Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Гости, должно быть, утомились от еды, питья и долгого сидения — они начали прогуливаться по саду. Несколько человек о чем-то спорили — далеко от виноградной беседки, устроившись среди зарослей инжира. Заман, обходя заросли, приблизился к ним, его увидел Шапи и тут же выскочил навстречу.

— Как хорошо, дорогой, я с каких пор хочу с вами поговорить!

Заману и самому этого хотелось. Многого в нем Заман не понимал и потому хотел основательно потолковать с Шапи наедине.

— Вы так удобно расположились — не стану ли я лишним?

— Ни в коем случае, дорогой мой, ни в коем случае не станете. Я познакомлю вас с приятелями! — И Шапи почти силой потащил Замана.

— Я, возможно, побеспокоил вас, прошу прощения. — Заман смущенно обменялся приветствиями с приятелями Шапи.

— Наоборот, мы рады знакомству, — ответил бородатый парень.

— Сейчас я представлю вам каждого из этих черноглазых…

— Нет, Шапи-эфенди, о глазах не будем, нет! — шутливо воскликнул Аджри, один его глаз чуточку косил.

— Тогда начнем разбирать по носам, — уступил Шапи, и все со смехом повернулись к тому, чей нос напоминал баклажан.

— Не по носам, а по ногам, — отшутился тот, намекая на Шапи, у которого правая нога была короче левой.

— Этот — Адил, — показал Шапи на владельца баклажаньего носа, — учитель истории в школе «Ирфания». Наш дорогой Маруп окончил открытую в 1914 году школу «Джадидия»[39] и сейчас преподает в ней. Тихоня в очках — вон в стороне — Ислам, старший писец ведомства по делам религии, довольно силен в философии. А птенца-поэта можно не представлять — вы узнаете его по глазам, — он показал на Аджри, и все рассмеялись снова.

— По словам Шапи, — заговорил Адил, — вы в кумульском восстании с самого начала…

— Нет, Адил-ака, я принял участие позже, — немедленно поправил Заман.

— Пусть так, но ведь, в конце концов, вы были в числе тех, кто переполз с севера на юг? В этом, как бы выразиться, в этом…

— …Приключении! — подбросил Ислам.

— Ладно, назовем приключением. Когда же, по-вашему, будут результаты этого приключения?

— Как можно называть приключением движение за народное освобождение? — задал Заман встречный вопрос.

Адил, похоже, смутился, вместо ответа сорвал ягоду инжира и положил в рот.

— А почему нет? Борьба за власть, напоминающая игру в мяч. Назвав ее приключением, и верно отмерим, и точно отрежем. — Старший писец Ислам поправил очки, скрывавшие его узкие глаза.

Заман не спешил с ответом. Он взглянул на Шапи, на остальных, надеясь, что они одернут старшего писца, но все молчали, как бы испытывая Замана.

— Какое содержание вкладываете вы в понятие «приключение», господин? — Заман с особым ударением произнес последнее слово.

Старший писец, будто готовясь к схватке, распрямился, поддернул рукава до локтей, облизал скривившиеся губы:

— Известно, что у возглавляемой Ходжаниязом кучки смутьянов нет ни общего плана, предрешающего будущее народа, ни, по меньшей мере, хотя бы проекта его. А вы, черноногие, увлечены только военными подвигами…

— Довольно, — произнес Шапи, — запрещаю! Ты, старший писец, хватил через край. Заманджан не безропотный школяр, которому ты мог бы вдалбливать свою религиозную философию!

— Не беспокойся, поэт! — воскликнул рассерженный Ислам. — О религии я говорю там, где это к месту, а пораженных «красной болезнью», вроде Заманджана, обращать не собираюсь.

— Кучка смутьянов?.. Вы пытаетесь унизить тех, кто с оружием в руках поднялся против врагов. Это вы, что ли, печетесь о будущем народа? Нет, те самые, по-вашему, «черноногие» люди! А вы и вам подобные ученые господа, что делали вы? Наверное, вы и свиста пули не слышали, забившись поглубже в жилую келью при медресе? — Заман уже не мог совладать с собой.

— Одно грамотное, точное слово против врагов сильнее ста пуль! — Старший писец самодовольно оглядел окружающих.

— Деды и отцы учили нас. «Пустыми словами города не берут», — пренебрежительно махнул рукой Заман.

