И судьба еще раз улыбнулась Малуше…

Счастье матери! Уже в первую ночь, когда у груди лежало родное дитя, жадно сосало материнское молоко, впивая ее силы, Малуша испытала невыразимую радость, она была по-настоящему счастлива.

Все прошлое, каким бы тяжелым и страшным оно ни было до недавних пор, отступило от нее, как буря на Днепре. Теплое, нежное тело сына лежало у ее тугой, наполненной молоком груди, она проводила рукою по этому тельцу — головке, спине, ножкам, — и это словно успокаивало, утешало ее.

Она лежала на ложе в углу землянки, покрытом травою, под нею был обыкновенный холст, твердый изголовник в головах, на полу рядом стояло ведро с водою из Роси, кружка, миска с похлебкой. Низко нависал сплетенный из лозы и присыпанный землею потолок, с которого то и доле сыпались комочки земли. В землянке не было огня, только через оконце сюда врывался зеленоватый луч месяца. А ей казалось, что у нее лучшее в мире ложе, что у нее есть все, чего только может пожелать человек, есть и самое главное, самое большое — счастье.

И так было не только в эту ночь. Утро показалось ей еще более прекрасным, чем ночь, ибо тогда она впервые увидела глаза своего сына и заглядывала в них, как в душу свою и любовь. День пробежал, как миг: в землянку приходили -так велел обычай — простые жители Будутина, и все они несли свои дары. Вечер еще раз порадовал ее, потому что теперь сын уже хотел спать, а там и сама Малуша ощутила тяжкую усталость, заснула, да так и спала всю ночь, обняв рукою сына.

А через день-другой Малуша начала работать, потому что теперь Желань не могла сама управиться по хозяйству: теперь у них в землянке был целый род — бабка, мать, сын…

Но работа не утомляла Малушу, и никогда она не работала с такой радостью и наслаждением, как теперь. Она следила за сыном, кормила его, бегала на речку, возилась в огороде, помогала Желани — да разве перечислишь все, что делала и что еще хотела сделать Малуша! Мир расцветал вокруг нее, за весною наступило лето, за летом — осень, но вокруг было все так же много солнца, тепла, радости, счастья.

И даже зимою, когда лед сковал Рось, а за стеною землянки гудела вьюга и трещал Мороз, им в землянке было уютно, тепло. Бабка Желань крутила себе да крутила пряслице, Малуша сидела у очага перед люлькой, слегка покачивала ее, вспоминала песню, которую пели в Любече матери над своими детьми, которую она слышала и в своей родной землянке.

Качаю я люльку, качаю, качаю. Малое дитятко, забота большая, — начинала Малуша и прислушивалась к своим словам, потому что это было сказано будто про нее:

Ой, сын мой родимый, милый мой сыночек, Не сплю я с тобою сколько уж ночек. Тебя бы, сыночек, качала, качала. Только я бы радость от тебя видала…

О, какие это были хорошие, радостные слова!