Из броневика вылезало начальство. Сначала вышел полковник — комдив, прижимая платок к рассеченному лбу (видно, тряхануло их крепко на рухнувшем мостике), потом появился моложавый генерал. Вытер мокрое от пота лицо, расстегнул китель, недовольно крякнул:

— Ну и жарища, черт побери! — чуть повернулся, подмигнул Вахромееву: — У вас всегда так жарко, капитан?

— До самого жаркого, слава богу, не дошло, — сказал Вахромеев. — Они ведь, бандеровцы, поджарить вас собирались в броневике. Вон там, видите, кучи хворосту наготовили.

— Вас что, послал сюда комбат Вахромеев?

— Никак нет, товарищ генерал. Вахромеев — это я и есть. Сам себя, выходит, послал.

Генерал рассмеялся, шагнул, протянул руку:

— Ну, здравствуйте, вездесущий Вахромеев! Я ведь вас знаю еще с окружения в Тарнополе. Только представлял немного не таким. Богатырем представлял.

— А вы тоже воевали под Тарнополем?

— Нет, не приходилось. Ваша жена старшина Просекова разыскивала вас. Я пытался помочь, да неудачно: вас в это время как раз занесло в окружение. Ну как, выбрались благополучно?

— Как видите. Воюем дальше.

— Правильно. И неплохо воюете. Спасибо за выручку! — Генерал взял Вахромеева за локоть. — Разговор к вам есть, товарищ капитан. Но это позже.

— Что-нибудь жена передавала? — не удержался Вахромеев.

— Нет-нет! Жену я вашу давненько не видел. А разговор будет служебный. Сугубо служебный.

Бронеавтомобиль вытянули буксирной лебедкой «студера». Однако ни полковник, ни генерал ехать дальше в нем не пожелали. Полезли в кузов к солдатам — с ветерком да под солнышком.

Допрашивали пленных бандеровцев в штабной хате. Разомлевшие, равнодушные, они сидели на траве, заполнив весь обширный двор, хмуро и молча курили.

Отвечали бестолково, односложно: «Нэ знав», «Нэ чув», «Нэ бачив». Видно, большинство из них и впрямь случайно оказались в бандеровских схронах: либо по легкомыслию, либо под угрозами своих сельских «провыдныкив». В этом еще предстояло долго и кропотливо разбираться выездному военному трибуналу.

Бритоголовый здоровяк, которого пленил сам Вахромеев, на поверку оказался психованным и крикливым. То пискляво верещал, отплевывался, не желая подниматься и идти в хату на допрос, а когда его все же подняли автоматчики и заставили идти, вдруг истерично разрыдался, сорвал и кинул на землю замызганную свою свитку, с треском разорвал на груди рубаху.

— Стреляйте мене тут! Нэ хочу, шоб мордувалы невинну людыну, мирного хлибороба! Нэ хочу!

Когда его допрашивали, в дверь, постучавшись, вошел Афоня Прокопьев, брезгливо державший в руках брошенную на дворе свитку «хлибороба».

— Разрешите обратиться, товарищ генерал?

— Обращайтесь, — разрешил генерал, несколько удивленный: что за солдат такой деловой?

— Мой ординарец, — пояснил Вахромеев.

А Прокопьев между тем бросил свитку в угол, шагнул к столу и положил перед генералом несколько листков тонкой бумаги.

— Вот что было запрятано, зашито в армяке этого гада. — Афоня указал на бритоголового. — Он, товарищ генерал, главный командир у здешних бандеровцев. Называется кошевой. Я за ним специально наблюдал, потому что имел о нем сведения из надежных источников. Товарищ капитан знает из каких.

Бандеровский кошевой сразу посерел лицом, взмок от пота: предъявленные Афоней бумажки были бесспорными обличительными документами. Здесь оказались описки «провыдныкив», инструкция из центра насчет боевых действий и топографическая схема с указанными на ней тайными складами оружия, боеприпасов, продовольствия. А также удостоверение самого кошевого — офицера эсэсовской дивизии «Галичина».

Из-за всей этой заварухи с бандеровцами серьезный разговор, который обещал Вахромееву генерал, состоялся лишь во второй половине дня, после обеда, перед самым отъездом гостей в штаб полка.

