По дороге василик часто останавливался передохнуть, зорко оглядывал все, отмечая в памяти и сравнивая с тем, к чему так привык в Константинополе. Здесь, в Киеве, не было ни высоких, как там, стен, ни каменных зданий, ни такого множества улиц и площадей, украшений, колонн, статуй. Однако все, что видел василик: крутой Боричев взвоз — единственный ход от Днепра к Горе, старые деревянные, но крепкие стены над глубокими обрывами, утыканные острыми кольями насыпи, мост, перекинутый через глубокий ров, город на Горе с теремами, клетями, гридницы, вокруг которых толпилось множество воинов, требище, где горел огонь и приносилась утренняя жертва, Перун, который глядел золотыми глазами на Днепр, — все это удивило его и заставило содрогнуться: высоко сидят киевские князья, нелегко к ним добраться!

В Золотой палате, куда через сени и Людную палату ввели василика, все казалось таким же суровым и таинственным. Огни множества светильников, отражаясь, играли на позолоченном и серебряном оружии; вдоль стен на скамьях сидели важные, бородатые люди в темных одеждах; в конце палаты на помосте василик увидел князя Святослава.

Василик прошел вперед, низко поклонился князю и через толмача сказал:

— Божьей милостью император Восточно-Римской империи Никифор послал меня, патрикия Калокира, с дарами и грамотой к тебе, князь Руси, дабы на вечные времена закрепить дружбу с тобой и русскими людьми…

В палату вошли следовавшие за василиком рабы и положили перед киевским князем дары: дорогие паволоки, узорочье, позолоченный щит и меч.

— Грамоту я принимаю, — сказал князь Святослав, с улыбкой взглянув на богатое оружие, — и за дары спасибо… Передай, патрикий Калокир, императору ромеев, что князья русские, бояре и все люди русские берегут сущую между нами дружбу, и да не рушится она дондеже светит солнце.

Затем князь Святослав, по обычаю, расспросил посла, хорошо ли ему ехалось в долгом пути, как он себя чувствует сейчас, предложил погостить в Киеве-городе сколько вздумается, а тиунам своим велел взять отныне василика, его стражу и рабов на полный покорм, а также потчевать всякими медами из княжьих медуш.

Низко кланяясь, благодарил патрикий Калокир киевского князя, бояр и русских людей за добрые слова, за покорм и ме-ды, пожелал от себя князю, его семье, всем боярам здесь, в Золотой палате, и по всей земле Русской доброго здоровья и счастья на многие лета.

Конечно, сказал он не все, что хотел и должен был сказать. Василик, прощаясь, выразил надежду, что князь Святослав найдет удобное для него время и побеседует с ним еще раз.

Князь понял посла Византии. Все они, эти василики, льстивые, коварные люди. Что ж, он встретится еще раз с патрикием Калокиром. Может быть, он пообедает нынче с князем?

Однако и за трапезой василик Калокир не открыл князю Святославу, что привело его в Киев. Может статься, потому, что за столом сидело много людей — сам князь, его брат Улеб, мать Ольга, три сына — Владимир, Ярополк и Олег, немало воевод, бояр и разных мужей. Каждый из них задавал послу вопросы, каждому полагалось ответить, — так, среди бесед да разговоров, и проходил обед. А может, еще и потому, что интересовался, как едят и что подают за столом русского князя. Ведь в палатах Большого константинопольского двора подавали с разбором — кому ядро грецкого ореха, а кому и скорлупу…

Совсем иное увидел Калокир за столом киевского князя. Блюда разносила еще молодая и красивая женщина, которую величали Пракседой. Ей помогали несколько девушек поразительной красоты. Кушанья они приносили из кухни в трапезную быстро, без задержки.

А носить приходилось немало: когда приглашенные вошли в трапезную, на столах уже стояло холодное кабанье и медвежье мясо, всевозможные соленые и копченые рыбы — осетры, форели, судаки, всякие овощи и фрукты, во время обеда подавались вареная и жареная баранина, говядина, чечевичная похлебка, уха, меды, ол, брага, квасы.

Ели и тут же запивали без лишних слов, без потчеваний -запросто, как это бывает дома, в своей семье. Только один раз воевода Свенельд, взяв чару, сказал, что хочет выпить за князя. Все чокнулись и подняли свои кубки.

