— До нынешнего дня никто меня не побеждал. Ты свалил меня. Ты настоящий парень. Вот это я получил в прошлом году в Тарбагатае, одолев тридцать джигитов, — дарю! — Монгол снял с шеи золотую медаль с изображением беркута. Повесив ее на шею Сопахуна, он добавил: — Будем друзьями!
Тем временем ребятишки принесли пойманных ворон.
— Выходи, кто умеет стрелять! — крикнул Ходжанияз.
Вышло человек пятнадцать.
— Условия такие. Каждый стреляет подряд в двух птиц. Кто не промахнется, получит награду!
Состязание началось. Только два уйгура, дунганин и казах попали подряд в двух летевших ворон.
— И на том спасибо. Очень трудно попасть влет, — похвалил стрелков Ходжанияз.
— Ходжа-ака, теперь наш с вами черед!
— Попытаем счастья, окям Га-сылин.
— Первым стреляете вы, Ходжа-ака.
Ходжанияз поднял винтовку не сразу, как другие, вместе с взлетом вороны, а дал ей отлететь повыше. Когда он выстрелил, птица, словно яблоко с ветки, упала прямо в центр круга. Раздались возгласы одобрения.
Ма Чжунин подбил ворону из маузера, положив его ствол на согнутую левую руку. На этот раз торжествующе загалдели дунгане. Ведь попасть из маузера куда труднее, чем из винтовки! Ходжанияз огорчился. Он пожалел, что стрелял не из маузера. И тут Пазыл, заметивший парившего в небе коршуна, сказал:
— А ну, попробуйте попасть в него!
Ходжанияз, вскинув винтовку, выстрелил мгновенно, птица камнем пошла вниз.
— Хао, Ходжа-ака… Вот это меткость! — вынужден был признать Ма Чжунин.
Игры продолжались до позднего вечера. Молодухи и девушки пели песни. Давно уже ни сам Ма Чжунин, ни его солдаты не отдыхали так весело.
Перед сном состоялось небольшое совещание. Обсудили сообщение дозорного отряда Асылкана и вести, полученные от чабанов.
— Будем штурмовать Жимисар! — предложил Ма Чжунин.
— Это что-то новое, — заявил недовольно Ходжанияз.
— Во-первых, Жимисар ближе, во-вторых, там мало сил, — настаивал Ма Чжунин.
— К чему гнаться за легкой победой? Ведь мы отдалимся от Кумула, — сказал Пазыл.
— Пройдя через Жимисар, мы выйдем навстречу Доу Цзигану к Яттыкудуку и отрежем Кумул от Урумчи, — разъяснил Ма Чжунин, проведя на карте линию.
Никто ему больше не возражал.
3
Два всадника мчались по каменистой дороге. Мелкие камешки сыпались из-под копыт на обочину, как град. Кони скакали, вытянув шеи. Передний всадник, судя по всему чабан, ловко держался в седле — он как бы слился с конем в одно целое. Зато второй выглядел плачевно: поводья он привязал к локтям, руки словно приросли к луке седла, он полулежал на нем. Шапка, видимо, слетела где-то в пути, и по ветру развевались, как змейки, длинные волосы, заплетенные в косички.
На небольшом пригорке передний всадник остановился, спешился и поймал поводья коня своего спутника.
— Передохнем немного, дажэнь? — предложил он.
— Нельзя, — кое-как вымолвил чиновник и пугливо обернулся. Он торопился уйти от Ходжанияза и добраться до Жимисара.
Джигит-чабан поправил скосившееся под чиновником седло, подтянул подпруги, и они поскакали дальше.
Сяньчжан Цао, жимисарский уездный начальник, принимал у себя начальника гарнизона с женой. После вечерней трапезы они, как обычно, засели за мацзян — игру в кости с картами.
Сяньчжану не везло.
— Ну что ж, отыграетесь во втором круге. — Начальник гарнизона придвинул к себе очередной выигрыш.
— Нет, сегодня не отыграться — вам очень везет.
— Зато до этого я проигрывал семь дней подряд и совсем было пал духом. Пусть хоть раз повернется ко мне лицом удача! — притворно вздохнул начальник гарнизона.
Их прервал звон колокола. Все всполошились, ибо медный колокол у входа звенел лишь тогда, когда кто-нибудь хотел довести до сведения начальника уезда не терпящее отлагательства сообщение.
