Девочка умрет этой ночью. Впрочем, это должно было случиться еще несколько дней назад, но она проявила волю к жизни, и Касуабан знал: его долг, его епитимья состоит именно в том, чтобы изо всех сил сражаться за нее, пока ребенок продолжает бороться сам.

— Увеличьте дозу обезболивающих, — распорядился медикае.

— Не поможет, — отозвался санитар. — Девочка не выживет.

Охваченный внезапным порывом гнева, Серж прокричал:

— У нее есть имя! Ее зовут Аник!

— Она просто очередная капля бальзама на вашу больную совесть, медикае, — отозвался санитар, выходя из палаты.

Касуабан предпочел проигнорировать эти слова и подошел к регулятору капельницы, чтобы самостоятельно настроить подачу морфия. Пускай спасти девочку было и не в его силах, но зато он мог хотя бы облегчить ее страдания.

За время службы с Ачаманскими Фалькатами он насмотрелся войны на несколько жизней вперед и крайне надеялся, что, когда срок его службы в полку выйдет, сумеет подыскать себе теплое местечко, чтобы скоротать остаток дней в покое и забыть наконец о том, как здорово умеет человек творить насилие. Медикае даже не снилось, что Фалькаты когда-нибудь получат право на свой собственный мир. Да и вообще, разве существовали на свете полки, которые когда-либо расформировывались?

Все, конечно, слышали легенды о планетах, заселенных героическими армиями Имперской Гвардии, но ведь на самом деле такого не бывает, верно?

И все-таки с Фалькатами это случилось.

Самоотверженная завоевательная армия, возглавляемая генералом Шерми Виго, захватила Салинас и объявила его своим, вот только почему-то вместо того, чтобы стать последней точкой в войне и привести к основанию династии Фалькат, победа эта обратилась отравленной чашей.

Все грезы Касуабана о безмятежной жизни в отставке развеялись, как утренний туман.

И он помнил тот день, когда его мечты пошли прахом.

Это случилось на Зоне Поражения, посреди засыпанного пеплом мертвого Хатуриана.

Когда бойня завершилась, он брел по сотворенному войной адскому пейзажу, пустым взглядом окидывая улицы и развалины домов, где одно на другом лежали тела… свернувшиеся в позе эмбриона, потрескивающие, остывая от того немыслимого жара, которым еще недавно был охвачен город.

Это был тот самый день, когда мир для Касуабана перевернулся с ног на голову, когда разрушилось все, во что он верил, когда начался его путь в поисках искупления. Врач снова посмотрел на девочку, стараясь никак не выразить ту скорбь, какую испытывал всякий раз, когда приближался к ней.

Разве могла она сделать что-то настолько плохое, чтобы навлечь на себя гнев Лито Барбадена и Ачаманских Фалькат?

Не могла. Она ничего им не сделала. Просто оказалась не в том месте и не в то время, как и большинство людей, лежавших в Палатах Провидения.

— Ты этого не заслужила, — прошептал он.

Услышав его голос, девочка заморгала и, умоляюще посмотрев на медикае, беззвучно зашевелила губами.

Он присел на край койки и наклонился поближе; голос ребенка был почти не слышен, щеки Касуабана коснулось ее слабое дыхание.

— Ты был там, — прошептала она, и медикае скривился, словно от внезапной боли.

Он поднялся на вдруг ставшие ватными ноги, сердце бешено заколотилось в груди. Касуабан попятился от койки; лежащая на ней изуродованная девочка вдруг стала вызывать у него ужас. Он развернулся и чуть ли не бегом вылетел из палаты, двигаясь, словно в бреду.

Серж Касуабан переходил от палаты к палате, проверяя капельницы, делая пометки в медицинских картах и нагружая себя сотней других дел, только бы не позволить себе вспоминать о том, что услышал.

К тому моменту, как он закончил обход, начинало смеркаться, и усталость уже почти валила Сержа с ног. Свет, проникавший сквозь крошечные окошки, стал по-вечернему серым, а он даже и не заметил. Зажглись обнаженные люминесцентные полосы, примотанные к энергетическим кабелям под потолком коридора, и от их болезненного свечения медикае стало слегка подташнивать.

