Ноша была крайне тяжелой для его молодости, для недостаточного жизненного опыта, и теперь Ма Чжунин совсем лишился сна. Он и ел кое-как, наскоро: нужно было то спешить в штаб, то провести учения с новобранцами, то дать наставления офицерам, то посетить казармы, то проверить, как кормят солдат.

И когда сегодня, измотанный нескончаемой, беспрерывной, начавшейся с раннего утра работой, он поздно ночью вошел к себе, его ждал на столе ужин — куриный бульон, две паровые булочки-момы, тушеная рыба под острым соусом. Сняв с помощью слуги Чжоу Дайяна верхнее платье, вымыв руки в поставленном на стул тазу с водой и вытерев влажным горячим полотенцем лицо, Ма Чжунин сел за стол. Проглотив две-три ложки бульона, положил в рот два кусочка рыбы, коротко бросил Чжоу Дайяну:

— Убери!

— Ши! — ответил тот, но не двинулся с места, всем своим видом как бы говоря: «Ну зачем голодать? Ешь! Ведь целый день ничего не ел…»

— Чего ждешь? Убери! — Га-сылин понял слугу и приказал без гнева, но решительно.

Чжоу Дайян начал собирать посуду, однако опять остановился:

— Говорят, водка вызывает аппетит…

— Вон ты какой! Пьяницу из меня сделать хочешь? — Тронутый заботой слуги, Га-сылин обмакнул мому в бульон, съел, улыбнулся. — Теперь доволен, сяогуй?[37]

— Ши. — Тот наклонил голову, собрал на деревянный поднос посуду со стола и вышел. Через короткое время он вернулся с маленьким чайником без чашки: командующий любил пить крепкий чай прямо из чайничка. — Урюк принесли…

— Не нужно, иди спи, сяогуй, — опять улыбнулся Га-сылин.

Сяогуй поклонился три раза и вышел. Напившись чаю, Га-сылин прилег на походную кровать.

Он вспоминал родных редко — не хватало, наверное, времени. Однако сегодня, когда сяогуй заставлял его поесть, вспомнилась мать, Ма-тайтай, как ее называли.

«Давно не пробовал материнской танмомы — сладких булочек…» В детстве он очень любил танмому, и мать почти каждый день баловала своего любимца. Озорной Сяо Ма (маленький Ма — Мухаммар) набивал сладостями карманы и бежал на улицу. Там он раздавал сладкое ребятишкам с условием, что те будут возить его на своих спинах… Они часто играли в войну, он всегда был командиром, распоряжался всласть… «Мать, наверное, была бы недовольна мной, — вздохнул Га-сылин. — Эх, если бы вернуть беззаботные детские годы…» Вспомнились родные края, родственники, друзья — все, с кем играл, с кем рос, не припомнилась лишь милая сердцу подруга, потому что не было ее у него.

Однако мысли его постепенно переключились на солдат, офицеров, на предстоящие сражения. «Вот будет у меня тридцать тысяч солдат, да добровольцев тысяч десять наберу — тогда задам взбучку Шэн Шицаю! Оружия, правда, маловато…»

Он нащупал на столике сигареты, закурил, часто затягиваясь. «Те обманщики обещали сделать меня вождем исламского мира… Чему верил я, дурак? Посулам? Где их обещанная помощь? Кто скажет, как теперь сложится моя судьба — из-за того только, что когда-то так легко поверил Японии, находящейся на краю земли?.. Чтобы не попрать прах павших соратников, не отречься от них, чтобы не сгорать со стыда перед памятью любимой матери, перед своими товарищами, я должен идти дальше… Но — не смогу. Уже поздно. Даже былой славы не вернуть…»

В дверь тихонько постучали.

— Кто?

— Я, — ответил сяогуй.

— Чего тебе?

— Сато…

— Что?! — воскликнул Га-сылин, вскочил с кровати и, как подстреленный зверь, заметался по комнате.

Бесцеремонный гость уже стоял на пороге, улыбаясь:

— Гимнастикой занимаетесь перед сном? — Он протянул остановившемуся посреди комнаты командующему руку, тот сделал движение убрать свою, потом все-таки ответил японцу рукопожатием.

— И здороваться не хотите, друг…

— Садитесь, раз приехали, — через силу пригласил Ма Чжунин.

— Уже три дня, как приехал…

— Что? — удивился Га-сылин. «Настоящий черт, исподтишка подкрался, следит, вынюхивает», — подумал он.

