И теперь, сбрасывая свою пурпурную мантию и такие же башмаки, кесарь внимательно следит за выражением ее лица, ждет, что она скажет о приеме русской княгини.
Но василисса пока ничего не говорит, — наоборот, она сама обращается к Петру с вопросом:
— Что же говорила тебе эта княгиня?
— О, — тихо отвечает кесарь, поняв, что Ирина и в самом деле не знает, о чем он беседовал с княгинею, — она говорила о дружбе, что спокон веку существует между болгарами и руса-ми, напомнила о совместных походах моего отца и киевского князя Игоря на Константинополь…
— И ты слушал эти нечестивые слова?
— Я, Ирина, вынужден был слушать, — оправдывался кесарь Петр, — но я сказал, что времена Симеона и Игоря давно миновали и что теперь Болгария больше связана с Византией, чем с Русью…
— Ты ответил ей не так, как следовало, — возмущается василисса Ирина. — Ты должен был сказать ей, что между Болгарией и Русью нет и никогда не будет сговора.
— Я надеюсь, — виновато говорит кесарь Петр, — что она сама это поймет.
— О, ты ошибаешься! — заканчивает василисса и гасит светильник. — Эти русы и их княгиня, — раздается уже в темноте ее голос, — гордые и опасные люди. Болгарию защитит, всегда придет ей на помощь только Константинополь…
Княгиня Ольга лежит в светлице, которую ей отвели во дворце, и не может заснуть. Только что вышел от нее священник Григорий. Она позвала его в надежде, что услышит о Болгарии много такого, чего сама не может понять. Ведь священник Григорий пришел в Киев из Болгарии, у него тут должно быть много знакомых, друзей.
Священник долго сидел у княгини и рассказывал, что не узнает Болгарию и не может ее понять. «Тут все, — говорил он, -не так, как было раньше. Была когда-то Болгария христианскою, а стала византийскою, даже патриарх Дамиан сбежал из Преславы, а священники и подавно. Поедем же и мы, княгиня, поскорее в Киев!»
За открытым окном шумит без устали Большая Камчия, где-то далеко-далеко в горах слышна печальная песня, очень похожая на те» что поются у Днепра. На стенах крепости время от времени перекликаются ночные сторожа, вот они ударили раз и второй в медные била.
Но не только эти звуки мешают спать княгине Ольге -смутная обида тяжестью легла ей на грудь, сжимает сердце.
«Зачем, — думает она, — я ехала сюда, чего искала?»
Печальная песня разносится в горах, словно дает’ ответ на этот вопрос: одни и те же песни поют люди у Дуная и у Днепра, без толмачей понимают друг друга, с незапамятных времен жили они как братья и в трудные годины своей жизни помогали друг другу.
Княгиня Ольга вспоминает своего мужа Игоря, который не раз, прощаясь с нею, говорил: «Пойду помогу брату Симеону», — и шел, не зная, вернется ли. Может быть, проходил он через Преславу, может, отдыхал когда-то в этой светлице, лежал, слушал далекую ночную песню в горах.
Но затихает печальная песня вдали, где-то далеко-далеко затерялись следы кесаря Симеона и князя Игоря, а те, что пришли им на смену, уже не похожи на своих отцов.
Княгиня Ольга припоминает лицо кесаря Петра, с которым разговаривала в этот вечер, и думает: «На кого он похож, кого напоминает?»
И тогда всплывает перед нею еще одно лицо — лицо императора Константина: та же усмешка, те же движения и такие же злые огоньки в глазах.
«Вот на кого похож кесарь Болгарии, — думает княгиня Ольга. — Нет, напрасно я приехала сюда, в Болгарию. Преслава — тот же Константинополь, только поменьше, совсем маленький…»
8
Чем дальше на север, тем становилось холоднее. Шел снег, крепчали морозы, дороги замело. Передвигаться дальше на колесницах нечего было и думать. Княгиня Ольга велела обменять их на сани в каком-то болгарском городе, где начиналась равнина. Но вскоре выяснилось, что и на санях им не пробиться через заснеженные просторы… Тогда они бросили и сани.
Княгиня Ольга, вся ее родня, послы, купцы сели на коней. Перекрестившись на восток, влез на коня и священник Григорий, ловко вскочили в седла служанки княгини — Полянским девушкам это было не в диковинку. Последними сели верхом, вооружившись луками и копьями, вой с лодий — вместе с дружиною они должны были охранять едущих.
