Литмир - Электронная Библиотека

И все-таки они с Гжельчиком отбили гранатами очередную атаку. Пожалуй, предпоследнюю…

Немцы опять притихли. Запустили две белые ракеты — наверно, вызывали подмогу. Что ж, если сюда подойдут каратели с тыла, от Лыпни, то следующая атака наверняка окажется последней и решающей.

Капрал Гжельчик, лежа на боку, наспех бинтовал раненую ногу Полторанина.

— Поганые дела, Юрек… — тихо сказал старший лейтенант. — Тебе надо уходить. Бери оберста — и вон туда в лес. Пока нас кругом не обложили. Уходи к переправе, там сейчас наши. А я подержу немцев.

Гжельчик лишь молча кивнул. Он тоже понимал: другого выхода у них нет. Это был единственный шанс, последняя возможность попытаться выполнить задание, порученное разведгруппе. Они прыгали с неба, таились по лесам, мокли под дождем и рисковали жизнью все эти десять суток только ради того, чтобы заполучить этого немецкого оберста.

Они заплатили слишком дорогой ценой: Сарбеев, лейтенант Братан и вот только что — Анилья… И это, пожалуй, еще не все. Теперь очередь самого Полторанина. Что ж, он прав; даже раненный, он сможет на какое-то время удержать здесь немцев, привязать их к этому сгоревшему дому. Хотя бы на полчаса.

Гжельчик собрал в одно место оставшиеся гранаты, раскрыл вещмешок с запасными автоматными рожками и хотел что-то сказать, но Полторанин резко оттолкнул его:

— Не надо разговоров! Быстро уходите! Пока не началась атака.

Он яростно строчил по дальним и ближним орешникам, поминутно оглядываясь на стежку в траве, где ползли Гжельчик и Крюгель, стрелял до тех пор, пока не увидел, как нырнули в лес их темные фигуры. Он боялся сейчас только одного: дойдет ли раненый оберст, не обессилит ли от потери крови?

Потом отложил автомат, дотянулся и осторожно перевернул навзничь тело радистки Анильи: пусть смотрит в небо. Туда, откуда они пришли. Пятеро, а теперь остались одни. Она ведь, кажется, хотела, чтобы когда-нибудь они с ним остались вдвоем.

…Вспомнился сорок первый год. В такой же душный июльский вечер он, сержант, держал со своим отделением оборону на лесной опушке. Так же сладко пахло медовой травой, забивавшей пороховую гарь, такие же синие тени неясно плутали в предвечернем лесу. И так же закатывалось солнце, раскаленное, уставшее за день, полыхающее розовым пожаром.

Только тогда закат был впереди, а за спиной у них — весь восток, вся Россия, еще не тронутая войной.

Теперь солнце садилось сзади, припекая затылок. Там был запад, вся неведомая Европа. А он, старший лейтенант Полторанин, на ее передовых рубежах держал оборону.

Так получалось…

Польский пароль - i_003.jpg

Часть вторая. Альпийская крепость

«Штурмуй, где неприятель засел!»

А. В. Суворов

1

Польский пароль - i_004.jpg
Силезии во время февральского наступления майор Вахромеев принял полк. А вернее сказать, вступил в командование прямо в бою после гибели старого командира полка.

Оставив позади Польшу, городки Нижней Силезии, войска правого крыла 1-го Украинского фронта вырвались к Нейсе и несколько суток безуспешно пытались захватить плацдармы на западном берегу. В студеной воде, перемешанной со льдом, погибла большая часть вахромеевского передового батальона, а от полка не осталось и половины численного состава.

Их здорово подвел тогда этот проклятый железнодорожный мост… Почти полностью целый с рухнувшим одним пролетом у противоположного берега, мост казался надежным средством форсирования: стоило лишь подвести пару самодельных понтонов на узком участке разрыва.

Как потом выяснилось, гитлеровцы заранее все тщательно предусмотрели, был пристрелян каждый метр на сохранившихся железных фермах. И лишь только советские автоматчики в азарте преследования выскочили на мост, разразился огненный ад: пролеты буквально исчезли, растворились в мельтешении пулеметных трасс, черная вода вскипела от падающих тел…

Вот уже месяц с утра и до темноты злополучный мост, черный и ржавый, торчал перед глазами немым укором, памятником трагической февральской ошибки, рождая в душе досаду, неутихающую горечь. А ведь все расчеты по предстоящему новому форсированию Нейсе опять приходилось связывать с этим мостом — другого выхода просто не было.