— Ладно! — Ислам насмешливо скрестил на груди руки. — Вы проявили «героизм». Пусть. Но вот уже три года вы не можете сладить с этим сосунком Ма Чжунином и бегаете от него поджав хвост!

Он думал сразить этим доводом Замана, но, кажется, его нападки ни у кого сочувствия не вызывали.

— В борьбе неизбежны и отступления, и наступления, — возразил Заман. — Народно-освободительное движение — это совсем не то, что в медресе, когда прогоняют одного имама и ставят другого.

— Суждения Замана основаны на древнем опыте народа, — вмешался в спор Адил. — Без поддержки народа разве образовалось бы в тысяча пятьсот четырнадцатом году в Яркенде уйгурское государство Саидия под управлением Саидхана? И держалось сто семьдесят лет! А Якуббек-Бадаулет? Что мог бы сделать он в Кашгаре, если бы весь народ не восстал?

Наступило молчание. Заману хотелось обнять Адила и поцеловать в короткую черную бороду, украшавшую его круглое лицо. Воодушевленный поддержкой, он сказал:

— Настоящий сын своей родины вовсе не тот, кто разглагольствует на каждом шагу: «О мой народ! О моя родина!» — и, прикрываясь пылкой болтовней, остается в стороне от настоящей борьбы!

— Верно говорите, Заман, — поддержал его и Аджри. — А ведь эти кликуши еще и отвергают сделанное другими, и…

— Ну, если и ты, поэт, пошел против меня, то мое дело кончено, — сморщился старший писец религиозного ведомства.

— Я говорил обобщая. К этому общему я причисляю и себя, — произнес Аджри.

— Повторяю предупреждение: не будем выходить за рамки, друзья, — примиряюще сказал Шапи. — По-моему, сейчас самая важная проблема — это национальный единый фронт.

Ислам, почувствовав свое одиночество, спросил с озлоблением:

— Единый фронт? Что ты имеешь в виду?

— Объединившись, все передовые силы должны возглавить страну и выработать политическую программу на будущее. Вот тогда мы не заблудимся: перед нами будет светоч, освещающий путь к цели, — закончил Шапи подчеркнуто наставительным тоном.

Его мысль пришлась Заману по душе. Но… «Поднимать трудовой народ на неорганизованную революцию, без руководящей и направляющей партии — преступление», — вспомнил он слова Пазыла. А «единый фронт» Шапи? Что это? Нынешним условиям действительно мог бы соответствовать единый фронт «передовых слоев». В любом случае нужно обстоятельно поговорить с ним, уточнить его цели…

— Не будем с первого же раза нагонять тоску на нашего гостя Заманджана. Прекратим лучше препирательства, Шапи-эфенди! — призвал Маруп.

— Давайте подсластим прогорклые слова инжиром, — и Шапи сорвал с дерева ягоду.

На сегодняшнее пиршество приглашены были прославленный знаток двенадцати классических мелодий — «двенадцати мукамов» — Турдахун, музыканты, среди них известные Розак-баши и Сематахун, а также танцоры.

Перед виноградной беседкой соорудили низенькие подмостки. Музыканты, чтобы не утомлять слух высоких гостей беспорядочным тирликаньем, заблаговременно настроили инструменты.

Турди прижал обе руки к груди, согнулся в поклоне:

— Высокопревосходительный хаджи-ата, не соблаговолите ли разрешить немного музыки?

— Ладно, хорошо! Не так ли, мой дамолла? — учтиво наклонился к Сабиту Ходжанияз.

— Конечно, мой ходжа! Музыка — духовная пища. Среди музыкантов, я заметил, сидит особенно искусный — Турдахун-аннагма. Турдахун! — громко крикнул Сабит.

— Слушаю вас, дамолла! — Турдахун вскочил и в знак уважения сложил руки. Лет пятидесяти, приземистый, на круглом лице короткая бородка и веселые ласковые глаза, открытый лоб, — этот человек хранил в памяти все двенадцать мукамов и все богатство газелей и сверх того в совершенстве владел струнными инструментами. Народ прозвал его почетным, славным именем — «Турдахун-аннагма» — как живую сокровищницу искусства.

— Надеюсь, вы доставите нам удовольствие, Турдахун?

— Постараемся, дамолла!

вернуться

39

Ирфания — вместилище знаний; джадидия — европеизированная религиозная школа, в программу которой были введены светские предметы — математика, география, история.

67
{"b":"242925","o":1}