После того как помначштаба перевел относительно короткий (на полторы странички) текст приказа, Вахромеев закурил, меланхолично заметил:

— Стало быть, «все подлежит уничтожению»?.. «Выжженная земля», как он говорит, Ну ежели разобраться, это и неудивительно! Гитлер ведь гад, потому и действует по-змеиному: подыхая, все равно жалит. Непонятно, зачем, отчего эта дурочка до сих пор вопит «хайль фюрер!»? Он для всей их Германии уже приговор подписал, а они продолжают на него молиться. Где тут логика, славяне, а? Я вас спрашиваю?

— Хрен его знает… — озадаченно протянул лейтенант Бурнашов, — Одно слово, немцы, товарищ майор.

— Не немцы, а нацисты! — блеснув очками, сухо поправил капитан Соменко. — Различать надо, Бурнашов. Разграничивать!

Уже потом, час спустя, когда пленная летчица и Бурнашов с автоматчиками были отправлены в дивизию, майор Вахромеев вдруг припомнил фамилию командированного в Бреслау штандартенфюрера и замер, досадливо хлопнув себя но лбу: Ларенц!.. Где он слышал эту фамилию, причем не очень давно и при каких-то необычных обстоятельствах?

Ларенц… Ну конечно, это было летом прошлого года под Жешувом, когда танковый десант Вахромеева прорвался к секретному ракетному полигону «Хайделагер»! Ларенц — фамилия коменданта-эсэсовца полигона, садиста и изувера, на счету которого тысячи загубленных советских пленных. Штаб фронта тогда приказал выделить спецгруппу для поимки этого Ларенца. Но ему удалось сбежать…

Значит, матерый душегуб нашел-таки свой конец здесь, на дне Нейсе?

Хорошо, если так…

Штандартенфюрера Ларенца выловили из воды немецкие гренадеры — уже у самого берега в лозняке зацепили его багром. Спасение Ларенца выглядело чудом, если учесть, что ему удалось благополучно переплыть полноводную Нейсе в обмундировании в обжигающе-ледяной воде, да еще под адским пулеметным обстрелом. Так по крайней мере считали изумленные гренадеры, выволакивая вконец обессилевшего штандартенфюрера в прибрежный сосняк.

Впрочем, никакого чуда не было: просто солдаты не знали, что Макс Ларенц в молодости считался спортсменом экстра-класса и еще десять лет назад входил в Олимпийскую сборную Германии. К тому же штандартенфюрер, как опытный пловец, во время первого же затяжного нырка сумел сбросить сапоги, а потом, опасаясь пуль, большую часть своего вынужденного заплыва провел под водой. Потому его даже не царапнуло.

Через полчаса Ларенц, выпив коньяка, уже грелся я в комфортабельном блиндаже, облачившись в старомодный помещичий халат хозяина — старика генерала, недавно мобилизованного из запаса и волею фюрера поставленного во главе гренадерской дивизии. А еще через час, после того как генеральский денщик просушил и отгладил обмундирование, штандартенфюрер выехал на бронеавтомобиле в Берлин.

После выпитого коньяка, плотного завтрака Ларенц испытывал бодрость, прилив сил и вообще пребывал в отличном настроении. И не только потому, что ему удалось избежать, казалось бы, неминуемой гибели. Он был откровенно рад тому, что тщательно задуманная группенфюрером Бергером провокация против него, Ларенца, все-таки сорвалась, хотя и обошлась очень дорого. Благодарение господу, счастливая звезда все еще сопутствует ему!

Неделю назад, будучи срочно вызван из Тухеля в Берлин, в резиденцию РСХА[45], Ларенц сразу же понял, что ему готовится западня. И не кем-нибудь, а влиятельным в кругах СС группенфюрером Бергером, заместителем начальника РСХА Эрнста Кальтенбруннера.

Это была старая история. Бергер невзлюбил Макса Ларенца еще с прошлого года после таинственного исчезновения из «Хайделагера» (в самом конце июля) оберста — инженера Крюгеля, к которому группенфюрер откровенно отечески благоволил (якобы как к другу своего погибшего кузена). Бергер не преминул обвинить Ларенца, полагая, что он, комендант «Хайделагера», виноват во всем, именно он «прохлопал скромнягу Крюгеля — честного и храброго солдата».

