В его отношении к своему земляку-ординарцу давно крылось нечто отцовское, и Вахромеев понимал это, осознавал, но не давал расти чувству, сдерживал его. Тем не менее оно все-таки день ото дня крепло, упрямо пробивалось, как весенняя поросль сквозь толщу прошлогодних листьев.

А теперь надо было принимать одно из самых трудных решений в этот апрельский вечер.

…Вахромеев ничего не сказал Афоне, лишь обнял и молча похлопал по спине. И только потом, когда белоголовый бывший ординарец стремглав прыгал по ступеням лестницы, тяжко вздохнул: «Кому как суждено…».

До полночи на участке Вахромеева по всему кварталу шел обычный вялый огневой бой. Немцы и не подозревали, что именно в это время бурнашовская рота фаустников, используя громадные трубы берлинской канализации, вышла глубоко в тыл. На аэродроме Темпельхоф кипела интенсивная ночная работа: ревели взлетающие самолеты, с противоположного, западного края летного поля часто мигали посадочные фары прибывающих «юнкерсов».

Уже перед рассветом улегшаяся было тишина вдруг взорвалась мощным гулом сразу вспыхнувшего боя, а в том месте, где днем просматривались позиции зенитчиков и полукружие танкового редута, вспухло желтое зарево — это слились воедино десятки ударивших фаустснарядов. Чуть ближе тоже в сплошном зареве встал из тьмы четырехэтажный дом у перекрестка — его атаковала вторая полурота бурнашовских фаустников.

Потом загремели мощные взрывы: три, четыре, пять… — саперы рвали фугасами уличную баррикаду и стены углового дома. Сразу взревели танковые моторы.

Вахромеев вырвался на взлетную полосу с десантниками-автоматчиками на одном из первых танков. Слева горели самолетные стоянки: два громадных танка ИС, отвернув назад башенные орудия, таранили стоящие в линейку «юнкерсы», отбрасывая, как бульдозеры, по сторонам бесформенные обломки.

Вахромеев постучал прикладом по откинутому броневому люку механика, показал в сторону: там прямо по бетонке катились размытые мерцанием пропеллеров два транспортных «юнкерса» — явно выруливали на взлет!

— Давай жми!

Первый самолет все-таки опередил приближающиеся танки: медленно удаляясь, подпрыгнул и повис в воздухе. Пулеметные трассы, видно было, секли его обшивку, однако «юнкерс» набрал высоту и ушел в рассветное небо.

Второго танкисты прижали: шедшая впереди тридцатьчетверка перерезала дорогу, а следующий танк с ходу таранил «юнкерс», ударив по колесам, — солдаты-автоматчики при этом горохом посыпались с танковой кормы на землю. Самолет грузно и с треском завалился набок.

В северо-восточном углу летного поля и возле аэровокзала еще вели бой соседи-гвардейцы генерала Чуйкова, а на стоянках хозяйничали танкисты: оттаскивали уцелевшие самолеты от пожарища, ловили летчиков, выкуривали из дотов остатки «авиагренадеров».

Вместе с замполитом майором Чумаковым и капитаном Соменко Вахромеев решил осмотреть начинку перехваченного на земле «юнкерса». В нем, кроме десяти одинаковых зеленых ящиков, ничего стоящего не оказалось. Но это лишь подтверждало, что в ящиках, очевидно, весьма важный груз. Не случайно же для них выделили отдельный самолет в такое время, когда любое имущество, вывезенное из горящего осажденного Берлина наверняка ценится на вес золота.

Капитан Соменко с помощью саперов вскрыл один из ящиков, встревоженно доложил:

— Совершенно секретные архивы рейхсканцелярии!

— Выставить охрану! — приказал Вахромеев.

Интересно, куда же они вывозили эти «совершенно секретные» бумаги? Допросили летчиков. Те пожимали плечами: приказано было доставить в Зальцбург — о дальнейшем маршруте они ничего не знают. Особый груз распределялся на два самолета, половину ящиков поместили в тот, первый «юнкерс», которому удалось взлететь. Там же находился сопровождающий секретный груз офицер СС. Его фамилия, кажется… Ларенц. Да-да, штандартенфюрер Ларенц!

Услыхав эту фамилию, Вахромеев вздрогнул, резко повернулся к Соменко:

— Переспроси его! Он не ошибся?