Удивительное дело: иногда Вахромееву казалось, что вокруг этого трижды клятого моста вращается вся война и вообще — весь белый свет! Словно именно здесь, где-то между бетонными, зеленоватыми от тины мостовыми быками, проходила невидимая земная ось. И то, что было в недавнем прошлом, начиная с боев на сандомирском плацдарме, и то, что могло произойти завтра, в будущем, уже озаренном близкой победой, — все выглядело крепчайше связанным, слитым воедино с этим мостом, торчащим в самом центре событий.

Без него не было прошлого (этой коварной ловушки!), без него не могло быть будущего, ибо мост вел к напичканному пулеметами, танками, пушками западному берегу, за которым в сырой весенней роздыми где-то недалеко таился Берлин. И была долгожданная победа.

Там, на другом берегу, начиналась земля Бранденбург, а Берлин был ее центром и столицей еще с древних времен. Это, по солдатским понятиям, нечто вроде центральной столичной области.

Только тут было другое: тут таилось логово фашистского зверя!

Не нравилась Вахромееву Германия. И природа, казалось бы, вполне привлекательна, даже красивая: поля, леса и горы. Реки и озера в изобилии (черт бы их побрал — непрестанные форсирования!). А вольности, раздолья, естественной простоты нет, самой той природы не чувствуется! Не страна, а огромный подстриженный палисадник, где все ухожено, выровнено по ранжиру. В лесах деревья и те под линейку высажены.

Города, городки, поселки — на один манер. Островерхие, с одинаковыми черепичными крышами, колючие на вид. В той же Силезии — сплошные шпили и заводские трубы. Посмотришь — не города, будто каменные ежи в долинах разбросаны. И подступаться неохота.

А надо. Потому что надо идти вперед, надо кончать войну.

Конечно, наиболее «колючие» города приходится обходить и оставлять в тылу, такие, как блокированные в феврале здесь, неподалеку, Глогау и Бреслау — в каждом гарнизоне по нескольку десятков тысяч отпетых фашистов. Леший с ними, пусть покуда грызут сухари, от расплаты все равно не уйдут…

На реке, по-весеннему взбухшей и грязной, плыли обломки телег, зарядных ящиков, полузатопленные разбитые лодки и бесформенные трупы: где-то в верховьях Нейсе, в горах Верхней Силезии, только на днях отгремели яростные бои. Река несет печальные их отголоски, крутит у мостовых свай зловонные водовороты, за которыми в полном молчании наблюдают оба берега: отсюда — наши; с противоположного — немцы.

Все знают: скоро, очень скоро то же самое начнется здесь. Закипит под снарядами грязно-бурая вода, в огне встанут на дыбы берега и полноводная равнодушная Нейсе понесет новые трупы к низинам Померании, к песчаным отмелям Балтики…

А между тем на берегах с каждым днем пробуждалась весна, сладковатые запахи потеплевшей земли все сильнее, явственнее забивали пороховую гарь, кислую душноту снарядных разрывов. В побуревших, еще голых кустах на косогоре, рядом с КП Вахромеева, несмело пискнули какие-то пичуги, а однажды в полдень невысоко над рекой прошел на север строгий гусиный клин. Будто серебряные колокольчики прозвенели под белыми облаками.

Вспомнилась Черемша… Мартовская капель под стрехами, налитые солнцем хрустальные сосульки, влажно-черные плешины проталин, над которыми курился парок, пахнущий прелым листом. Там в марте солнышко весь день колобродит, купается, хмельное, в снегу и воде. Здесь ни снега, ни солнца — одна туманная мокрота.

А все равно приятно: весна по жилам бродит, будоражит, теребит, куда-то зовет. Не зря вон ребята из третьей роты по утрам прямо из траншей на берег вылазят и, пользуясь туманом, по пояс моются, гогочут как те ошалелые от весны гуси.

55
{"b":"246017","o":1}