— Так и станем! — закончила княгиня. — Ты, Добрыня, -)бернулась она к нему, — будешь с воями на стене. Вы, бояре, договоритесь, кто станет у Подольских, а кто у Перевесишан-:ких ворот. И еще, бояре мои и мужи, отпирайте свои клети. НЕе одни алчем, надо кормить все воинство… Пойдем, мужи, -1еченеги, верно, уже близко. А Святославу, — добавила она, -лы тоже пошлем весть: «Спеши к нам, княже, тяжко тебе на Э^унае, но горе и вотчине твоей…»

И кто— то в палате досказал:

— «Аще желеешь мать, стару суще, и детей своих…»

Выйдя из палаты и направляясь переходами к покоям, где она когда-то жила и куда теперь вернулась опять, княгиня Ольга почувствовала, до чего она больна, до чего устала. Отяжелевшие ноги не слушались, сердце колотилось в груди, в глазах плыли красные и зеленые круги. Напрягая силы, опираясь на Добрынину руку, она миновала свои покои, вышла в сени и остановилась возле опочивальни княжичей.

— Ступай на стены, — сказала она Добрыне, — печенеги, что тати, зло творят ночью.

Добрыня поклонился и исчез, княгиня же Ольга вошла в опочивальню княжичей. Ей хотелось закрыть глаза, отдохнуть, подумать над тем, что произошло.

Она села… Когда-то здесь жил и рос сын Святослав, сейчас тут находились внуки — Владимир, Ярополк, Олег. Окно опочивальни было завешено. В углу, прямо на полу, стоял светильник. Около него сидела ключница Пракседа. Княгиня сделала знак рукой, чтобы Пракседа шла спать, и та удалилась.

Княжичи стали на трех стоявших вдоль стен ложах. Ярополк и Олег — в глубине, в тени, а Владимир — ближе, так что свет каганца блуждал по его лицу.

Лицо Владимира казалось спокойным, задумчивым, он ровно и глубоко дышал. Княгиня взглянула на него и подумала: «Как он похож на свою мать — Малушу!» — и задумалась княгиня Ольга. О, как много нужно было решить княгине Ольге после тяжелого дня, в эту ночную пору…

Княгиню Ольгу удивляло, почему именно сейчас у Киева появились печенеги. Обычно они кочевали улусами в низовьях Днепра, около порогов, редко осмеливаясь даже там, в безлюдном краю, нападать на русских воев. Почему же сейчас они зашли так далеко?

Гонцы, примчавшиеся днем Соляным шляхом, рассказывали, что печенеги несколько дней назад перебрались ночью через Рось, обошли стороной Родню и целым улусом направляются к Киеву. Гонцы из Переяслава сказывали, будто там тоже идет улус. Это волновало и беспокоило княгиню — на Киев двигался не один улус, печенеги собрали всю орду.

Княгиня полагала, что появление под Киевом орды печенегов, видимо, связано с тем, что нет князя Святослава. Но вряд ли печенеги осмелились бы напасть на Русь даже в отсутствие князя. Кочуя в поле у Русского моря, они дорожат миром с Киевом и боятся Руси.

Потом мысли Ольги перенеслись в далекую Болгарию, где князь Святослав со своими воями борется с ромеями. Он — далеко от родной земли, ему и его воям и днем и ночью угрожает смерть. А теперь смерть нависла и над отчизной, над Киевом.

Она вспомнила, что произошло только что в палате, голос одного из бояр: «Чужой земли ищеши, а свою ся лишив», — и кровь снова ударила ей в лицо. Нет, не понимают они, чего добивается Святослав со своими воями в Болгарии.

Даже она, его мать, долго не понимала сына и лишь потом убедилась: есть только два пути — либо быть рабами василев-сов, либо жить, как надлежит людям. Поняла и благословила как княгиня и мать, перекрестила его, язычника.

Ну а если?… Кровь сразу отхлынула от ее лица, когда она подумала, что будет, если Святослав не победит на брани ро-меев. Видимо, — она об этом боялась даже думать, но эта мысль все всплывала и всплывала, — видимо, печенеги именно потому и появились под Киевом, что со Святославом на Дунае стряслась беда? Ведь будь он в Киеве, печенеги никогда не осмелились бы двинуться в Полянские земли.

