— Вот как? — Шэн Шицай вскочил с места. По его сведениям выходило, что мятеж вспыхнул из-за девушки. Известие о лекаре, появившемся невесть откуда, заставило по-иному взглянуть на события. «Кто знает, а вдруг этот лекарь подослан извне… И кумульские события не случайная вспышка, а организованное восстание, готовое вылиться в народную войну… Как все это сложно…»

— Что еще вы знаете об этом лекаре? Когда он появился?

— Я сказал лишь то, что слышал. Возможно, все это просто болтовня. Чего не наплетут люди…

— Зря люди ничего не говорят. Благодарю за вести. Я представлю вас председателю Цзинь Шужэню. Пусть он услышит из ваших уст все, что вы видели и слышали.

— Я увижу господина чжуси?.. Как мне отблагодарить вас? — Юнус, поднявшись с места, прижал руки к груди.

— Сведения, которые вы можете сообщать, для нас ценнее любых подарков, ценнее самых дорогих бриллиантов.

— Есть еще одна новость. Хотя… Не знаю даже, как вам сказать…

— Говорите, говорите. Между нами не место тайнам, Ю-шангун.

— Говорят, что этот лекарь отправился в Цинхай…

— В Цинхай? — Шэн Шицай торопливо закурил и нервно сделал несколько затяжек. — Для чего?

— Это неясно. В спутники он взял известного вожатого караванов Моллахуна.

— Вот как! — Шэн Шицай быстро стал что-то заносить в записную книжку. — Вы узнали это от Моллахуна?

— Нет, мне рассказал владелец караван-сарая в Кумуле.

— Как вы думаете, с кем хочет встретиться этот подозрительный лекарь?

— Скорее всего с головорезом Ма Чжунином.

— Вы проницательны и рассуждаете здраво, дорогой Ю-шангун. Верю, что вам еще предстоит занять высокий пост.

— Благодарю вас, — Юнус сгорбился в поклоне.

— Ма Чжунин давно ищет повода вторгнуться в Синьцзян. Здесь он начинает грабить таких баев, как вы, и, насытившись, вернется к себе.

— Я слышал об этом опасном разбойнике, — поддакнул Юнус. — Ма Чжунин опаснее Ходжанияза.

— Лекарь, о котором вы сообщили, опаснее их, ибо стремится объединить силы обоих разбойников.

— Неужели нельзя предотвратить опасность, Шэн-дажэнь?..

— Ходжанияза и Ма Чжунина объединяет мусульманство. И у мусульманских баев пока нет оснований быть настроенными против них, — задумчиво заговорил Шэн Шицай, как бы вводя Юнуса в тонкости политики. Делая выводы из услышанного, он сказал о том, что знамя ислама объединит не только Ходжанияза и Ма Чжунина, оно может сплотить и двинуть против китайцев враждующие между собой народности и племена. Здесь, в Синьцзяне, где духовная отсталость пустила глубокие корни, люди легко откликались на религиозные призывы.

— Баи сохранят свою преданность Китаю, поверьте мне, — сказал Юнус.

— Суть не в том, дорогой друг, чтобы ручаться за них, а в том, чтобы заставить их активно действовать против мятежников.

— В этом вы положитесь на меня! — Юнус ударил себя в грудь.

— Спасибо, Ю-шангун! Господин чжуси будет доволен вами. — Шэн Шицай похлопал Юнуса по плечу и подумал: «Хоть ты и осел, но осел преданный».

На следующий день по протекции Шэн Шицая Цзинь Шужэнь принял Юнуса и назначил его советником правительства по обеспечению войск, прибывающих из центра в Илийский округ. Эта должность при известной ловкости могла стать источником немалых доходов. Обрадованный Юнус-байвачча не мешкая выехал в Кульджу.

Шэн Шицай проводил своего «друга» до Хунсанцза, что в пяти километрах от Урумчи. Когда он возвратился домой, жена встретила его радостными возгласами:

— Посмотри-ка на эти драгоценности — целое состояние! Какой щедрый этот Юнус!

— Не очень-то радуйся, подарки полагается отдаривать, — холодно бросил муж, умеряя ее восторги.

— Вот это уж ни к чему! С него довольно, что ты раз-другой покажешь ему белизну своих зубов!

— Не давай волю аппетиту. А то кусок застрянет в горле…

— Я забочусь о будущем, Шицай. Чего мы только не натерпелись! Забыл, как пили соевую воду? И зачем жить в этом собачьем краю, если нельзя себя обеспечить?..

— Повторяю еще раз: не жадничай — споткнешься через неделю.