— Пьем на тя, княже!

К концу обеда все, в том числе и Калокир, почувствовали, что сыты по горло, а меды и ол из княжьих медуш изрядно крепки и пьяны.

Лишь тогда князь Святослав предложил василику прогуляться с ним в лодии, оглядеть с Днепра Киев, его строения, валы, стены. Приказав гридням приготовить лодии, князь спустился с василиком, несколькими боярами и толмачами к Почайне, и они поплыла по Днепру до самого Чертороя.

Чуден был Днепр и прекрасен Киев-город в предвечернюю пору. Весна стояла в полном цвету; от самого Верхнего волока катил Днепр свои могучие воды, но здесь, подле Чертороя, где открывался его плес, вверх до самой Десны и Вышнего города княгини Ольги, а вниз — до Витичева и Лысой горы, казалось, нет ему конца-краю.

В лодии, где разместились князь Святослав, его брат Улеб, василик Калокир и бояре с толмачами, было двадцать гребцов -по десять с каждой стороны. Под дружными ударами их весел лодия быстро неслась вперед, оставляя на прозрачном лоне вод кипенный, как полотно, след. Киев и горы уплывали и уплывали назад.

И тогда предстал перед ними во всем своем величье древний город, стены которого заложил еще князь Кий. Много воды утекло с тех пор, а стены росли, укреплялись, как росло и крепло все вокруг Киева — города над Днепром.

Вдали высились три горы, и к ним были прикованы взгляды сидящих в лодии: Киева гора, где стоял княжий город, или, как его попросту называли, Гора; гора Щекавица, над которой первые стены воздвиг брат Кия Щек; гора Хоревица -вотчина Хорива, третьего брата.

Когда— то, здесь, над Днепром, стояли три «двора-городища». Теперь над всеми тремя раскинулся Киев-город: высокие стены, башни; золоченые, сверкающие в лучах закатного солнца крыши княжьих теремов; крутые склоны, обрывающиеся над самым Днепром; густые, опоясывающие город леса, где в глубоких оврагах уже залегли синие тени ночи. Это была Гора -настоящее орлиное гнездо, со стен которого обозревались окрестности на много поприщ вокруг и куда не мог подступить незаметно ни один враг.

Неузнаваемо изменился Киев-город с тех пор, как были возведены первые стены. Жили теперь не только на Горе. Повсюду на склонах, у подножия стен, рос новый город — тут жили княгиня Ольга и немало бояр. Над Боричевым взвозом, над оврагами, а часто и в них в эту пору загорались огни и вились дымы — там ютилось и работало предградье, за ним, до самой Почайны, раскинулся Подол, а еще дальше Оболонь — рольные земли князей, воевод и бояр.

— Чуден Борисфен, и прекрасен твой город, княже! — воскликнул василик Калокир, любуясь горами и Днепром.

— А может, пристанем к берегу и оттуда взглянем на Киев? — предложил князь Святослав.

— С превеликой охотой! — восторженно воскликнул Калокир.

И только когда нос лодии уже зарылся в песок на Черторое и князь Святослав, Калокир, а за ними княжич Улеб, бояре и толмачи стали выходить на берег, только тогда василик, ускорив шаг, поравнялся с князем и тихо промолвил:

— Может, княже, мы пошли бы дальше только вдвоем? Это было сказано русскими словами, без толмачей… Князь Святослав остановился и удивленно взглянул на посла императора.

— Хотелось бы побеседовать с тобой с глазу на глаз, — продолжал Калокир.

— Добро! — так тихо, что никто из бояр его не услышал, ответил князь.

И, когда все сошли на берег, он сказал брату Улебу, боярам и толмачам:

— Мы пойдем с патрикием Калокиром вдвоем — хочу показать ему берег. А вы меня здесь ждите…

Косы над Чертороем оранжевыми стрелами глубоко врезались в днепровскую ширь, вокруг них отсвечивала перламутром вода, чуть всплескивали набегавшие изредка на берег волны. Князь Святослав и патрикий Калокир долго шагали по плотному, влажному, скрипевшему под ногами песку. Ло-дия и люди остались далеко позади, а они молча шли дальше и дальше, каждый погруженный в свои думы, великая тишина стояла вокруг, ее нарушали лишь тревожные крики да хлопанье крыльев вспугнутых крякв и куликов.