И что теперь делать? За стенами и валами Горы — княгиня была уверена в этом — они продержатся день, два, неделю. А что дальше? Дружина их невелика, харчей немного, воды мало…

Но тут княгине Ольге пришлось прервать ход своих мыслей. В постели заворочался и что-то пробормотал спросонья княжич Владимир. Потом он медленно раскрыл глаза, протер их кулаком и поднял голову.

Сначала, казалось, княжич не понимал, где он очутился, почему на полу горит светильник, потом взгляд его упал на княгиню.

— Ты почему не спишь? — спросил он.

Вопрос был до того простым и обыденным, что она улыбнулась.

— Сидела и думала, — ответила княгиня. — А сейчас лягу. Спи, Владимир, спи спокойно…

Она склонилась к внуку и поцеловала его в голову. Владимир тотчас уснул… В ночной тиши на стене города ударили в била.

Поднявшись на южную башню стены и перегнувшись через забороло, Добрыня долго вглядывался в темноту.

Перед ним лежала глубокая черная пропасть, небо затягивало тучами, не видно было ни одной звезды. Но глаза Добрыни уже привыкли к темноте: среди полного мрака он увидел за стеной глубокий ров, вал с частоколом, а дальше — деревья на самом склоне горы, черное предградье на серых кручах, Днепр. Все как обычно, врага, казалось, не было нигде.

Однако у Добрыни было не только острое зрение, но и тонкий слух. И хотя за городом, в темноте, было тихо, он уловил множество звуков, которые обеспокоили его: на далеком левом берегу ржали лошади, слышались всплески на Днепре, топот коней и людские голоса на берегах Почайны и Лыбеди. Потом голоса послышались в предградье и даже за частоколом вала…

Теперь Добрыня знал, что враг подкрался, стоит у самых стен города и может напасть каждую минуту. Он обошел все городницы, поговорил с мужами, гриднями, ремесленниками предградья и Подола, которые стояли у заборол, хотел уже спуститься со стены, чтобы рассказать обо всем княгине.

Но он не успел этого сделать — в предградье и на Подоле вспыхнули огни: печенеги поджигали дома, чтобы при зареве пожара лезть на стены города.

— Печенеги! — послышались голоса. — Враг на валу!

И тогда сразу ударили била. Била стонали, будили, призывали: все на Горе должны были знать, что враг под стенами; пусть не думают печенеги, что подкрались, как тати, — город Киев и люди его готовы встретить их грудью.

Добрыня быстро обошел южную стену. Пожар в предградье и на Подоле ширился, багряные зарева освещали стены, и Добрыня видел подле заборол воев с луками. Некоторые из них готовили камни, чтобы бросать на врагов, кое-где на сродницах раздували огонь под казанами со смолой, готовили воду и песок. Немало воев стояло с копьями и топорами, чтобы колоть и рубить тех, кто будет взбираться на стены.

Наконец била умолкли. Внизу и на городницах наступила тишина. Тихо было вокруг, за стенами, на кручах, на Почайне, на Днепре. В предградье и на Подоле бушевал такой пожар, что тучи над Горой стали кроваво-красными, на городницах стало светло, как днем, на валах за стеной отчетливо виднелся острый частокол.

И тогда на стенах увидели, как в переменчивом отсвете пожара из темноты за валами появились печенеги и принялись валить частвкол. Их было много, они кишели у частокола, как черви.

В тот же миг в воздухе послышался тонкий, пронзительный свист стрел. Ударяясь о заборола, они падали на городницах, летели дальше, на Гору.

Княжьи вой на заборолах тоже натянули свои луки, и их стрелы роями полетели в темноту — за городницы, за валы, за частокол…

На валах поднялся крик; видно было, как печенеги, падая, корчатся среди острых кольев. И все-таки некоторые из них повалили частокол, спустились в ров, рыли и насыпали землю, другие тащили и ставили лестницы, чтобы лезть на городницы, третьи пытались поджечь ворота.

Со стен сыпались камни. Не боясь стрел, которые летели с валов, многие вой повисали у края заборол, над рвом, и сверху кидали в печенегов копья, стреляли из своих луков.

Крики, вопли, лязг на городницах, под стенами во рву и на валах сливались в один сплошной, непрерывный гул — угрожающий, страшный, беспощадный шум битвы. Озверелые, обезумевшие печенеги, еще до боя пьяные от вина, а теперь от крови, сбились во рву, присыпая землю к стенам. Когда землю покрывали трупы, на них сыпали новую. Лестницы печенегов уже доходили до заборол. Цепляясь за них, печенеги взбирались на стены.