— Не удивляйтесь, дорогой. Я, как ангел-хранитель, всегда кружусь около вас.

— Ангел-хранитель! — зло повторил командующий. Ему не терпелось отвесить пощечину притворщику, и только сумрачный вид Сато удержал его, он спрятал руки в карманы.

— Конечно. Если мы не протянем руку помощи сегодня, ваша гибель будет предопределена завтра.

— Где ваша помощь?

— Мы в обещаниях крепки, в уговоре строги. Мы много вам — помогли, поставили на ноги, а что вы дали взамен? — Сато говорил требовательно, будто взыскивал долг с несостоятельного должника.

— А что я должен был вам дать? — Голос командующего задрожал от злости, мысленно Га-сылин упрекнул себя за это: «Поразительно! Этот мерзавец всегда выводит меня из равновесия…»

— Вы должны были занять Синьцзян. А что сделали? Мы вас не на заячью охоту сюда направляли, в конце концов! — Сато будто читал наставления ребенку.

— А что бы сделали вы на моем месте?

— Я? — Сато осекся в поисках подходящих слон, Га-сылин попал в самое слабое место. Однако опытный шпион быстро нашелся: — На вашем месте я для вида принял бы предложение Шэн Шицая и овладел обещанными Кумулом, Баркулем, Люкчуном — в общем восточными воротами Синьцзяна. Тогда гораздо легче было бы получать от нас оружие и помощь… — Он обвинил Га-сылина в поспешности, в стратегически неоправданном углублении в южные районы, в беспрерывном перемещении с малыми силами.

Га-сылин возмутился:

— Вы кормили меня пустой грудью! Вы лишили меня помощи в самое тяжелое время! — И хотел добавить: «А теперь не путайтесь! Предоставьте меня самому себе!» — но смолчал.

Сато опять словно угадал его мысли:

— Успокойтесь, мы от вас не отказываемся. Начатую игру закончим вместе. Надлежащую помощь получите.

— Помощь?

— Хе-хе… помощь, — хрипло рассмеялся Сато: он уловил, как изменилось выражение лица Га-сылина. — Только вы слишком отдалились. Доставлять вам оружие очень непросто…

— Так где же ваше оружие? — Га-сылину остро не хватало военного снаряжения. Услышав столь своевременное обещание, он готов был отказаться от решения порвать с японцами.

— Мы хорошо осведомлены. Даже о соглашении с Сабитом-дамоллой…

— Кто сообщил вам?

— Не нужно об этом спрашивать. Ладно, мы не против, если у вас на время станет одним врагом меньше. Но думаю, что ваш план едва ли осуществится. У Са-бита-дамоллы есть свои ангелы-хранители, без их откровений он ничего не предпринимает.

— Скажите лучше об оружии. — Га-сылина раздражали бесконечные назидания Сато.

— Оружие идет через Черчен — Чарклык.

— Только еще идет? Как бы это опять не оказалось пустой приманкой…

— Нет, Кашгар и Хотан пас интересуют не меньше, чем вас. Оружие получите в Маралбаши. Просил бы отправить сегодня же вечером сотню надежных кавалеристов навстречу каравану.

Га-сылин облегченно вздохнул, в голове зароились новые воинственные планы. Сато поднял руку.

— Не думайте, — сказал он, — что это поистине золотое оружие мы дадим вам просто так. Теперь мы будем контролировать все ваши действия. Кстати сказать, мы не считаем правильным отправлять к Сабиту Бэйда одного.

— Почему?

— Не будьте ребенком. — От ехидной улыбки Сато Га-сылину стало не по себе, он даже отвернулся. — Вреда не будет, если вы приставите к Бэйда преданного вам человека. Пусть они следят друг за другом.

— Ладно. — Га-сылин с ненавистью взглянул на коротконогого Сато.

Сабит-дамолла сидел в своем кабинете, служившем ему одновременно и жильем, просматривал журнал «Яш Туркстан», издававшийся в Берлине.

Среднего роста, невзрачный — круглое, как лепешка, лицо со слегка раздутыми щеками, будто ущемленный нос, негустая бородка, — он по виду ничем не отличался от обыкновенных людей. Накидка из грубой ткани, какие носят учащиеся из прихода, на голове намотана небольшая чалма. Даже став главным назиром, дамолла не изменил своей заурядной одежде.