На большое пространство растянулась вереница: впереди ехали дружинники, за ними — княгиня со своими спутниками, замыкали шествие лодийные вой.
Перед ними расстилался долгий путь, предстояло степное бездорожье, дни и ночи среди снегов, в лесных чащах и просто на мерзлой земле, под открытым небом.
Но слух о том, что киевская княгиня Ольга едет из Болгарии на Русь через Угорскую землю, летел, обгоняя ее, и в лесах над Тисою обоз княгини встретил отряд закованных в броню всадников во главе с братом князя Такшоня — князем Митлашем. Этот отряд сопровождал княгиню во время всей дальнейшей дороги, а в лице князя Митлаша она обрела умного спутника.
От него княгиня Ольга узнала, как живут угры на равнине над Тисою. Князь Митлаш говорил о том, как трудно было найти клочок земли между землями славянских племен и как долго приходилось налаживать связи с этими племенами. Потом князь Митлаш рассказал, как угры — уже вместе с русскими племенами — отбивали набеги соседей, рассказал об ужасной битве с германским императором Оттоном у реки Леха, происходившей два года назад…
Но княгиня Ольга сама знала, что угры, сто лет назад выйдя из далеких земель на восток, двигались на запад и стояли некоторое время недалеко от Киева, разыскивая свободные земли, а найдя такие земли, осели на широкой долине Тисы, побратались со славянами, многому уже от них научились, сошли с коней, оставили свои шатры.
Сколько ни ехала княгиня со свитою вдоль Дуная, а затем Тисы, повсюду она видела большие селения, обработанные нивы, стада…
Во дворце князя Такшоня княгиня Ольга не встретила ни роскоши, ни византийского блеска. Это была настоящая крепость посреди степей и гор, а обитатели ее — мужественные люди, вой.
И случилось почему-то так, что княгиня Ольга, не сумевшая свободно говорить и не встретившая поддержки ни в Константинополе, ни в Преславе, поняла этих суровых воев.
Они хотели жить, обрабатывать землю, держать в руках не меч, а рало, но на них накатывались вражеские волны с севера и юга; людей этих, как и ранее жившие здесь племена, хотели уничтожить с севера германцы, с юга — ромеи. Потому-то князь Такшонь очень радушно встретил княгиню Ольгу, которая явилась к нему с дружбой и миром: имея страшных врагов на севере и юге, угры искали друзей на востоке.
И нечто большее, чем добрососедская дружба, родилось в эти дни и длинные вечера, которые княгиня Ольга провела во дворце, в семье князя Такшоня. Она приглашала князя с женой побывать в Киеве-граде, предлагала дочери князя Такшоня — Ильдико поехать с нею в Киев, посмотреть на русских людей, познакомиться с ее сыновьями…
Больше она ничего не сказала, но и князь Такшонь; и жена его поняли, что княгиня Ольга неспроста приглашает Ильдико в Киев, неспроста называет ее Предславою, а хочет по-своему, по-женски скрепить мир любовью. Что ж, угорский князь не запрещает Ильдико-Предславе погостить в Киеве, а княгини договорились и о большем — о приданом.
Так заканчивалось далекое путешествие княгини Ольги в Византию. Перед нею еще лежал трудный путь по широкой равнине, где протекала быстрая Тиса, через высокие Карпаты, леса, дебри, червенские города…
Но княгиню уже не страшил этот путь — тут, над Тисою и в Карпатах, жили родные русские люди. Князь Такшонь и княгиня посылали с Предславою много разного добра, большую дружину, множество коней. С такой свитой княгине не страшны были ни зима, ни звери, ни злой человек.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
1
Дни становились короче и короче, морозы все сильнее сковывали Днепр, от стен города до самого небосклона белели нескончаемые снега…
Наконец наступил и Корочун — самый короткий зимний день, в который, как тогда верили, бог солнца сходился с богами тьмы, боролся с ними и побеждал.
Закутанные в звериные шкуры, дрожащие, озябшие люди от всего сердца стремились помочь доброму богу спасти солнце — гибель солнца была бы гибелью и для них, — и в самую длинную зимнюю ночь они выходили с оружием в руках на снежную равнину, угрожали злым богам, жгли огни, чтобы прогнать богов тьмы.