Во сне он увидел себя короналем, лордом Валентином с оливковой кожей и черной бородой. Он снова жил в Горном замке и владел печатями Власти, а затем оказался в южном городе, влажном тропическом месте с гигантскими лианами и яркими красными цветами. Он знал, что это Тил-омон, расположенный почти на окраине Зимроэля, и что он присутствует там на большом пиру в его честь. За столом сидел и другой высокий гость – Доминин Барджазид, третий сын Короля Снов. Доминин Барджазид наливал вино, произносил тосты, провозглашал здравицы в честь короналя и предсказывал ему достойное и славное правление, которое может встать в один ряд с правлениями лорда Стиамота, лорда Престимиона и лорда Конфалюма. Лорд Валентин пил и смеялся, сам предлагал тосты за хозяина – мэра Тил-омона, и за герцога провинции, и за Симонана Барджазида, Короля Снов, и за понтифекса Тиевераса, и за Хозяйку Острова Сна, свою мать. Его стакан снова и снова наполнялся вином – янтарным, красным и голубым южным. Наконец он уже не в силах был больше пить, отправился в спальню и мгновенно заснул. Подошли люди из окружения Доминина Барджазида, завернули короналя в шелковые простыни и понесли куда-то. Он не мог сопротивляться, казалось, что руки и ноги не повинуются ему, как если бы то был сон во сне. Валентин увидел себя на столе в потайной комнате, и теперь волосы его стали желтыми, кожа – белой, а Доминин Барджазид обрел лицо короналя.

– Увезите его в какой-нибудь город на дальнем севере, – велел мнимый лорд Валентин, – и там отпустите – пусть идет куда хочет.

Сон должен был продолжаться, но Валентин почувствовал, что задыхается, проснулся и обнаружил на своем лице мощную руку Лизамон. Не без некоторого усилия ему удалось освободиться. Но сон уже не вернулся.

Утром он никому не сказал о своем сне, решив, что настала пора утаивать получаемую информацию, ибо речь теперь шла о вмешательстве в государственные дела. Ему уже второй раз снилось, что с трона короналя его вытеснил Доминин Барджазид, а Карабелла несколько недель назад видела во сне, что неизвестные враги споили Валентина и украли его личность. Все эти сны, конечно, могли быть и фантазией, но Валентин уже начал сомневаться в этом. Слишком часто повторялись их сюжеты, и действовали в них одни и те же персонажи.

А если звездную корону носит теперь Барджазид, что тогда?

Валентин из Пидруида пожал бы плечами, сказав: «Какое мне дело, кто верховный правитель?» Но Валентин, который плыл сейчас из Кинтора в Верф, смотрел на все иначе. В этом мире существовало равновесие власти, тщательно поддерживаемое в течение многих тысячелетий, со времен лорда Стиамота, а то и раньше, с первых столетий после переселения, когда на Маджипуре властвовали какие-нибудь забытые ныне правители. По издавна установленному порядку недоступный для простых смертных понтифекс правил через выбранного им самим сильного и деятельного короналя. Тот, кто был известен как Король Снов, выполнял приказы правительства и наказывал нарушителей закона, входя в мозг спящих, а Хозяйка Острова Сна, мать короналя, распространяла вокруг себя любовь и мудрость. Это была сильная и эффективная система, иначе она не сохранялась бы тысячелетиями. Благодаря ей Маджипур был счастливой и процветающей планетой, подвластной, конечно, слабостям плоти и капризам природы, но в основном свободной от конфликтов и страданий. А если Барджазид, сам королевской крови, сверг законного конституционного короналя и тем самым нарушил это предписанное священное равновесие? Какой вред будет нанесен всему обществу, всему содружеству, какое это потрясение общественного спокойствия!

А что можно сказать об изгнанном коронале, который покорился судьбе и оставил узурпатора безнаказанным? Разве это не отречение? И было ли когда-нибудь в истории Маджипура, чтобы корональ отрекся? Не станет ли он, Валентин, таким образом сообщником Доминина Барджазида, посягнувшего на порядок?

Последние сомнения исчезли. Валентину-жонглеру казались смешными и странными первые намеки на то, что он истинный лорд Валентин, корональ. Тогда они воспринимались как безумие, как нелепая шутка. Теперь – нет. Содержание его снов несло груз достоверности. Совершено чудовищное преступление. И все значение этого лишь сейчас начало открываться ему. И теперь он был обязан без дальнейших колебаний исправить положение.

Но как? Вызвать на поединок нынешнего короналя? Или выйти в костюме жонглера и заявить свои права на Горный замок?

Он спокойно провел утро, даже намеком не поделившись ни с кем своими мыслями. Большую часть времени он стоял у поручней, глядя на далекий берег. У него в голове не укладывалось, как может река быть столь огромной. В некоторых местах она была так широка, что берега не было видно. Иногда то, что казалось Валентину берегом, на самом деле было огромным островом, а между островами и берегом реки простирались целые мили воды. Течение было быстрым, и большое речное судно легко неслось к востоку.

Стоял ясный день, вода рябила и сверкала на солнце, но после полудня вдруг пошел легкий дождь. Затем дождь усилился, и жонглерам, к великому неудовольствию Залзана Кавола, пришлось отменить второе представление. Все спрятались под навесом.

В эту ночь Валентин постарался лечь рядом с Карабеллой, а Лизамон оставить соревноваться в храпе со скандарами. Он жадно ожидал новых снов-открытий, но то, что он увидел, не представляло интереса: обычные бесформенные и хаотичные обрывки фантазии, безымянные улицы, незнакомые лица, яркий свет и кричащие цвета, бессмысленные споры, бессвязные разговоры, неясные образы…

Утром судно прибыло в порт Верф на южном берегу реки.

