Дубовый листок оторвался от ветки родимой

И в степь укатился, жестокою бурей гонимый;

Засох и увял он от холода, зноя и горя

И вот наконец докатился до Черного моря.

У Черного моря чинара стоит молодая;

С ней шепчется ветер, зеленые ветви лаская;

На ветвях зеленых качаются райские птицы;

Поют они песни про славу морской царь-девицы.

И странник прижался у корня чинары высокой;

Приюта на время он молит с тоскою глубокой,

И так говорит он: «Я бедный листочек дубовый,

До срока созрел я и вырос в отчизне суровой.

Один и без цели по свету ношуся давно я,

Засох я без тени, увял я без сна и покоя;

Прими же пришельца меж листьев своих

                                                       изумрудных,

Немало я знаю рассказов мудреных и чудных».

— На что мне тебя? — отвечает младая чинара,

Ты пылен и желт, — и сынам моим свежим не пара.

Ты много видал — да к чему мне твои небылицы?

Мой слух утомили давно уж и райские птицы.

Иди себе дальше; о странник! тебя я не знаю!

Я солнцем любима, цвету для него и блистаю;

По небу я ветви раскинула здесь на просторе,

И корни мои умывает холодное море.

1841

Выхожу один я на дорогу;

Сквозь туман кремнистый путь блестит;

Ночь тиха. Пустыня внемлет богу,

И звезда с звездою говорит.

В небесах торжественно и чудно!

Спит земля в сиянье голубом…

Что же мне так больно и так трудно?

Жду ль чего? жалею ли о чем?

Уж не жду от жизни ничего я,

И не жаль мне прошлого ничуть;

Я ищу свободы и покоя!

Я б хотел забыться и заснуть!

Но не тем холодным сном могилы…

Я б желал навеки так заснуть,

Чтоб в груди дремали жизни силы,

Чтоб дыша вздымалась тихо грудь;

Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея,

Про любовь мне сладкий голос пел,

Надо мной чтоб вечно зеленея

Темный дуб склонялся и шумел.

1841

Таракан

Как в стакан

Попадет —

Пропадет,

На стекло

Тяжело

Не всползет.

Так и я:

Жизнь моя

Отцвела,

Отбыла;

Я пленен,

Я влюблен,

Но в кого?

Ничего

Не скажу;

Протужу,

Пока сил

Не лишил

Меня бог;

Но чтоб мог

Разлюбить,

Позабыть —

Никогда.

Навсегда

Я с тоской,

Грусти злой

Не бегу:

Не могу

Убежать,

Перестать

Я любить —

Буду жить

И тужить.

Таракан

Как в стакан

Попадет —

Пропадет,

На стекло

Тяжело

Не всползет.

1833

Фонарики, сударики,

Скажите-ка вы мне,

Что видели, что слышали

В ночной вы тишине?

Так чинно вы расставлены

По улицам у нас:

Ночные караульщики,

Ваш верен зоркий глаз!

Вы видели ль, приметили ль,

Как девушка одна,

На цыпочках, тихохонько

И робости полна,

Близ стенки пробирается,

Чтоб друга увидать

И шепотом, украдкою

«Люблю!» ему сказать.

Фонарики, сударики

Горят себе, горят,

А видели ль, не видели ль —

Того не говорят.

Вы видели ль, как юноша

Нетерпеливо ждет,

Как сердцем, взором, мыслию

Красавицу зовет…

И вот они встречаются —

И радость, и любовь;

И вот они назначили

Свиданье завтра вновь.

Фонарики, сударики

Горят себе, горят,

А видели ль, не видели ль —

Того не говорят.

Вы видели ль несчастную,

Убитую тоской,

Как будто тень бродящую,

Как призрак гробовой,

Ту женщину безумную,

Заплаканы глаза:

Ее все жизни радости

Разрушила гроза.

Фонарики, сударики

Горят себе, горят,

А видели ль, не видели ль —

Того не говорят.

Вы видели ль преступника,

Как в горести немой

От совести убежища

Он ищет в час ночной?

Вы видели ль веселого

Гуляку в сюртуке,

Оборванном, запачканном,

С бутылкою в руке?

Фонарики, сударики

Горят себе, горят,

А видели ль, не видели ль

Того не говорят.

Вы видели ль сиротушку,

Прижавшись в уголок,

Как просит у прохожего,

Чтоб, бедной, ей помог;

Как горемычной холодно.

Как страшно в темноте.

Ужель никто не сжалится,

И гибнуть сироте?

Фонарики, сударики

Горят себе, горят,

А видели ль, не видели ль —

Того не говорят.

Вы видели ль мечтателя,

Поэта в час ночной?

За рифмой своенравною

Гоняясь, как шальной,

Он хочет муку тайную

И неба благодать

Толпе, ему внимающей,

Звучнее передать.

Фонарики, сударики

Горят себе, горят,

А видели ль, не видели ль —

Того не говорят.

Быть может, не приметили…

Да им и дела нет;

Гореть им только велено,

Покуда будет свет.

Окутанный рогожею

Фонарщик их зажег;

Но чувства прозорливости

Им передать не мог!..

Фонарики, сударики

Народ всё деловой:

Чиновники, сановники —

Всё люди с головой!

Они на то поставлены,

Чтоб видел их народ,

Чтоб величались, славились,

Но только без хлопот.

Им, дескать, не приказано

Вокруг себя смотреть,

Одна у них обязанность:

Стоять тут и гореть.

Да и гореть, покудова

Кто не задует их.

Так что же и тревожиться

О горестях людских!

Фонарики, сударики —

Народ всё деловой:

Чиновники, сановники —

Всё люди с головой!

1841