А чуть позднее, уже в августе, когда по секретным каналам СД выяснилось, что «скромняга Крюгель» проходит по спискам тайной офицерской оппозиции и косвенно причастен к заговору против фюрера 20 июля 1944 года, группенфюрер и вовсе взбеленился, люто возненавидел Макса Ларенца. Это и понятно: ведь штандартенфюрер был, пожалуй, единственным человеком, который знал об отеческих симпатиях высокопоставленного эсэсовского генерала к военному инженеру, оказавшемуся врагом рейха.

Одно время Ларенц даже всерьез опасался за свою жизнь: его запросто могли убрать как нежелательного свидетеля. Однако Бергер поступил иначе и проделал все тоньше, хитрее: официально командировал «крапленого» штандартенфюрера в осажденный Бреслау в качестве «имперского толкача». Послал на верную гибель. Тем более что заступиться за Ларенца, замолвить слово было некому. Покровитель Ларенца рейхсфюрер СС Гиммлер, знавший Макса еще с конца двадцатых годов, отсутствовал, будучи назначен командующим группой армий «Висла».

Теперь, кажется, обстановка переменилась. Как сообщил старик генерал — командир гренадерской дивизии, по радио получен приказ фюрера о снятии Гиммлера с поста командующего группой армий, он заменен генерал-полковником Хейнрици, «мастером железной обороны». Следовательно, рейхсфюрер уже возвратился в Берлин, и надо полагать, он не откажется выслушать в трудный час одного из своих старых и верных товарищей, начинавших свой путь еще с продымленного зала «Бюргербройкеллера»[46].

В течение трех часов, пока броневик пробирался к столице, то и дело съезжая на временные объезды, минуя завалы на дороге, выстаивая очереди на понтонных переправах (в мирное время по шикарной бетонной автостраде Бреслау — Берлин на это понадобилось бы около часа), штандартенфюрер тщательно обдумывал, взвешивал свое положение и определял план действий.

Главное состояло в том, что теперь, после авиакатастрофы, у него были развязаны руки. Он мог действовать самостоятельно, минуя управление РСХА, потому что в случае надобности имел возможность сослаться на чрезвычайные обстоятельства.

Он был уверен, что на Альбрехтштрассе в резиденцию имперской службы безопасности ему не попасть — его просто не пропустят многочисленные патрули. Более того, сразу задержат и доставят в полевую фельдкомендатуру — ведь его офицерское удостоверение и специальный пропуск совершенно размокли. Не говоря уж о командировочном предписании, которое он вообще утерял.

Следовательно, на первом же берлинском контрольно-пропускном пункте надо (пользуясь присутствием сопровождающего на бронеавтомобиле обер-лейтенанта) звонить сразу в «дом Гиммлера»[47], в приемную самого рейхсфюрера. Уговорить, упросить, в конце концов умолить дежурного адъютанта соединить его с шефом. Ну а дальше наверняка будет проще.

Ларенц, разумеется, представлял, что пробиться к столице на обычном пехотном броневике будет нелегко: Берлин еще 9 марта объявлен фронтовым городом и находится в тройном кольце мощных оборонительных обводов. Все дороги перекрыты многочисленными заставами, контрольно-пропускными пунктами.

Им удалось добраться только до района аэропорта Иоганнисталь: здесь, на невысоком холме, их задержали у шлагбаума фельдкомендатуры. Тут же Ларенца ожидал и неприятный сюрприз: оказалось, что связи у полевой жандармерии с «домом Гиммлера» нет. «Это вовсе не наш уровень», — пробубнил пожилой фельдфебель, подозрительно разглядывая грубые солдатские сапоги на ногах штандартенфюрера СС (черт побери, в штабе гренадеров так и не смогли отыскать приличных офицерских сапог!).

К счастью, выручил обер-лейтенант, сопровождавший в поездке Ларенца. Неподалеку на этом же холме, за кустами орешника, он разглядел причудливую радиоантенну и предложил:

— А не пройти ли нам на радиостанцию, господин штандартенфюрер? Я ведь по специальности связист и вижу, что там расположена одна из наших новинок: дециметровая радиостанция направленного действия. Она наверняка держит связь с центром.