— Ходжа-ака верно сказал: оставив все прочее, мы должны воевать, воевать и воевать, — перевернул его слова Ма Чжунин.
— Необходим хотя бы временный учредительный центр из народных представителей…
— Еще рано, Па-сяньшэн, — снова перебил Пазыла Ма Чжунин, — пока не возьмем Урумчи, об этом не может быть и речи. А сейчас в руководящих вопросах Ходжа-ака старший брат, а я младший. Так я говорю, Ходжа-ака?
— Дай бог, чтобы мы и впредь не попрекали друг друга! — ответил Ходжанияз.
— Ходжа-ака умный человек, — с усмешкой одобрил его слова Ма Чжунин.
— Решать государственные вопросы в семейном кругу, между «старшим и младшим братьями» опасно, — загорячился Пазыл, досадуя, что Ходжанияз не вникает в суть происходящего. — Мы не должны замыкаться в пределах Восточного Туркестана, пора подумать и об отношениях с внешним миром…
— О-о-о… Да вы мечтаете подняться очень высоко, уважаемый Па-сяньшэн, — протянул Ма Чжунин. Ему хотелось спросить: «Уж не с Советами ли желаете вы завязать отношения?» — но он сдержался.
— По-моему, все мы боремся за установление нового строя, за новое правительство. Значит, рано или поздно нам придется наладить связи с сочувствующими государствами, не так ли? — доказывал Пазыл.
— Это вопросы будущего. Вначале нужно здесь совершить такие дела, чтобы за границей признали нас, а тогда уж придет время решать ваши вопросы, Па-сяньшэн, — резко заговорил Ма Чжунин.
Так сразу же выявились разногласия по коренным проблемам. Стало видно, какая пропасть разделяет Пазыла и Ма Чжунина. Между ними возникла скрытая борьба, которая иногда приводила к резким столкновениям.
На площади за Жимисаром, где обычно проводились военные учения, выстроились с правой стороны отряды Ходжанияза (зеленое знамя со звездой и полумесяцем), с левой стороны — части Ма Чжунина (белое знамя со звездой). К тем и другим примыкало много добровольцев с ружьями и саблями. В восточной стороне площади на помосте из толстых досок стояли Ходжанияз, Пазыл, Самсакнияз, Асылкан и несколько почтенных людей из местных жителей. Не было лишь Ма Чжунина и его ближайших помощников. И западной части площади сгрудились, понурив головы, пленные. Жители Жимисара и окрестных сел облепили площадь со всех сторон, многие были верхом. Все смотрели на помост.
— Значит, это и есть Ходжа? — спрашивал какой-то пеший у крестьянина на коне.
— Да, вон тот, с густой бородой. Смотри, какой у него геройский вид! — отвечал всадник.
— Правда ли, что в бою, когда он расстегивает пояс, пули, попавшие в него, градом падают на землю? — продолжал расспрашивать пеший, вытягивая шею, чтобы лучше видеть Ходжанияза.
— Наверное, правда, ведь сам святой хазрет молится за него.
— Истинная правда, — вмешался в разговор третий. — Однажды, говорят, развязал пояс, и сразу высыпалось четыреста пуль…
— Хи-хи-хи… — закатился какой-то дунганин.
— Ты что, не веришь, белоголовый? Смеешься?..
— Конечно, смеюсь. Ведь если пуля попадает, человек умирает, — ответил дунганин.
— Разве пуля может поразить того, кто видел хазрета? А где твой Га-сылин?
— Сейчас выйдет. Вот тогда увидишь…
— А что на него смотреть, такой же белоголовый, как и ты.
— Белоголовый? Ха! Когда Га-сылин вступает в бой, у него в обеих руках по сабле и во рту сабля…
— Не хвались!..
Тем временем на белом коне, танцевавшем под всадником, появился Ма Чжунин вместе с Ма Шимином и Ма Чином. В толпе раздались восхищенные голоса. Ма Чжунин подъехал к помосту и, оставаясь на коне, что-то сказал Ходжаниязу.
— Люди! — подняв руку, крикнул Ходжанияз. — Сегодня мы отправляемся в путь. А вы мирно трудитесь. Никто теперь не будет вам мешать. Ахун, дайте свое благословение!
— Аминь! — вскинул руки вверх стоявший рядом ахун. «Аминь!» — раздалось в ответ со всех сторон. Пробормотав еще что-то, ахун воскликнул: — Аллаху акбар! — и провел ладонями по лицу.
