— Ни в какой! — отрезал Фегелейн. — Повторяю: ни в какой! Он ничего не должен знать об этом. Единственное, что от него требуется, оказать тебе помощь людьми, а если нужно — техникой. Кстати, он и сообщит тебе место захоронения груза, маршрут туда. На этот раз озеро исключается, это будет штольня, старая заброшенная штольня. Понимаешь?

— Яволь, обергруппенфюрер! Так сказать, полностью сухопутный вариант?

— Вот именно. Для того чтобы максимально облегчить в последующем доступ к захоронению. — Фегелейн поставил варить кофе на электроплитку и, обернувшись, подмигнул — Облегчить! Может быть, даже нам с тобой. Вот так. А что касается лишних свидетелей, то эта задача, как и раньше, возлагается на шарфюрера Мучмана. Кстати, как он — справляется?

— Вполне! — усмехнулся Ларенц. — Честно признаюсь, мне иногда становится жутко при общении с ним. Особенно ночью.

— А ты его не бойся! — опять доверительно подмигнул обергруппенфюрер. — Он своих начальников не обижает. Кстати, пришли-ка его завтра ко мне. Я ему тоже вручу официальную бумагу.

— Бумагу? Какую и зачем?

— Видишь ли, Макс… Ты повезешь отсюда солидный груз на двух самолетах. На одном «юнкерсе» будешь ты, а на другом — в качестве сопровождающего шарфюрер Мучман. Время сейчас опасное, а груз весьма ценный, поэтому Мучман на всякий случай тоже должен иметь охранную грамоту. Логично?

— Логично. А как быть с самим Мучманом после завершения акции? Я думаю, теперь настала и его очередь?

Фегелейн с минуту сопел в раздумье, чесал подбородок.

— Не торопись, Макс… Он нам еще пригодится. Точку в «цепи ликвидации» ты поставишь только после моей радиограммы. О ней сообщит тебе Шейдлер.

Несмотря на усталость и выпитую водку, штандартенфюрер Ларенц долго потом не мог уснуть, придя к себе, в одну из клетушек подземного офицерского блока. Как ни казалось странным, пьяная болтовня Фегелейна ничего существенного не прояснила. Обергруппенфюрер так и не сказал конкретно о их возможном будущем сотрудничестве — только намеки и дешевое подмигивание. Кроме того, выходило, что сотрудник аппарата СД штурмбанфюрер Шейдлер, вопреки словесным заверениям Фегелейна, полностью вводился в курс дела (маршрут и место тайника). В качестве кого? Очевидно, в качестве равноправного партнера, Но зачем, для какой цели? Здесь была первая загадка.

Вторую скрывало в себе туманное распоряжение насчет Мучмана: осуществить его ликвидацию только после получения радиограммы из Берлина — и опять же через Шейдлера. Мучман — Шейдлер, какая между ними связь? А связь была, и штандартенфюрер интуитивно ее чувствовал… Может быть, «Мучман — Шейдлер» не что иное, как «деловой тандем» обергруппенфюрера Фегелейна? В таком случае Ларенц просто оказывается третьим лишним и автоматически выпадает из игры?..

Было от чего задуматься…

С помощью Фридриха Ворха удалось с трудом подыскать подходящую квартиру для Крюгеля. Город и окрестные поселки были забиты беженцами, эвакуированными чиновниками, а в последние дни, после окружения Берлина и стремительного броска американских танковых колонн через Тюрингию к Эльбе, резавшего рейх пополам, в Альпы хлынул поток разбитых в боях германских частей, остатки штабов, эшелоны полевых госпиталей, толпы обыкновенных дезертиров. Здесь все искали последнее прибежище.

Ганс Крюгель понимал, что нельзя терять ни одного дня: начинавшаяся повсюду неразбериха могла связать его по рукам и ногам. Однако он пока не мог активно действовать — приходилось ждать сообщения из партизанского отряда.

Он знал, что здесь, в Альпийской крепости, с особым заданием руководства СС находится штандартенфюрер Ларенц — бывший комендант «Хайделагера». Встреча с ним представляла крайнюю опасность. От партизан — через Ворха — стало известно, что Ларенц пригнал сюда автоколонну с секретной ракетной техникой, контейнеры с которой бесследно исчезли. Затем исчез и сам штандартенфюрер.