Тогда он возвратился в центральную секцию Палат Провидения и по лестнице поднялся на командирский мостик, где когда-то лорды-генералы и магистры войны планировали мероприятия по причинению разрушений немыслимых масштабов. Сейчас помещение было практически пустым, если не считать небольшого письменного стола, пары стульев и низенькой раскладушки, на которой Касуабан проводил свои беспокойные ночи, да нескольких запертых сейфов с медикаментами у стены.

Медикае бросил на стол заметки, сделанные им за время обхода, и опустился на жесткий железный стул. В стенки его черепа колотились воспоминания о частых ночных кошмарах и словах, слетевших с губ Аник, но Серж знал один надежный способ заглушить приносимые ими вину и боль. Он открыл ящик и извлек из него бутылку с тонким горлышком и без этикетки, а затем — два стаканчика; оба поставил на стол и наполнил.

— Нет смысла прятаться, — произнес медикае. — Так что иди сюда, выпей со мной.

От стены отделилась тень, и Паскаль Блез занял стул напротив Касуабана.

— Здравствуй, Серж, — сказал лидер Сынов Салинаса. — Как ты догадался, что я здесь?

— В отличие от всего остального, что здесь есть, ты не воняешь смертью, — ответил медикае.

— Какая ирония, да?

— Может, и так, — отозвался Касуабан, — если подумать. Так что тебе нужно?

— Ты и сам знаешь, — произнес Паскаль, пододвигая к себе стаканчик и отхлебывая раквир.

— Я больше не могу снабжать тебя лекарствами, нам и самим начинает уже не хватать.

— Так попроси у Барбадена еще.

— Он ответит: нет.

— Тебе? Сомневаюсь.

— Тебя это забавляет, правда?

— Что именно?

— То, что лекарства для твоих людей поставляет сам Лито Барбаден.

— Ну, по мне так это просто образец справедливости, — признал Паскаль, — но давай к делу. Сегодня мы понесли определенные потери.

— Наслышан, — сказал Касуабан. — Вы напали на «Клекочущих орлов» Верены Каин.

— Ага, вот такие мы, — усмехнулся Блез. — Ей удалось уйти, но кровь засранцам мы попортили.

— Сколько у вас потерь? — спросил Касуабан.

— Слишком много. Десять погибли, и еще шестнадцать получили ранения. Моим людям плохо, они нуждаются в свежих бинтах, морфии и антисептиках.

— Я не могу делать поставки так часто, — возразил Касуабан. — Приводи своих раненых сюда.

— Не будь дураком, — предупредил Паскаль. — Неужели ты думаешь, что Барбаден не приказал Нисато и его держимордам присматривать за этим местом?

Касуабан рассмеялся:

— Но ты-то пришел? И еще меня дураком называешь.

— Я знаю, как проходить незамеченным, — заверил Блез. — К тому же я тут один. Сомневаюсь, что они не заметят, как в клинику затаскивают шестнадцать раненых бойцов.

— Я больше не могу просить Барбадена, — повторил Касуабан, хотя и сам слышал по собственному голосу, что проиграл спор. Он знал, что отдаст Паскалю все, в чем тот нуждается. Более того, он знал это уже в ту секунду, когда только почувствовал присутствие этого человека в своем кабинете.

— Я понимаю, что тебе все это не нравится, Серж, — сказал Паскаль, увидев по лицу собеседника, что тот сдался, и решив проявить по этому поводу сочувствие. — Но ты же знаешь, мы поступаем правильно, ведь так?

— Правильно? — переспросил Касуабан. — Я больше не знаю, что означает это слово. Когда-то, когда я служил в Фалькатах, то полагал, что знаю. Я видел слишком много молодых мужчин и женщин, разорванных на куски твоими бомбами, слышал их крики и плач их матерей, и это не оставляло в моем сердце места ни для чего, кроме ненависти. Я ненавидел Сынов Салинаса за все то, что они олицетворяли. И чувства эти, поверь, были более чем сильны.

— А потом была Зона Поражения, — заметил Паскаль.

— А потом была Зона Поражения, — эхом отозвался Касуабан. — И вот тогда я потерялся. Я смотрел, как Лито Барбаден отдает приказ о нападении, и понимал, что это неправильно, но не говорил ни слова, пока не стало слишком поздно.