После молитвы к народу обратился через переводчика Ма Чжунин:
— Я прибыл в этот край, чтобы освободить вас! Я желаю вам добра. Сниму головы с тех, кто угнетает вас! Ходжа-ака — старший брат, а я младший. Если мои солдаты будут нарушать порядок, я сам накажу их!
По его знаку Ма Шимин приказал вывести из колонны дунганских войск четырех человек, обмазанных сажей.
— Вот, — продолжал Ма Чжунин, — эти грабили имущество народа. Я казню их на ваших глазах!
Ма Шимин вывел группу дунган с винтовками на изготовку.
— Расстрелять! — приказал Ма Чжунин.
Прогремели выстрелы, четыре грабителя упали ничком на землю. Это были не дунгане, а нанятые в армию еще в Цинхае молодые сорвиголовы китайцы. Ма Чжунин предал их смерти не столько для укрепления порядка, сколько для того, чтобы привлечь на свою сторону симпатии населения и прослыть справедливым. Народ еще не знал всего этого и потому одобрил поступок Ма Чжунина.
— Слава Га-сылину! — раздалось из толпы. «Кажется, справедливый дунганин», — думали люди. И только некоторые, особенно недоверчивые, сомневались: «Как бы не было здесь какого-нибудь обмана».
— А теперь, — крикнул гордо восседавший на коне Ма Чжунин, — я войду в Урумчи, как нож в масло! Тот, кто преградит мне путь, испытает на себе остроту моих сабель! — И он, вырвав из ножен сабли, заиграл ими в воздухе.
Дунганская колонна ответила командующему одобрительными криками.
Ма Чжунин, не меняя гордой позы, двинулся впереди своих войск. Народ молча провожал его глазами.
2
Отряд Ходжанияза расположился на ночлег в лесу. Утихла суета, пламя костра, еще недавно такое яркое, теперь едва светилось, в его тусклых отсветах иногда проносились черные тени летучих мышей. К беспрерывному стрекоту цикад начал примешиваться храп бойцов, уставших после долгого перехода. Чтобы хоть как-то отогнать сон, дозорные подбрасывали в затухающий костер сухие ветки…
Пазыл не спал. В небольшой походной палатке при свете догорающей свечи он расшифровывал содержание письма, полученного сегодня.
«Ваши успехи вызвали беспокойство в правительственных кругах Урумчи. Помимо подготовки в чисто военном плане, к Ходжаниязу и Ма Чжунину направлены лазутчики, с тем чтобы разъединить вас, вызвав разногласия между уйгурами и дунганами, после чего поочередно расправиться с теми и с другими. Мы распространили листовки, где раскрыли этот план. Будьте бдительны.
Я выезжаю в Кульджу. Когда устроюсь там, связь восстановим. Напоминаю: будь начеку по отношению к Ма Чжунину, не разрывая союза с ним, используя его силы, противодействуй осуществлению его тайных намерений. Собирай вокруг себя надежных людей. Будь осторожен.
С приветом — Лопян».
«И единство, и противодействие, — заключил для себя Пазыл. — Сложная ситуация…»
Его размышления прервал Сопахун.
— Проходи, садись. — Пазыл внимательно посмотрел на Сопахуна. — Что случилось?
— Пришлось немного задержаться.
— Из-за чего?
— Как из-за чего, афандим! — Сопахун не скрывал недовольства. — Опять из-за этого наглого дунганина! Комендантам Жимисара оставлен Самсакнияз, а человек Га-сылина Мао Чжу сует нос во все дела, командует…
— Подожди, — прервал его Пазыл. — Что у вас произошло?
— Дунганин потребовал военных трофеев и весь скот, пожертвованный нам народом, — коней, коров, баранов. А Самсакнияз заявил, что пока от Ходжи-ака не будет приказа, он не даст ни одного барана. Дунгане схватились за оружие, но в спор вмешались аксакалы. Мы приехали как раз в это время.
— П-нон-нятно…
— Они захватили лучшее оружие, добытое в Жимисаре. Но не успокоились на этом и хотят забрать все остальное! Как мы можем быть вместе с ними?
— Не спеши с выводами, — проговорил Пазыл, свертывая самокрутку. Пальцы его дрожали, выдавая нервное напряжение.
— Если сегодня они творят такое, то что же завтра? Совсем сядут нам на шею! — не унимался Сопахун, которого не так-то просто было вывести из себя.
