— Все решится сегодня…
Правительственная резиденция, в течение ста пятидесяти лет называвшаяся «цзяньцзюнь ямынь», теперь именовалась более демократично: «дубань гуншу» — «канцелярия дубаня».
Изменилось не только название — заменена обстановка, охрана… На кирпичной стене у центрального входа установлены пулеметы. У главных ворот раньше стояло четыре часовых, по двое справа и слева, — теперь их шестнадцать. Войти можно лишь по пропуску, и то после самой тщательной проверки. Наиболее подозрительных посетителей проверял сам начальник охраны. Сегодня их много — в канцелярию дубаня вызваны все сколько-нибудь значительные чиновники и офицеры. В специальной комнате им предложили оставить оружие и только после этого пропустили в зал. Там вызванные удивленно переглядывались друг с другом.
Собравшиеся с тревогой ожидали появления Шэн Шицая. Тревога возросла, когда заметили, что застекленная веранда, через которую можно пройти в сад, заполнена вооруженными солдатами.
Никто не посмел поинтересоваться, для чего вызваны солдаты. Только Цзинь Чжун сказал сидевшим вокруг единомышленникам::
— Не пахнет ли заговором?.. — Его обычно бледное лицо стало еще белее.
— Если ты, начальник штаба, ничего не знаешь, откуда нам знать? — Тао Минью снял очки и растерянно заморгал глазами.
— Чему тут удивляться — новый правитель стремится к неограниченной власти, вот и пугает.
— Да, такой ввергает в беду прежде всего окружающих, — заявил Тао Минью.
Лю Шаотен возразил:
— Но у него же нет оснований…
— Оснований? Какие основания нужны авантюристу? — обозлился Цзинь Чжун. Теперь он горько каялся в том, что поверил Шэн Шицаю.
Тем временем появился адъютант Шэн Шицая Лю Бин с десятком солдат.
— Господа! — крикнул он. — Цзинь Чжун, Лю Шаотен, Тао Минью пытались совершить государственный переворот!
— Ты что мелешь? — вскипел Цзинь Чжун. Рука его потянулась к поясу, но он вспомнил, что оружие у него отобрали, и до крови прикусил губу.
По знаку Лю Бина солдаты накинулись на трех «заговорщиков» и связали их.
— Пусть выйдет палач Шэн! — выкрикнул Цзинь Чжун.
— Где этот негодяй? Чего же вы молчите, господа? Нас обвиняют ложно!..
Никто не пошевелился в ответ.
— Выводите! — приказал солдатам Лю Бин.
Солдаты выволокли всех троих в уголок сада и тут же расстреляли на глазах присутствующих.
Шэн-дубань, наблюдавший сверху — из окна второго этажа — за происходящим, свободно вздохнул и облизнул губы.
В зале установилась гнетущая тишина.
— Сидите спокойно! — прогремел голос неожиданно появившегося Шэн-дубаня. Этот голос заставил вздрогнуть сердца сидевших. — Подлецы хотели расправиться не только со мной, но и с лучшими нашими людьми во главе с Ли-чжуси…
Все молчали. Только Папенгут решился произнести:
— Собакам собачья смерть!
Шэн Шицай, взглянув на него, продолжал:
— Среди вас есть последователи Цзинь Чжуна, я знаю. Их вина не так значительна. Если они раскаются, никто их преследовать не будет…
Головы сидевших чиновников в страхе опустились еще ниже.
— Если приспешники Цзинь Чжуна не напишут подробно о своем раскаянии, будут приняты крутые меры! — Прокричав это, Шэн-дубань удалился так же неожиданно и стремительно, как и появился.
Перепуганные чиновники и офицеры долге еще не смели пошевельнуться. Им было страшно от мрачного вида Шэн Шицая, от его грозных слов. Кто знает, какая участь ждала каждого из них…
Так в Синьцзяне началась «новая эра».
Глава двадцатая
1
Ма Чжунин вновь вступил на территорию Восточного Туркестана. Его дивизии заняли Кумул, без всякого сопротивления дошли до Гучена и взяли его.
Шэн Шицая в это время больше заботили «внутренние враги», для борьбы с ними он сосредоточил все силы в Урумчи. Путь для Ма Чжунина был открыт.