— Ах, как надоела твоя осторожность! Я ведь забочусь о твоих детях. Пришел час — наполняй орехами карман…

— Не торопись. Вначале нужно пустить корни поглубже, а там все легко пойдет.

— Наконец-то ты заговорил разумно, милый мой…

— И ты наконец-то не споришь со мной… Нас пригласили на званый обед.

— Куда?

— К уйгурским баям.

— Вот как… Значит, надо одеться хорошенько.

— Напротив. Не выряжайся, как жены других чиновников.

— Почему?

— Если ты будешь держать себя попроще, жены чаньту начнут льнуть к тебе. И я легче найду путь к сердцам их мужей.

— Поняла…

— На обеде много не говори. Пусть болтают другие.

— Для тебя и обед — политика?…

— Мы должны использовать каждую возможность… Так вот, повторяю: меньше говори — наблюдай за другими и слушай…

Цзяюйгуань — городок-крепость на стыке провинций Ганьсу, Цинхай и Синьцзян, на самой границе уйгурских и китайских земель. Здесь, в этом городке, скапливаются огромные массы переселенцев, выходцев из внутренних районов Китая, чтобы совершить последний, самый трудный бросок на запад. Много людей погибает при переходе через пустыню, но голод и безысходная нужда-толкают их в этот тяжкий путь, в конце которого, по слухам и легендам, каждого ждут необъятные участки плодороднейшей земли, сытость и богатство.

У Пазыла в Цзяюйгуане было свое важное дело. Потому-то и прибыл он сюда после полудня, на «джипе» Ма Чжунина. И хотя стоял еще апрель, на узких улочках было душно, пыльно и многолюдно. Навстречу нескончаемым потоком двигались люди, прикрывавшие жалкими лохмотьями лишь нижнюю часть тела, — с нищенскими узелками, с привязанными за спиной ребятишками. Серые, как апрельская пыль, лица, впалые, лишенные жизни глаза, выпяченные ребра…

— Что это за люди? — спросил Пазыл у шофера-дунганина, когда пришлась притормозить: поток стал так плотен, что, несмотря на настойчивые гудки, пробиться сквозь него оказалось невозможно.

— Пробираются в Синьцзян, — ответил шофер.

— Бездомные… Неужели они надеются дойти?

Шофер пожал плечами.

— Эти бедняги довольно выносливы. Могут питаться травой и корнями.

Людская масса двигалась вплотную к машине, обтекая ее с обеих сторон. «Сколько трупов останется в сухих, горячих песках впереди…» — думал Пазыл.

Наконец толпа немного поредела, можно было продолжать путь. Хозяин постоялого двора, увидев шофера в военной форме, поспешно распахнул ворота.

— Прошу, прошу, дорогие гости, — пригласил он, склонив голову.

— Найдется свободная комната?

— Все заняты, не знаю, что и делать…

— Ночевать мы не останемся.

— Тогда отдохните в моей комнате. — Хозяин помог Пазылу выйти из машины, а затем провел приехавших к себе.

— Есть ли среди постояльцев синьцзянцы? — спросил Пазыл, поперхнувшись спертым воздухом комнаты.

— Были, но сегодня утром уехали, — ответил хозяин, открывая окно.

— Куда?

— В Кумул. Это были люди известного бая Юнуса.

— Не было ли среди них одного молодого джигита?..

— Как же, как же. Его зовут Замани, очень приятный господин. Он меня хорошо отблагодарил, — не без намека сообщил хозяин.

Пазыл попросил чаю. Утолив жажду, он отправился в город.

На маленьком базарчике народу было битком. С трудом протиснувшись сквозь толпу, Пазыл остановился перед низеньким ларьком. Очкастый китаец, торговавший лекарствами, заметив Пазыла, перескочил через прилавок.

— Не верю глазам! Откуда ты вдруг появился? — Он завел Пазыла к себе в лавку. — Садись, вот удобная скамейка. Ты только приехал?

— Да. Как поживаешь, дружище?

— Хорошо. Вот, сам видишь, чем занимаюсь, — Лопян показал на разложенные вдоль прилавка лекарства. — Пройдем лучше внутрь. При таком шуме невозможно разговаривать. — Он отодвинул ширму, прикрывавшую угол, и провел Пазыла через узкий — можно было идти только боком — проход в маленький, как кошма, дворик. — Не удивляйся, в этом дворе еще просторно. Видишь, с одной стороны торговая лавка, с другой — жилые дома. Соседи куда-то ушли, а то бы из этих четырех дверей вылезло десятка два ребятишек, — сообщил Лопян.