– Провинция метаморфов, – рассказывал Аутифон Делиамбер, – называется Пиурифэйн, от имени, которым зовут себя метаморфы на своем языке, – пиуривары. На севере она граничит с предместьями Верфа, на западе – с Откосом Велатиса, на юге – с горной цепью Гонгар, на востоке – с рекой Стейч, главным притоком Зимра. Я хорошо представляю себе эти места, хотя никогда не бывал в самом Пиурифэйне. Попасть туда трудно, потому что Откос Велатиса – стена в милю высотой и в триста миль длиной. Горы Гонгар неприступны, и там часты грозы. Стейч – дикая, неуправляемая река с множеством быстрин и водоворотов. Единственный безопасный путь – через Верф и врата Пиурифэйна.

Жонглеры, поторопившиеся как можно скорее покинуть скучный торговый город Верф, сейчас находились всего в нескольких милях к северу от этого входа. Несильный, но надоедливый дождь продолжался все утро. Местность оказалась довольно унылой – песчаная почва и густые заросли карликовых деревьев с бледно-зеленой корой и узкими дрожащими листьями. В фургоне почти не разговаривали. Слит, казалось, погрузился в раздумья, Карабелла в центре кабины жонглировала тремя красными мячами. Те из скандаров, кто не управлял фургоном, занялись какой-то хитрой игрой костяными палочками и связками усов дроля. Шанамир дремал. Виноркис уткнулся в свой журнал и что-то записывал. Делиамбер развлекался мелкими чудесами – вроде зажигания крошечных волшебных свечей – и другими колдовскими штучками. Лизамон Халтин, чтобы не мокнуть под дождем, припрягла свое животное к тем, которые тянули фургон, а сама храпела теперь, как морской дракон, время от времени просыпаясь, чтобы глотнуть дешевого серого вина, купленного ею в Верфе.

Валентин сидел в углу у окна и думал о Замковой горе. Интересно, на что она похожа, эта гора в тридцать миль высотой, естественная колоссальная каменная колонна, поднимающаяся в темную ночь космоса? Если Откос Велатиса в милю высотой был, по словам Делиамбера, неприступной стеной, что же тогда представляет собой башня в тридцать раз выше? Какую тень отбрасывает Гора, когда восходит солнце? Темная полоса бежит по всему Алханроэлю? А как же города на ее величественных склонах получают тепло и воздух для дыхания? Валентин слышал, что какие-то древние машины вырабатывают тепло, свет и свежий воздух, чудесные машины давно забытой технологической эры тысячелетней давности, когда древние ремесла, привезенные с Земли, были широко распространены здесь. Но он не понимал, как работают такие машины, не понимал и того, какие силы действуют на элементы памяти его собственного мозга, чтобы сказать ему: эта женщина – Карабелла, а этот мужчина – Слит. Он думал также и о высочайших областях Замковой горы, о здании в сорок тысяч комнат на ее вершине, теперь Замке лорда Валентина, а не так давно – Замке лорда Вориакса. Замок лорда Валентина! Существует ли это место реально или и Замок, и Гора – сказки, выдумка? Замок лорда Валентина! Он представил себе его на вершине: яркий мазок света всего в несколько молекул толщиной – каким он, вероятно, кажется по сравнению с этой немыслимой по величине горой, – мазок неправильной формы. Сотни комнат по одну сторону, сотни – по другую. Грозди громадных комнат находились как бы в коконе, над ними – внутренние дворики и галереи, а в самой глубине – корональ во всем своем величии, чернобородый лорд Валентин. Правда, сейчас короналя там нет. Он, вероятно, все еще объезжает свое королевство и находится в Ни-мойе или каком-нибудь другом восточном городе. «И я, – думал Валентин, – жил когда-то на этой Горе, жил в Замке? Что я делал, когда был короналем, какие издавал декреты, с кем встречался, каковы были мои обязанности?» Это было непостижимо, и все же в нем крепла убежденность, а призрачные воспоминания, проносившиеся в его мозгу, начали складываться в цельную картину. Он знал теперь, что родился не у реки в Ни-мойе, как подсказывали ему вложенные в него мнимые воспоминания, а в одном из Пятидесяти Городов, расположенных высоко на Горе, почти у границы самого Замка. И что воспитывался он среди тех, из кого выбирали принцев, что его детство и юность были беззаботными и счастливыми. Он все еще не мог вызвать в памяти образ своего отца, который наверняка был принцем королевства, а о матери помнил только, что у нее были черные волосы и смуглая кожа, как когда-то и у него самого, и – воспоминания вдруг пробились ниоткуда – однажды она долго целовала его и плакала, а потом сказала, что вместо утонувшего лорда Малибора выбрали Вориакса и теперь она должна стать Хозяйкой Острова Сна. Правда ли это, или он вообразил себе это сейчас? Валентин подсчитал, что ему должно было быть двадцать два года, когда к власти пришел Вориакс. Могла ли мать вообще целовать его, могла ли плакать из-за того, что становилась Хозяйкой Острова Сна? Скорее должна была радоваться, что она и ее старший сын избраны правителями Маджипура. Плакала и радовалась одновременно – возможно, и так. Валентин покачал головой. Столь важные, поистине исторические моменты – найдет ли он когда-либо доступ к ним, или все так и останется под запретом, наложенным на него теми, кто украл его прошлое?