Создалось положение, при котором главную роль на военно-политической арене Восточного Туркестана стали играть два пришельца — Шэн Шицай и Ма Чжунин и стоявшие за ними силы. Ходжанияз — третья реальная сила — не примкнул ни к тому, ни к другому, он готовился к походу на юг. Шэн Шицай верно оценил смертельную угрозу со стороны Ма Чжунина и попытался перетянуть Ходжанияза на свою сторону. Он вызвал Юнуса и поручил ему отправиться к Ходжаниязу для переговоров. С караваном подарков Юнус прибыл в Пичан, где Ходжанияз разбил временный лагерь.
— Говорите с ним вы, афандим. Боюсь, что он такой же лжец, как приезжавший раньше Турсун-баба, — сказал Ходжанияз Пазылу.
— С ним вместе сам Назар-кази, это могут расценить как невежливость. Примите вы их, Гази-ходжа, — заговорил Хатипахун.
Ходжанияз покосился на него, но ничего не сказал.
— Вы, Хатипахун, не политик и лучше не вмешивайтесь, — оборвал муллу Моллахун.
Пазыл вышел вместе с Заманом и Сопахуном.
— Пришло время встретиться лицом к лицу со своим заклятым врагом. Готовься, Заман! — пошутил Пазыл во дворе.
— Это хорошо, Пазыл-ака!
— Не растеряешься?
— А чего теряться, Пазыл-ака?
— Вы с Сопахуном оденьтесь как следует, не забудьте об оружии, — посоветовал Пазыл.
Когда все было готово, он послал за приехавшими.
— Пожалуйста, Юнус-байвачча, я давно мечтал встретиться с вами, — приветливо начал разговор Пазыл…
Юнус поздоровался с Пазылом, Сопахуном, протянул ладонь и Заману, не узнав его, но вдруг отдернул руку и даже отступил на шаг. Новый, по фигуре, бешмет, зеленые брюки, сапоги с высокими голенищами и перекрещивающиеся на груди ремни о маузером и саблей — так выглядел Заман. «Вот где он, подлец…» — подумал Юнус, пораженный встречей. Однако взял себя в руки, поздоровался с Заманом.
— Гази-ходжа уполномочил нас говорить с вами обо всем, — сказал Пазыл после того, как гости расселись.
Презрительно покосившись на Сопахуна и Замана, Юнус ответил:
— Как и полагается, вначале мы хотим вручить письмо Шэн-дубаня. — Он протянул письмо.
— Читай вслух, Заман, — Пазыл передал письмо Заману.
Тот начал читать:
— «Виновник тяжелого положения народов Синьцзяна Цзинь Шужэнь ниспровергнут. Цель нынешнего правительства — создание счастливого Синьцзяна. Объявленная политическая декларация из восьми пунктов полностью отвечает чаяниям народа.
Большинство членов нового правительства — представители местных национальностей. Если бы вы, господин Ходжанияз, прибыли в Урумчи, мы вместе трудились бы на благо народа, которому нужна мирная, спокойная жизнь. Я сторонник мира. Не желаю враждовать с вами. Ма Чжунин обманул вас. И теперь в надежде овладеть Синьцзяном бросился в кровавый поход. Если мы, объединясь, изгоним этого пришельца, народ будет доволен нами. Верьте мне, я не обману вас, подобно Ма Чжунину. Я сторонник народовластия…»
— Народовластие — слово священное, — заметил Пазыл, когда письмо было прочитано.
— Шэн Шицай разрабатывает проект соответствующих реформ. Широких прав для народа можно добиться и без пролития крови. Верьте мне, Пазыл-афанди, — сказал Юнус.
Заман вмешался в разговор:
— Как верить человеку, организовавшему кровавую провокацию в Кульдже?
Юнус побледнел.
— Заман правильно сказал. Шэн Шицай, Ма Чжунин и их приспешники многому научили нас. И теперь мы знаем, кому верить и кому не верить…
— Вы, — прервал Юнус Пазыла, — опьянены пролитой кровью. Вы закрываете глаза на народные бедствия.
— Да, мы проливаем кровь в боях, зато не пьем кровь жертв, как Шэн-дубань. Мы понимаем, что без борьбы не добиться освобождения родины.
— На что вы надеетесь, Пазыл-афанди?
— Мы надеемся на силы народа и на победу правого дела! — резко ответил Пазыл.
Юнус помолчал, прежде чем ответить:
— Безрассудно говорить о победе, не опираясь на Шэн Шицая или Ма Чжунина!
— Напротив, безрассудно ждать чего-либо хорошего от этих двух палачей! И те предатели, которые будут искать опору у пришельцев, стремящихся поработить наш край, несомненно, предстанут перед судом народа!