— Пойдемте узнаем, что случилось, — предложил начальник гарнизона.
Он приказал привести поднявшего тревогу. Это был чиновник, несмело скакавший на лошади. Бросившись в ноги сяньчжану, он, заикаясь, выдавил единственное слово:
— Бан… ди… ты…
— Что?
— Бандиты!
— Где ты видел? — побледнел сяньчжан.
— В г-г-го… рах!
— Нужно принять меры! — заспешил начальник гарнизона.
После его ухода растерявшийся сяньчжан приказал жене спрятать ценности, а подчиненным велел запереть крепостные ворота. Жена сяньчжана суетливо засеменила на маленьких ножках, как ребенок, только начавший ходить.
— Ай-я! Ай-я! — жалобно приговаривала она, а потом села и заплакала.
Окруженное крепостными стенами селение Жимисар находилось в котловине. Если не считать немногочисленных дунган, которые держали дешевые харчевни и торговали маринованными овощами, основное население его состояло из китайцев, большей частью зажиточных торговцев, живших за счет окрестных крестьян-уйгуров и скотоводов-казахов. Когда начались волнения в Кумуле, торговцы попрятали добро и затаились, как суслики в норах, а самые проворные уехали в Урумчи.
Весть о приближающихся бандитах быстро облетела все дома, в селении началась паника. Поднятые по тревоге два батальона солдат, не ожидавшие, что сюда могут нагрянуть повстанцы, от растерянности не знали, что делать. Пока они построились, пока заняли оборону на крепостных стенах, передовые части войск Ма Чжунина вошли в Жимисар через Северные ворота, которые почему-то не успели запереть. Трое других ворот гоминьдановцы закрыли и начали со стен крепости обстреливать подходившие отряды Ходжанияза. Но это длилось недолго: солдаты Ма Чжунина разогнали основную часть гарнизона и заняли штаб. Гоминьдановцы, державшие оборону на стенах, подняли белый флаг и побросали оружие.
Едва затих грозный клич дунган, как разыскали и приволокли спрятавшегося в конюшне начальника гарнизона…
Так легко, почти без боя была взята крепость Жимисар. Ма Чжунин шутил по этому поводу: «Не успели даже кончик носа почесать!..»
Глава двенадцатая
1
После взятия Жимисара население ощутило в повстанцах реальную силу, которая способна единоборствовать с гоминьдановцами и побеждать их. Поток людей, спешивших к Ходжаниязу и Ма Чжунину, словно на поклон к пророкам, не иссякал в течение двух дней. Шли уйгуры, казахи, монголы, дунгане — разных сословий, имущие и неимущие, шли даже ставленники китайской администрации, занимавшие небольшие должности — старост, квартальных. Конечно, не все искренне сочувствовали восстанию, некоторые боялись того, как бы их не наказали за приверженность к гоминьдановцам. Они-то и распускали среди темного люда различные слухи, кривотолки. «Теперь всех китайцев соберут вместе и уничтожат, — говорили они, — всех баев засадят в тюрьму, а их достояние разграбят, молодых парней погонят в армию, а женщин заберут себе…» Эти слухи смущали народ, вызывали тревогу. Руководители восстания собрались обсудить создавшееся положение.
— Жимисаром мы овладели почти без жертв, — начал разговор Пазыл, — ибо враг не был осведомлен и не успел подготовиться. Но в будущем нас ждут еще тяжелые испытания. Нужно четко организовать тыл, создать хотя бы временную управляющую организацию…
Ма Чжунин попытался его прервать.
— Предлагаю назначить комендантом Жимисара Самсакнияза и в уездное управление выбрать по одному человеку от каждой национальности, — продолжал Пазыл, глядя в глаза Ма Чжунину.
— Неплохая мысль, — Ма Чжунин немного подумал и добавил: — По-моему, сейчас необходима лишь организация хозяйственного типа — для снабжения войск. Кроме того, нужно ведь создать охранные части, а?
— Конечно.
— Тогда пусть наш Мао Чжу организует из местных людей охрану.
— Тоже верная мысль, — согласился Пазыл.
— Значит, договорились, Ходжа-ака? — Ма Чжунин посмотрел на сидевшего молча Ходжанияза.
— Мы теперь стали сильны. Значит, можем и воевать, и другими делами заниматься, — ответил Ходжанияз.