Генерал сказал так:

— В ближайшее время ваш батальон, товарищ Вахромеев, будет назначен в самостоятельный танковый десант. Для действии в глубоком тылу противника в целях выполнения особо важного задания. Ну как бы вам объяснить понятнее? Словом, в начале наступления в прорыв будет введен танковый полк с вашим десантом на броне. Задача состоит в том, чтобы совершить быстрый оперативный рейд, уйти вперед, примерно в ста километрах от линии фронта захватить объект и удерживать его до подхода наших главных сил. Что за объект? Немецкий секретный испытательный полигон. Я пока не могу сказать, где он расположен, но действовать вам придется в условиях горно-лесистой местности, с форсированием водных преград. Вот и готовьте в этом плане свой батальон с учетом, конечно, общей боевой выучки и сколачивания всех подразделений. Особенно важно форсирование рек. Что касается взаимодействия с танками, то в последующем еще неделю мы дадим вам на совместные учения с танковым полком. Да, и последняя деталь! Командиром сводного отряда — танковый полк, стрелковый батальон, понтонная рота, артдивизион, связь — будете назначены вы. Так что соответственно и настраивайтесь.

— А как насчет неувязочки, товарищ генерал? — трогая бинт на лбу, хитровато прищурился присутствующий при разговоре командир дивизии. — В сводном отряде могут быть старшие офицеры. Например, тот же командир танкового полка. А Вахромеев только капитан, Неудобно в смысле субординации. Помните, я вам докладывал?

— Этой проблемы уже нет, — улыбнулся генерал. — Вчера подписан приказ о присвоении товарищу Вахромееву воинского звания «майор». От имени Военного совета сердечно поздравляю вас, майор Вахромеев!

— Служу Советскому Союзу!

— Вопросы есть?

Вопросы, конечно, были, Однако задавать их Вахромеев не стал, потому что заранее знал; ответов не будет. Ему пока дали общую ориентировку в пределах того, что положено знать на данном этапе, Все уточнения последуют потом, перед самым выходом в рейд. Так уж положено у нелюбопытных военных людей.

Впрочем, один вопрос все-таки можно и нужно было задать. Только Вахромеев никак не решался. Перед самым отъездом, когда уже подсаживал гостей в бронеавтомобиль, наконец осмелился:

— Товарищ генерал, а вы не скажете, где находится моя жена? Растерялись мы с ней… Адреса сменились.

— Скажу, — ответил генерал. — Она служит теперь в отдельном разведывательном авиаполку. Только что это вам дает — адреса-то у меня нет. Хотя выход есть! Черкните мне в блокнот номер своей полевой почты, а я вернусь, и через оперативного дежурного сообщим старшине Просековой. Договорились?

— Спасибо, товарищ генерал! Буду вам очень обязан.

— Нет, это я вам обоим обязан, — со смехом сказал генерал. — В прошлом году ваша жена на своем самолете меня почти с того света вывезла, а сегодня вы из беды выручили. Так что я перед вами в долгу по всем статьям. Сделаю, майор! Можете не сомневаться! На днях ждите письмо.

Прифронтовой аэродром был словно выплеснут на холмистое правобережье реки; плоская, почти круглая его плешина, со всех сторон обжатая лесом, хорошо виделась с высоты. На закате, когда поблескивала в лучах солнца выложенная рифленым железом взлетная полоса, аэродром казался полосатым, и не круглым, а вытянутым в длину. Он напоминал улей, озабоченно гудящий в погожие дни от рассвета до темноты.

Всякие самолеты перебывали тут за месяцы весеннего наступления. С неделю базировались новейшие красноносые «ястребки» — Як-9, потом с густым ревом на форсаже взлетали по утрам «горбатые» — штурмовики Ил-2, а когда линия фронта отодвинулась вперед, аэродром облюбовали скоростные элегантные «пешки» — пикировщики Пе-2. Они заходили на посадку по большой коробочке, выскакивали из-за леса и приземлялись грузно, впритирку — липли к железной полосе, как мухи к меду.

Ефросинья впервые жила средь такого разношерстного «авиационного базара» и втайне завидовала парням-летчикам, в пыли и грохоте взметавшим свои тяжелые бронированные машины. С дальней стоянки на обочине летного поля, где приткнулись два стареньких латаных По-2, Ефросинья подолгу наблюдала за стартом, провожала взглядом каждый бомбардировщик, пока не взлетал весь полк.