живы мы с тобой, Феофано! Верь мне, не станет нас — не станет и этой империи, ибо держится она только на нас. А у меня к тебе одна просьба.

— Говори, Василий!

— Когда-то давно ты мне дала два порошка из Египта. Они действуют наверняка — никто не догадывается, почему умерли императоры Константин и Роман. Но у тебя остался еще один порошок.

— У меня трудная, полная неожиданностей жизнь. Я берегу этот порошок для себя, Василий.

— Ты должна дать его мне, я не хочу, чтобы ты выпила этот порошок. Лучше уж я дам его Иоанну.