Крюгель был убежден, что Ларенц живет сейчас в отеле «Ингебург» (Оберйох) — там же, где свила себе последнее гнездышко «ракетная команда» Вернера фон Брауна. Именно этот отель, его постояльцы интересовали в первую очередь и оберста Крюгеля (собственно, ради этого он и попал в Альпийскую крепость). Вопрос состоял в том, как туда проникнуть, с кем и каким образом установить контакты?

По заранее разработанному плану Крюгель должен был выйти на своего старого знакомого по «Хайделагеру» доктора Фрица Грефе, одного из теперешних заместителей фон Брауна. Используя при этом посредничество фельдфебеля Герлиха, который в прошлом году был прямо причастен к побегу оберста Крюгеля с ракетного полигона у Дембицы. Но еще в Москве Крюгель высказал сомнение насчет такого варианта: вряд ли простой шофер-автомеханик окажется в числе «особо ценных умов», опекаемых специальной охраной СС. Правда, пронырливый фельдфебель сумел стать близким приятелем выпивохи Грефе, а сам доктор Грефе пользовался расположением фон Брауна, да и группенфюрера Каммлера тоже.

Словом, вероятность была мизерной. Однако другого пути просто не существовало. Следовало ждать: как заверил Ворх, партизаны, имеющие своих людей в Оберйохе, пытаются разыскать шофера-фельдфебеля и наладить с ним контакт. Если только он действительно проживает в отеле «Ингебург».

Крюгель четвертые сутки мучился от безделья. Старый домик приятеля Ворха — мастера-часовщика — уже не казался оберсту уютным и тихим райским пристанищем. Теперь его не убаюкивал, как раньше, а, наоборот, раздражал сумбурный разношерстный ход многочисленных часов, развешенных по стенам комнат и даже над лестницей, ведущей на второй этаж. Торопливое тиканье часовых механизмов, вразнобой переплетаясь со звяканьем, стуканьем маятников, создавало во всем доме какую-то странную симфонию оголтелой спешки, бега со временем наперегонки.

Ночами Крюгель иногда испытывал настоящую жуть, просыпаясь от внезапного разноголосого звона: отбивая время, часы бухали, ухали, скрипели, звенели на разные лады, ломая и комкая такты, — это спросонья напоминало тревожный перезвон армейского алярма[54].

К тому же домик часовщика, стоящий у перекрестка центральных улиц, день и ночь трясло как в лихорадке. По булыжнику беспрерывно грохотали гусеницы танков и тягачей, стучали колеса пушек, обозных телег и военных грузовиков — Альпийская крепость все наполнялась, набивалась, напрессовывалась, как корзина тряпьем, уже бесполезными, до крайности истрепанными войсками.

Начиналась бессонница, и Крюгель, конечно, понимал истинную причину своего нервного стресса: шум и грохот были лишь внешностью. Суть лежала глубже, состояла в другом: он, оберст Крюгель, прихотью судьбы становился сейчас свидетелем последних дней «тысячелетнего рейха», его закономерного краха и вместе с тем тяжких страданий родины, лишений и общей боли немецкого народа…

Его собственное положение при этом выглядело крайне нелепым: попивая лимонад, он глядел на происходящее под хриплый бой старинных часов… Так не могло больше продолжаться: он должен, он обязан действовать, черт побери!

Несмотря на запрет, Крюгель собрался и вышел на тесную улицу. Походил по набережной, потолкался в привокзальной толпе, везде слыша одну и ту же паническую весть: американские танки генерала Омара Бредли вышли к Эльбе и в районе Торгау встретились с войсками Красной Армии! Кое-кто из солдат пытался шутить, обыгрывая имя американского генерала: «Янки преподнесли деликатесного омара на блюде фюреру!» Крюгель зло сплюнул: какие, к дьяволу, могут быть теперь шутки!

Аптекарь Ворх встретил его встревоженно: оказывается, Крюгеля уже полчаса разыскивают прибывшие партизаны!

В переулке напротив ждала машина: камуфлированный зелено-желтый «БМВ». На партизанах была форма вермахта: ефрейтор — за рулем и обер-лейтенант — на заднем сиденье.

Крюгель сел рядом с ефрейтором и вместо приветствия сухо сказал:

— Вы, ефрейтор, обязаны были выйти и открыть мне дверцу. Какого черта вы не соблюдаете элементарной воинской субординации?