Нет, оказывается, летчик не ошибся. Вспомнив, в подтверждение достал из планшета полетные документы, где совершенно точно было указано: «Штандартенфюрер Макс Ларенц».

— Дела… — мрачно протянул Вахромеев. Что же получается? Стало быть, этот выродок не утонул тогда в Нейсе, а благополучно улизнул. Как и год назад в «Хайделагере»! А теперь, выходит, из-под самого носа ушел в третий раз… Ну и везучий, гад!

Поручив замполиту заняться охраной и отправкой секретного трофейного груза, Вахромеев направился было к подъехавшему бронетранспортеру (справиться по рации: как там дела у Бурнашова в подземном ангаре?), но его остановил изумленный вскрик капитана Соменко. Помначштаба стоял у самолетного хвоста, подле убитого немца в черной эсэсовской форме.

— Что, опять секреты? — обернулся Вахромеев.

— Еще какие, Николай Фомич! — Соменко держал в руке бумагу с ярко-красным штампом в левом углу. — Вот обнаружили у этого шарфюрера: его срезали танкисты из пулемета, когда он выскочил из самолета и пытался драпануть. Ну и фашисты, ну и скорпионы! Вы только почитайте!

— Нет уж, читай сам, — отстранил Вахромеев бумагу, — Я ж не понимаю по-ихнему. Переведи.

— Вот слушайте: «Шарфюреру Мучману личным приказом фюрера поручено ликвидировать штандартенфюрера Ларенца, ставшего на путь предательства в трудное время для рейха». И подпись: «Уполномоченный СС при ставке фюрера обергруппенфюрер Фегелейн». Во дают фрицы! Ведь этот тип, согласно документу, должен был прикончить своего же начальника!

— А ну их всех к едреной матрёне! Тьфу! — смачно плюнул Вахромеев. — И слушать-то противно. Сплошные фюреры. Не страна, а какой-то огород для выращивания поганок-фюреров. Расплодились, а теперь жрут друг друга. И поделом!

Еще в Берлине Ларенц навел справки об адъютанте начальника СД: да, это был тот самый Шейдлер, с которым ему короткое время довелось служить в личной охране Гитлера. Осень тысяча девятьсот тридцать девятого года… Фюpep тогда руководил молниеносным наступлением в Польше — сначала из штабного салон-вагона на станции Гоголин, а позднее из штаб-квартиры в Сопоте, которая размещалась в шикарной курортной вилле.

Ларенц без труда вспомнил Шейдлера: долговязый блондин, некрупная птичья голова с мелкими чертами лица и фатоватые усики столбиком — а-ля фюрер. Что же примечательного еще?.. Да! Эсэсовский лейтенант-штурмфюрер Шейдлер слыл собачьим знатоком и именно его Гитлер приглашал с собой, когда по вечерам выгуливал любимую овчарку Блонди.

Интересно, как он потом оказался в команде Кальтенбруннера и нет ли в теперешнем контакте Шейдлер — Фегелейн более глубокой — давней и подспудной — связи? Она вполне могла быть… Хотя бы исходя из простой схемы: свояк фюрера — «собачник» фюрера. Вовсе не исключено, что именно Артур Шейдлер был особым доверенным лицом Гитлера в СД, которая составляла святая святых даже в элитарной системе всех СС… Ведь не случайно в самый драматический последний момент обергруппенфюрер Фегелейн выходит именно на Шейдлера! Причем, как он сам подчеркнул, негласно, то есть проще говоря, в обход шефа СД Эрнста Кальтенбруннера.

Ларенц понимал, что лично для него это открытие имеет зловещий смысл: его наверняка уберут, ликвидируют, как лишнего в этой почти «семейственной цепочке». Когда и кто — вопрос вырисовывается только так… Шарфюрер Мучман уже вышел из игры: Ларенц сам видел смятый и поваленный русскими танками «юнкерс». Обергруппенфюрер Фегелейн остался в Берлине. Значит, Шейдлер?..

«Время покажет… — решил Ларенц. — В конце концов, они же умные люди и, наверно, понимают, что он не настолько наивен, чтобы вручить им достоверные координаты секретных тайников. В данных, которые получил Фегелейн, много «липы» и в будущем они при всем желании без участия Ларенца вряд ли отыщут что-либо стоящее, не говоря уж о ракете А-9, И вот об этом обстоятельстве надо, пожалуй, обязательно поставить в известность «собачника» Шейдлера. Намекнуть: играть следует честно, на равных».