— Видишь ли, — задумчиво ответил Никифор, — я сам позвал князя Святослава и даже заплатил ему, чтобы он громил непокорных болгар…

— Он громит их, об этом говорит весь Константинополь. Но Константинополь боится, что Святослав может явиться и сюда…

— О нет, — уверенно сказал император, — болгары не допустят его сюда…

— Кто не допустит? — с презрительной улыбкой спросила Феофано. — Их косноязычный кесарь Петр, этот монах с Афонской горы?

— У него есть сын Борис… наш родственник, Феофано.

— Так почему же ты держишь его здесь, при дворе?

— Он завтра уезжает в Преславу, — сказал Никифор. -Правда, на Петра полагаться далее нельзя. Но, Феофано, я и не рассчитывал на него. Уже давно, еще в то время, когда Святослав вторгся в Болгарию, я послал епископа Феофила своим василиком к печенегам, дал ему золото, чтобы они напали на Киев.

— Паракимомен Василий не говорил мне об этом…

— Об этом до сих пор знали только я да он, а теперь будешь знать и ты, Феофано.

— Это очень хорошо, — согласилась Феофано. — Но на Святослава должен идти и ты.

— Как только ударят печенеги, двинусь и я. А потом, ты знаешь, было неспокойно в Азии. Сейчас я готов и пойду, пойду…

— О, теперь я вижу, что ты действительно мудр! — горячо, воскликнула Феофано. — Иди, иди на них!… Помнишь, — задумчиво сказала она, — как ты когда-то, сразу же после нашей свадьбы, уехал в Азию… и взял меня с собой? Я жила в твоем шатре. Как ты был тогда прекрасен, император! Я помню тебя на коне, в позолоченных доспехах, в шлеме, с мечом…

— Да, — согласился он, — это было чудесное время. Но разве я сейчас уж так стар? Феофано, я еще сяду на коня и поведу войско на Русь… И тебя я тоже возьму с собою…

— Но покуда ты молишься, а не готовишься к войне.

— Я перебрасываю войска из Азии, мои легионы уже стоят во Фракии и Македонии, скоро будет готов и мой флот…

— Нет, ты не готовишься, — решительно промолвила Феофано, — потому что не думаешь о своих полководцах. Почему ты пренебрегаешь мужем, который прославился подвигами и не раз спасал тебе жизнь, помог стать императором?

— О ком ты говоришь?

— Об Иоанне Цимисхии, твоем двоюродном брате, которого ты безо всякой вины отрешил от должности доместика схол и заставляешь уезжать в Армению. Зачем ему, человеку знаменитого рода, сидеть в глуши в то время, когда он должен стоять во главе войска, вести его? Кроме того, у Цимисхия большое горе — только что умерла его жена… Никифор, пусть он останется в Константинополе и женится на дочери благородного патрикия… Сделай это для меня…

— Разве только ради тебя, — промолвил император. — Но я не хочу видеть его здесь, во дворце. Пусть он живет в городе, пусть женится, но не показывается мне на глаза.

— Спасибо, — поблагодарила Феофано. — Сейчас ты поступил как император. За это тебя любила и любит Феофано…

Император Никифор последовал совету Феофано и на другой день пригласил для беседы своего нового родственника, кесаревича Бориса.

Император выбрал удобное место и подходящее время для беседы. Он сидел в большой палате, окна которой были завешены. Через раскрытую дверь виднелись отливающие бирюзою воды Пропонтиды и длинная цепочка кораблей, уплывающих куда-то вдаль…

Величественное зрелище! Спокойное море искрилось под ослепительными солнечными лучами. И тем грознее казались на нем тяжелые боевые корабли: дромоны, по сторонам которых плыли по два разведывательных судна — усии, за ними памфилы — тоже боевые корабли, только поменьше, потом длинные, веретенообразные — кумварии и более короткие -хеландии, на которых обычно перевозили легионеров, лошадей, оружие.

До ушей кесаревича Бориса доносился перестук весел, — на одних только дромонах сидело по сто — двести гребцов с каждого борта. Кесаревич видел, как серебристые брызги летят из-под тысячи весел, как за кораблями тянется длинный пенящийся след.

— Большая сила в твоих руках, Еасилевс! — вырвалось восторженное восклицание у кесаревича Бориса.

— Я повелел этой силе выйти из Золотого Рога и направиться за Босфор, к Дунаю, — сказал император Никифор.

— Значит, они идут на помощь Болгарии?

— Да, кесаревич, Византия идет на помощь болгарам.

— Спасибо, василевс! Если эти корабли станут на Дунае, тесно будет князю Святославу в Родопах…

— Да, кесаревич! — сурово промолвил император Никифор. — Настал час поднять меч над обнаглевшими тавроскифами и их князем. Как только наши корабли станут на Дунае, из Фракии и Македонии в Родопы двинутся и наши легионы. Однако, насколько я знаю, да и ты, кесаревич, мне говорил, кесарь Петр болен. Лучше было бы тебе сразу же выехать в Преславу.

— Великий василевс! Я давно об этом мечтаю и сразу после женитьбы просил отпустить меня.

— Ехать тебе в Преславу в то время было еще рано, а теперь пора, час настал. — Я готов, василевс!

Император Никифор с минуту помолчал и, как показалось кесаревичу, сказал от чистого сердца, по-отцовски:

— Слушай, Борис! Я надеюсь, что ты поддержишь сейчас своего отца, а если на то будет Божья воля, то и сам сумеешь защитить Преславу и города Болгарии. Помни, что падение Преславы будет твоей гибелью, закатом славы всех болгарских каганов… В твоих руках будут все сокровища каганов Омартога, Крума, Симеона, — император Никифор тяжело вздохнул, вспомнив об этих богатствах, — в твоих руках будет и главное сокровище — корона болгарских кесарей. Помни: завоюет Святослав Болгарию — все погибнет, погибнут все сокровища, корона твоя будет повержена в прах. Ты должен бороться с ними до конца!

— Понимаю, император, и клянусь!

— В этой борьбе ты будешь не один. Когда-то между нами и болгарскими каганами случались разногласия и споры, были войны, проливалась кровь…

Император Никифор снова умолк, ему не хотелось вспоминать, как болгарские каганы не только боролись с императорами ромеев, но и били их и как каган Крум сделал себе кубок из черепа императора Никифора I…

— Все это в прошлом, — промолвил Никифор Фока, — уже много лет между империей и Болгарией царит дружба и любовь. Мы укрепляем нашу любовь, посылая тебя в Преславу, и надеемся на тебя. Но это только начало. Мы хотим еще больше укрепить любовь и дружбу между Болгарией и Византией… У тебя, Борис, две сестры, а у нас два сына императора Романа. Если твои сестры приедут сюда и познакомятся с ца-резичами Василием и Константином, мы еще раз подтвердим любовь между ромеями и болгарами.